Ирина Терентьева. Тотальная клоунада, или Асисяй и другие «Лицедеи» (отрывки)
Текст — целая книга. Собранный в один вордовый файл, составил около 100 страниц. Я навыбирала из него цитат, понравившихся моментов, не заботясь о связности. Иногда слог очень хорош, эти моменты я попыталась не упустить. И вообще, всё, что связано с Полуниным и «Лицедеями» — как старой, так и новой формации, мне сейчас очень интересно. Если вам — тоже, то вы всегда можете пойти по ссылке и перечитать целиком препарированный мной текст. Если нет — то собранные мной кусочки могут просто доставить вам литературное удовольствие и некоторую информацию о странной жизни клоунов (которая очень близка к странной жизни певиц…).
Ольга Арефьева
— Ваша профессия?
— Шут гороховый. Дурак вот уже двадцать лет.
— Ваше основное личное качество?
— Уникальность.
— Где Ваш дом?
— Там, где застанет вечер.
— Кто может стать настоящим клоуном?
— Настоящим клоуном может стать каждый, порой даже не желая того.
— Какие у Вас глаза?
— С сиянием в тихом омуте.
— Как по-вашему, дурак это диагноз, кредо или мировоззрение?
— Это просто способ не делать того, что не хочется.
— Ваш девиз?
— Поэтом можешь ты не быть, но клоуном ты быть обязан!
— Ваше отношение к жизни?
— Не раскаиваюсь…
Артисты торжественно выстроились в каре вокруг лысого клоуна-музыканта, мокнущего у красной крепостной стены. Он фальшиво и заунывно дудел на здоровенной трубе, завернутой улиткой. Публике настойчиво предлагалось купить с лотка яйца по десять копеек, чтобы кидать в музыканта, если не нравится исполнение. Все долго мялись, потом один мужчина, хорохорясь, купил первое яйцо и метнул со всей силы. Мимо. Прочие, словно с цепи сорвавшись, расхватали яйца, целя в лысого со свистом и хохотом. Яйца рвались рядом, желток стекал по кирпичной стене, одно попало в трубу, другое в руку… Тот, прищурив пронзительные глаза, дудел про «Мы смерти смотрели в лицо». Юная девушка купила яйцо, подошла и положила у его ног. А один бомж со страшным воплем запулил свой снаряд в зрителей.
Грим — это ключ зажигания для образа. Стоит только артистам раскрасить себе лица, они уже ведут себя не как миряне, а как их очень художественные персонажи, с непредсказуемыми повадками.
…как прихорашивается перед зеркалом, не замечая надетого наизнанку свитера.
Квартира напоминала чемодан, поставленный на ребро.
Меня погребла лавина экстраординарности.
Он мыл себе голову моим кремом от загара и пытался заварить в чайной чашке пакетик с перцем. Но апофеозом была его фраза, произнесенная изумленно-горьким тоном: «Ну почему я такой?!» — это когда он уже и сам был потрясен, придя домой со спектакля, устало сняв носки и увидав одну свою ногу с ярко-зеленой ступней.
«Если что-то не находится через две минуты, значит искать бесполезно: оно или само выползет, или станет вовсе ненужным» — стало нашим девизом.
Причем его невозможно критиковать, либо сразу взрыв, либо абсолютно никакой реакции. Зато если похвалить: «Боже, как талантливо ты завязал шнурки!», тогда пока он застенчиво-сладко улыбается, есть шанс что-то поправить. «Меня удивляет, как ты, такой гениальный, неповторимый… отдельный недостаточек — эта шляпа, мне странно». (Шляпой была вытерта побелка на потолке, когда он, уже одевшись перед уходом, лазил на антресоли за афишами и отутюжил головой самый пыльный угол).
Я вдруг поняла, что муж мой на самом деле не один конкретный человек, а вереница фантомов: то китаец-рыбак, весело пожирающий свежепойманную рыбку, то параноик-гений бельканто, пред которым меркнут светила.
Если бы вы знали, каково это быть декабристкой, а также январисткой, февралисткой и прочее при постоянно гастролирующем муже! Во время сборов в дорогу главной приметой дня был разверзшийся чемодан в центре спиральной галактики из вещей и тряпок.
