Петербургский театральный журнал. «Она, он и инфаркт»
Рецензия Татьяны Джуровой на спектакль Ольги Арефьевой и Олега Жуковского «Приключения в романе» на сайте Петербургского театрального журнала. «Она, он и инфаркт» 16 февраля 2015
…Ольга Арефьева — талантливая универсалка, певица, внедряющая стратегии вечной женственности во все, что бы ни делала — в музыку, книги, танец.
«Приключения в романе». По книге Ольги Арефьевой «Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной».
Театр La Pushkin (Новосибирск) на Эрарта Сцене.
В самом начале Она — в чем-то длинном и струящемся и с такими же длинными струящимися линиями тела, Он — лысый, гимнастически сложенный, встают на фоне занавеса и, пока звучит «закадровый» диалог кого-то, кто съел Ефросинью и стал ею, принимают манерные позы, будто давая тексту пластический сурдоперевод.
Этой преамбулой можно воспользоваться как ключом. Текст книги Ольги Арефьевой здесь не играют, а воПЛОЩАЮТ два персонажа-мифотворца. Она — Ольга Арефьева — талантливая универсалка, певица, внедряющая стратегии вечной женственности во все, что бы ни делала — в музыку, книги, танец. За Ним — Олегом Жуковским, персоной не менее колоритной, когда-то актером DEREVO, участником первой легендарной редакции «Школы для дураков» Андрея Могучего, соавтором спектаклей Атиллы Виднянского, создавшим в Германии свой театр La Puskin, тянется пышный шлейф мистификаций.
Они воплощают этот текст, не перевоплощаясь.
И, конечно, не только Ольгу Арефьеву мы узнаем в Ефросинье, героине ее исполненной пряного самолюбования книжки, но и ее возлюбленного, Лиса, который, как и Олег Жуковский, «носил великолепное мужское тело и лысую голову». Она — рассказчица, присутствует на сцене то в чарующей непосредственности свободного артистизма непрофессионалки, покорно ассистирующей профи phisical театра, то — как ось, которую кружевом томных движений оплетает мужское тело, изменчивое, вкрадчиво-андрогинное, искусительное тело оборотня — Лиса.
Есть и третья, ассистентка, участница пространственных композиций. Но третий в таких историях всегда лишний.
Текст книги может звучать или не звучать. Отношения с ним открытые, свободно-соревновательные. Так, однажды Ольга Арефьева садится на стул и, посмеиваясь, диктует партнеру цитаты-задания из жизни Иеронима Инфаркта (есть в книжке такой персонаж, «чей дневник она отыскивала, когда ей хотелось почитать чего-нибудь вредного»): «…он каждый день оплачивал свои похороны» или «…он пытался дозвониться своей заднице». Каждой реплике Жуковский подбирает пластический эквивалент. И что немаловажно — до своей задницы он не только дозванивается, она ему еще и отвечает.
Оба вышивают пространство.
Он — узором линий, вьющихся, змеиных, оплетающих пространство, словно плющ. Рисунок движений напоминает растительный орнамент, кажется зримым.
Она — звуками голоса, гладкого и гибкого, как тело змеи, скользящего, будто шелк.
Перед нами своего рода попытка синестезии: не синтетический спектакль, а поиск пластического, звукового эквивалента — тексту, такому виановскому, чувственному, исполненному самолюбования, густо вытканному орнаментом прихотливо сплетающихся слов, у «каждого из которых есть вкус и запах», и пряных парадоксов («оркестр вступил в партию, но не понял, в какую»).
Текст воплощают, проращивают не в чувствах, знаках и символах, а в звуках, ощущениях, светотенях. Говорят не смыслами, а перезвоном колокольчика, который в кромешной тьме проносят перед носом зрителя, очертаниями женской груди под мерцающим шелком, упругой тканью, принимающей форму мужского тела.
Наверное, весь этот эстетизм был бы невыносим, если бы не был сдобрен изрядной толикой самоиронии. Если бы персонажи того самого «романа с самим собой, который длится всю жизнь» не понимали, что за спиной каждого воплощенного совершенства и в конце каждой такой книги сидит Иероним Инфаркт, маленький некрасивый человечек с женскими глазами. «Свою жизнь я выдумал. Я писал ее потому, что Вы ее читали, я воображал себя для Вас».
Татьяна Джурова
16 февраля 2015