Аура бывшей столицы империи с безумно красивыми зданиями улицами и набережными. Покой и достоинство фасадов, простор площадей. «Здесь живут дома, но не люди.»
Плюс климат… Как это у Ф.Г.Раневской: «Вам не кажется, что погода переживает климактерический период?» Когда в воздухе носятся тревожные смерчи, газеты мотаются на уровне третьего этажа, тоскливо воют собаки и настойчиво тянет «брякнуть вниз об мостовую одичалой головой», значит просто очередное наводнение.
Освещение, перспективы, цвет города это алхимия, колдовство, припадки безумия Гоголя и Достоевского. Полутемные подворотни с людьми-призраками и ярко-натуралистическими помойками, способными своей вонью вызвать галлюцинации. Проходные дворы, где плесень в гулких сырых арках похожа на изысканные кружева, футуристические линии крыш и стен, прихотливые оттенки и фактуры этих плоскостей «без окон и дверей», убийственно живописные парадные, скрывающие в своих колодезных недрах двери, ведущие в другие измерения… Однажды, проходя мимо низкого окна жилого дома, боковым зрением я зацепила кадр: из пыльной мутной глубины комнаты, как утопленник из омута, выглядывал страшный корявый старик с бородищей цвета старой паутины, и орал беззубым ртом в разверстую фортку: «Люди! А сколько сейчас времени?!» У меня мурашки по спине побежали. «Из какого ты века, дедушка?» Вспомнилось китайское изречение: «Говорят, время проходит. Нет, это мы проходим.»
А эти квартиры! Братец мужа пригласил нас к себе на день рождения, и тогда я впервые в жизни увидела что это такое. Ветхий, в метр шириной, коридор, по которому идущий человек гонит перед собой воздушную волну, как поезд по тоннелю метро, сундуки, вешалки со сталактитами из одежды, комнатушка брата, пятая налево, в которой стоит сервант с единственной пыльной рюмкой, да кровать полутораметровой высоты с облупленными никелированными шариками. Коридорная кишка упирается в пустынную нежилую залу с расписным потолком: небеса и розы. Со стен свисают обрывки обоев незапамятных времен. На веревках, протянутых по диагонали сушащиеся чулки и бюстгальтеры, в углу — склад изломанных велосипедов. Балкон населен каменными статуями с ненормально мощными бедрами и грудями. Сильнее всего меня потрясла туалетная комната, в которой потравленная ржавчиной ванна провалилась одним концом на полметра вниз вместе с полом. С потолка же свисала лохматая веревка на случай, если пол рухнет, когда кто-нибудь будет мыться в ванне, чтобы можно было уцепиться за нее и спастись…
Одного из завсегдатаев, Колю Никитина, ты обязательно должна увидеть. Раньше он был потрясающим каучук-мимом. Сам Марсель Марсо, увидев здесь его номер «Марионетка», похлопал Колю по плечу со словами: «О, се фантастик!» В нашем театре Коля оставил заметный след. Когда мы придумывали спектакль «Чурдаки» он сильно повлиял на атмосферу своей какой-то необыкновенностью, загадочностью. Бывало, придет с сияющим взглядом, и скажет: «Ой, а вот…» и поводит этак в воздухе головой и руками. И все как-то проникнутся и скажут: «О-о-о… Да…» Он даже в спектакле поначалу участвовал. Вылезал из большого сундука. Сначала выползали его руки из двух круглых дырок, открывали висячий замок, а потом сверху приподнималась крышка и показывалась голова. Но, к сожалению, Никитин совсем спился, и стал бродячей реликвией тех времен, когда пантомима в Питере только зачиналась. Его можно узнать по горящим белым огнем глазам и ласковой вурдалачьей улыбке…
Причем, никто из членов театра не имел поначалу специального театрального образования. Зато почти все они (внимание!) были с детства двоечниками, проклятьем школьных учителей, «дурачками». Это дает возможность попутно выдвинуть гипотезу об обратной причинно-следственной связи между оценкой по поведению и клоунским дарованием.
Не надо стесняться выдвигать так же гипотезу о том, что такие люди, как Лицедеи, являются представителями особой ветви эволюции человечества. Можно назвать ее «Гомо-клоунус». Тупиковая ли это ветвь или нет, покажет время, но для клоунского искусства представляется чрезвычайно важным распознавание представителей данного вида в любом возрасте, так как их сплочение создает весьма своеобразную среду, обладающую ярко выраженным магнетически-заразным эффектом.
В свою бытность студентом, Полунину порой настолько не хватало средств, что однажды с голодухи им была целиком скушана трехлитровая банка черносмородинового варенья, присланного мамой из деревни, после чего два дня вследствие жесточайшей крапивницы Славу никто в лицо (вернее, как было сказано, «в харю») не узнавал. В те времена многие студийцы в прямом смысле материально бедствовали. («Прожить в принципе можно, дважды в неделю сходив к кому-нибудь в гости»). Мамаши талантливых сыновей вопрошали: «Ну разве это занятие для мужчины ногами махать и рожи корчить? Вот отец-то кормилец. Заслуженный передовик. А этот что? Пять рублей за концерт!» Зато клоунские идеи воплощались на сцене в кристально-чистом виде. Альтернативы творчеству просто не существовало.
Караван мира
Самое живописное становище у театра из Англии «Футсборн». Эти ребята странствуют уже много лет, народившихся детей обучают своими силами в автобусе-школе. У них есть шикарное шапито, стадо фургонов, рыдванов и домиков на колесах, а в каждом зашторенном кружевами окне надежно зафиксированы цветы в горшочках. Их дети передвигаются исключительно на роликах или ходулях и выглядят по-тарзаньи.
Новые друзья из Африки рассказали, что у них в деревне полно ручных крокодилов, дети играют с ними, как с собаками. На змей никто внимания не обращает, так как к их укусам местные жители не восприимчивы. Единственное, чего они боятся, это диких пчел…
Помню только, что приехал из Амстердама клоун Джанго Эдвардс. Легендарная личность, гипоманьяк. Мне рассказывали, что он был лишен родного американского гражданства за скандальную репутацию, переехал со своими миллионами в Голландию и продолжает бузить. Например, сажает полный «Боинг» клоунов, летит с ними в какие-нибудь Афины и устраивает в городе парад Дураков. В среде неформалов имеет дикий успех со своими спектаклями. Ну мы, конечно, ради этого бросили на полдороге свой скарб, пришли в театр подивиться. Да, было на что. Его густая биомасса с еще более густым биополем наполняла собой сцену, переливаясь в зал, как каша из волшебного горшка. Это человек-клип с убыстренной сменой кадров. Он заразительно и азартно суетится, безостановочно разбрасывая облака дурацкого конфетти, разбрызгивая баночное пиво, пугая зрителей застывающей на лету пеной из пульверизатора. Все делаются смешливыми, как малые дети. Джанго горланит песни, дразнится, пародирует все на свете и вообще ведет себя расковано, будто у себя в ванне. Кстати, тут же, никто не успевает опомниться, он, лопоча и пританцовывая, скидывает с себя все, продемонстрировав каскад фантасмагорического белья, и ныряет со стула ласточкой в стакан с водой… В конце представления покорил всех окончательно. Прикрыв наготу махровым халатом, сел этаким душкой на край сцены и доверчиво раскрыл нам свое доброе сердце здесь и сейчас, и навсегда. «Пиратская рожа и улыбается, как роза.» Мы еле ушли.
Обычно зрители, поняв, что артисты закончили, как по команде, бросаются в соблазнительные упругие облака пены — петь и плясать, схватившись за руки, длинными цепями носясь в лабиринте хоровода. В Варшаве я видела пронзительную сцену: девушка- инвалид без одной ноги, хохоча подпрыгивала и подкидывала в воздух сверкающие клочки пены, бросив костыли в трясину — пусть они там сгинут.
Не помню точно, в какой момент, где-то тех краях были сделаны самые массовые фотосъемки. Все, кто оказались в лагере на ту минуту, были призваны одеться во все сценическое или чистое и собраться возле шапито, живописно развернутого на зеленой травке. Наверное, человек сто явили лицо Каравана Мира. Но улыбаются относительно немногие. Знаете почему?
Пытка скученностью и принудительным общением. В наших избушках, норовящих развернуться ко всем задом, уже чувствуется некое вырождение отношений. Пока до стадии саркастического «ну-ну». Уже как-то перестали стесняться вульгарных выражений. Уже все про всех знают. Поговаривают, что обратный путь будет ужасающ. Это, знаешь, как если бы тебе, сластене, предложили поесть сладенького, но с условием, что будешь есть только одно сладкое и полгода подряд. Это и есть наш Праздник-Каждый- День.
В Берлине на своих велосипедах мы заезжали в районы «неформальной молодежи», где на руинах домов висят транспаранты: «Мы не хотим жить в квартирах». А рядом самодельные жилища из поломанных суперэкскаваторов, старых драндулетов и т.д.
Из событий на фестивале, кроме нормально проходящих спектаклей помню приезд амстердамской «Хот Баллун Компани». Меня поразили их облик, и манеры, и вся жизнь. Что-то с ними не так. Они даже на фоне бывалых западных скитальцев явно выделяются не-от-мира-сегошностью. Невообразимые расцветки и формы одежд, причесок, но главная странность в глазах и движениях. Проживают в своем разноцветном автобусе-кафе, чем промышляют непонятно. Я ужасно заинтриговалась Амстердамом. Там, говорят, все такие.
Лицедеи придумали Божественный Олимп, посылающий испытания на головы путешественников. Долго рядились и возились, короче: Олимп являл собой конструкцию из строительных лесов высотой в два этажа на набережной канала. Стойки были обвязаны имитациями пальм. На верхней площадке зарядили: брандспойт, мешки с бумажными обрезками и воздушную турбину (какие в кино бывают). Выбор образов был основан на несколько узком, на мой взгляд, представлении о мужестве и мощи. Каждый приделал к символически-минимальному облачению уникальные чресла в своем исполнении. Один художественно набил соломой полутораметровую дубину из мешковины. Другой остроумно соединил две оранжевые клизмы и от них шланг, подвешенный на удочку с бубенцом. Третий скатал из елочной пушистой гирлянды два ослепительных шарика, со вкусом пристегнув их к черному лаковому трико в обтяжку. А кто-то очень долго возился, выстригая ножницами из поролона анатомически точную копию мужских гениталий, потом обтянул это тонкой резиной от рваного метеозонда и пригласил полюбоваться своим изделием. Присутствующие были повергнуты в шоковое замешательство циническим натурализмом. «А где поэзия?, -сказали ему. — Стоило ли стараться? Никакой ведь разницы…» А он говорит: «Я это сделал в знак протеста. Мне не нравится вся эта идея». Потом напялил здоровенный солдатский пояс и заткнул за него самоделку, на манер нагана.
Закончилось все тем, что Одиссей прорвался к пирсу, куда издалека-долго подплыла огромная яхта с высоченными мачтами, с коих свешивались неподвижные белые фигуры. (Это были снова Лицедеи).
В другой раз сижу это я в самое пекло на берегу подозрительного мутного и дурно пахнущего Рейна. Фу, думаю, ни за что не полезу купаться. Мимо с бешенной скоростью проносятся головы купальщиков (каждая в связке с ярким герметичным мешком для одежды). У них тут хобби такое: броситься в реку, промчаться вниз по течению до нужной точки города и, тут же переодевшись в культурное, идти по делам. Вот мимо плывут три старушечьи головы, которые задорно покрикивая, кивают мне, мол, айда за нами! Не знаю, как это случилось, меня словно сдернуло с парапета в воду и тут же понесло и завертело. Одна паническая мысль: как же мне теперь выкарабкаться? Вижу впереди длинные сходни. Растопыренными руками я судорожно вцепилась в поручни и подняла взгляд. По мосткам ко мне приближался супермен, намеревавшийся искупаться, абсолютно нагой. Челюсть моя сама собой отвисла, пальцы разжались и я со своим советским воспитанием без звука унеслась вдаль…
Разнообразные местные обыватели, которые, может быть, впервые увидели новую форму жизни «Караван Мира» и возрадовались.
На другой день нас зачем-то понесло в Орлеан. Да, красиво-красиво. А вот и Жанна д’Арк на коне. Так-так. Центральная площадь тоже на месте… Да, но где же у них тут туалет? Ах вот оно! Похожее на голубую космическую станцию сооружение. На панели с кнопочками и разноцветными индикаторами написано: «50 с.» Бросаю какую-то монетку, загорается зеленая лампочка. А где дверь-то? Как мне в 50 секунд уложиться, если еще входа не найти? Ах, вот эта раздвинувшаяся сбоку щель! Боже, сколько у меня осталось времени? Вдруг эта штука сама распахнется, как в трамвае? В самом центре площади… Ага, не распахнулась. Ну хорошо, задача номер два. Если нет ни ручки, ни кнопки, ни рычажка, значит, ха-ха, здесь фотоэлемент и для смывания надо помахать перед унитазом рукой. Ноль результатов. Так. Без паники. Может помахать надо перед каким-нибудь потайным реле? Хм, где же оно? Вот дурдом! Может ногой топнуть? А дай-ка свистну…Представляю, если бы снять меня сейчас скрытой камерой… Ну не обучались мы в парижском колледже, ну темные, надо работать над собой. Высовываю голову из щели, тихо-спокойно спрашиваю совета у старших. Старшие велели выйти и погромче хлопнуть дверью. Ура! «Конец моим страданиям и разочарованиям, и сразу наступает хорошая погода». Кстати, старшие по секрету сказали, что «50 с.», оказывается, означает 50 сантимов.
Едем это мы уж не помню который день по французской стороне. Дорожный рай. Развязки кружат голову, как американские горки. Но на аттракционе можно расслабить шею и нечленораздельно поорать. А тут все, кто есть в машине, выпучив «глазные луковицы» (по выражению клоуна Л. Лейкина), пялятся на проносящиеся указатели и, кто кого переорет, советуют водителю куда надо ехать. Дикое напряжение. Карта, мама родная, хуже китайской грамоты. У них во Франции одних Сен-Жоржей четыре штуки. (Спросите, откуда я это знаю. Да-да, нам надо было в один из них). А указатели! После целого дня очумелого кружения мы разгадали одну тайну: если на перекрестке знак с указанием нужного города имеет стрелку «налево» и стоит на правой стороне дороги, то ехать надо прямо. Да, прямо, вы не ослышались. Речь идет о стране с названием «Франция». А вот если такая стрелка на левой стороне дороги, то и впрямь можно повернуть влево. Но отмерьте еще семь раз. Надавите на веко, проверьте себя и каждого.
Ближе к кольцевой дороге картинка больше всего напоминает заворот кишок. В масштабе покрупнее нейронные соединения в чьих-то шизофренических мозгах. Самое неприятное, что ваше авто со всех сторон постепенно стискивает возмутительное количество машин. Их потоки лезут откуда-то, как фарш из мясорубки. Все эти «Пежо» и «Рено» (как правило, с мелкими вмятинами) настырно влезают в двадцать сантиметров перед вами, роятся и прыгают, словно саранча.
Вот шоумен в цветном трико вертится возле лежащей на мостовой шляпы. На английском, который в Париже не проходит, он кричит: «Добавьте, пожалуйста, еще 20 франков и я начну. Невероятный аттракцион! Спасибо, мсье, но вы положили 15, придется ждать до округления. О, ну теперь чересчур много, и опять не круглая сумма…» Так гнусаво причитая, он тянул время и деньги еще пять минут. Я ушла в досаде, догадываясь, что не первая не дождалась начала.
А знаете, почему они напустили столько легенд о шарме парижанок? По-моему, чтобы скрыть тот факт, что большей частью бедняжки обладают от природы внешностью неказистой, чернявой и носатой. Ну не встречались мне приятные женские лица.
Я больше скажу. Все, кто побывал на этом «Караване Мира», подвергались очень многим опасностям и соблазнам, и все обошлось, никто не выпал. Я не думаю, что кто-нибудь из участников, несмотря на тяготы и испытания, о чем-то жалеет. Во всяком случае, не в каждой жизни такое случается. А если и посчастливится, то нечасто. И тогда можно вспомнить все хорошее, «чтобы не было мучительно больно…»
Полунин же, скептически покачав головой, зарекся: «Я никогда больше в этой стране не буду устраивать ничего подобного. Теперь я мечтаю только о пенсии». Все, кто слышали, с сомнением усмехнулись.
Публика выходит на озаренную солнцем лестницу, снимая с себя паутинные пряди. Оказывается, это чрезвычайно сложный и долгий процесс, потому что невидимые нити все витают перед носом и не уловить то ли к губе прилипли, то ли в ресницах запутались. Все как один производят странные движения перед лицом, этакие пассы алкоголика, отмахивающегося от чертенят. Артисты тоже вышли в фойе, полюбоваться на картину. Вот это и был настоящий финал действия.
Клоун выслушал и сказал: «Нет, для меня наивысшее наслаждение, когда еще холодные, спокойные люди смотрят, как я умею точно и смачно перевоплощаться, и как мой персонаж зажигается и начинает действовать, а я уже сам не свой. Это так здорово! А зрители думают: «Ух ты, ничего себе! Во дает!» и тоже загораются этим весельем. Нас всех начинает нести».
Лучшим номером была признана Ленечкина «Бессонница». Горбун в ночной рубахе: рот как кровавая трещина, отделяющая челюсть от лица, знаменитые «глазные луковицы», патлы протуберанцы. Темной ночью он мается графоманией: корябает по бумаге карандашом, размером со скалку, заранее комкает и рвет чистые листы, представляет живые картины из описываемых событий… Так заводится, что раскачивает зрителей на бис!
Про Леонида Лейкина можно сказать: «Бог метнул в него самородный слиток» комического таланта, да еще наградил солнечной шевелюрой и круглыми глазами, которые способны при надобности вылезать из орбит, неимоверно увеличивая свои размеры и выразительность. Гениальный «актер нутра», работающий по методу «экспрессивного идиотизма». Когда он на сцене расковыривает суть любого явления, то «достоверен как собака». Один раз на съемках в эпизоде с комической дракой размахнулся по-богатырски лавкой, шваркнул ее оземь и разломал в щепки. Съемочная группа закричала: «Леня, стой, зачем же так с реквизитом?» А он в этот момент и не Леня вовсе, а Мурза Оглы.
К третьему участнику лицедеевской подгруппы «Мумие» Антону Адасинскому ни с какими мерками не подберешься. «Гений, но не более того». Обоюдо-остро-характерный. Глаз не оторвать от его прекрасного пластичного тела. Все при нем: и страсть, и взгляд, и мозговая атака, но долго-долго Антон не мог найти свой образ. Тесное партнерство с Леней и Валерой давало ему возможность интенсивно искать свою игру, накапливать сценический опыт. Через некоторое количество лет Антон Адасинский «пустился в рост» как актер не по дням, а по часам. Его выразительность, пластика и энергетическая сила наполнили и скрепили новый спектакль «Сны» (1988 год). Невозможно забыть, как через пять лет Антон, будучи уже сам руководителем собственной труппы «Дерево», на возродившихся «Всяких Бяках» показал актерский шедевр под названием «Нищий»:
На коленках-культяпках и кулаках Антон, весь в ужасных лохмотьях и лоснящемся грязном гриме, доскакал до середины сцены, угнездился, поживописней выставив культи, жестянку для подаяний и впился безумными алчными глазами в воображаемую толпу перед ним. За считанные минуты тут пронесся весь Невский проспект с его сутолокой, типажами прохожих, которые подают то слишком мало, то нагло много, -все это через реакции злобного сумасшедшего попрошайки, утратившего человеческий облик. Вот он засовывает любезную сердцу монетку в тайники темной запазухи по пути исполнив соло «чесотка» (здесь, там и везде). Вот утомившись и отсидев зад, он со скривленной физиономией, выпрастывает из под себя затекшие целые и невредимые нижние конечности, расправляет и проветривает пальчики ног, стаскивает с себя верхнюю половину лохмотьев, являя взорам молодое ловкое тело. Все, он уже наигрался ролью калеки, и стал собой — нищим-профессионалом, обезображивающим любой город и любое столетие. Апофеоз номера: жуткий процесс заталкивания обожаемых денежек себе в глотку и их заглатывание, чуть при этом не отдав Богу душу. И затихает, засыпая тут же, у всех под ногами, со священным словом «Мое» на устах.
Публика только через несколько мгновений мертвой тишины разразилась овацией и криками «Браво!» Высокий класс работы.
А в дремучем 1983 году в состав Лицедеев вошел Роберт Городецкий (Папа). Роберт владел эквилибром на проволоке, жонгляжем и фокусами. Но в жизни он — типично белый клоун. У Роберта такое необычное притягивающее лицо, такая тонкая элегантная небрежность движений. Он все знает о могуществе своих глаз и полуулыбок.
Если пофантазировать на тему «как бы Роберт сказал даме комплимент», мне кажется, он бы сделал это так: особое мерцание зрачками, замысловатое передвижение в зоне непосредственной близости от выбранного объекта (два шага вперед, вдруг замерев и как бы сладко потянувшись, вывернуть ножку и подволакивая ее скакнуть назад три шага) при этом надо умудриться выронить из рук все, что в них предусмотрительно взято — кепочку, газеты, конфетки, и прочее. Особенно удачно, если выпадут мелкие деньги и закатятся даме под ноги. Во время подбирания мелочи приблизиться и тихо спросить: «Это ваши духи?» Потом, когда все собрано, надо смущенно хмыкнуть и подсекать: «Вы такая хорошенькая».
Милый добрый Папа страдалец за идею. Для него главное — верность задумке. Эта приверженность проявляется во всем: и в быту, и в межличностных отношениях, и на сцене. О своем новом образе «Оле Лукойе» он рассказывал так: «Представьте немного цветной подсветки, голос Луи Армстронга вкрадчиво поет, про то, как прекрасен этот мир. Посреди сцены стоит блестящая лестница. Я весь в белом, волшебный, в белом шелковом цилиндре, поднимаюсь вверх по ступеням, эффектно показывая фокусы. На мгновение гаснет свет, я уже выше, снова тьма еще выше. И вот наконец, очередной раз вспыхивают прожектора, а никого нет, и только блестки, кружась и сверкая летят откуда-то сверху…»
Это замысел. На «Бяках» все выглядело следующим образом:
Строительная стремянка шатается, Луи уже допевает, а Папа, занеся ногу, не успев за досадно короткий миг затемнения подняться, делает вид, что ножка витает просто для красоты. Про фокусы он то ли забыл от волнения, то ли вывалились все заряженные в карманы «мулечки». Публика давится от смеха, когда Роберт, добренько улыбаясь, плавно как рыба, долезает до верха. Свет гаснет надолго, и все слышат: вж-ж-жик, топ-топ-топ… бум! И когда, наконец, зал озаряется, на полу ровным слоем лежат уже осыпавшиеся блестки, а Роберт, ухмыляясь, как ни в чем не бывало, полулежит в ногах первого ряда, и делает вид, что он исчез, и его здесь нет. Бурный зрительский хохот, переходящий в овацию. Отзвук этой овации всегда словно мантия окутывает Папу, в любом его местонахождении.
У Борхеса есть такой персонаж старый дансер, потрясающий танцовщик танго, которого кто-то спрашивает: «Как это вы так непостижимо танцуете, лучше всех?» А он и говорит: «Просто я танцую внутри женщины». Вот и Лицедеи в этом спектакле «танцуют» внутри каждого зрителя.
…лицедеевские жены организовали сходку для обсуждения: чему служит, например, эта низкая кастрюлища из мягкой пластмассы с сеткой-дуршлагом внутри и со сложной крышкой, из которой торчит крутящийся рычажок? Глубокие раздумья привели к выводу: взбивать яйца для омлета. Соседки-француженки потом долго смеялись. Отсмеявшись, они показали помрачневшим русским дамам, как с помощью этого предмета стряхивать воду со свежевымытых листьев салата.
Еще одно интересное место проживания, часто посещаемое Лицедеями, располагалось в западной части Берлина и называлась «Уфа-Фабрик» (к российской Уфе никакого отношения не имеет).
Полсотни молодых нонконформистов когда-то заняли квартал, где располагалась заброшенная после войны кинофабрика и осуществили там свою утопическую идею: все равны и едины, едят из одного котла, деньги в общем кошельке. Маленькая коммуна посреди процветающего капитализма.
На отдельно взятом гектаре или двух замкнутая биосоциальная система с натуральным хозяйством. Жилой корпус, пекарня, открытый кинотеатр с кафе, спортзал, где ведутся кружки физкультуры для беременных и дзюдоистов, отличный концертный зал, живописный скотный двор, со свиньями, пони, гусями в пруду, фруктовый сад, гостиница для гостей и еще бог знает что… Все размером с японский сад камней и такое же чистое и радующее глаз и душу.
Полиции туда вход запрещен. Зато жители окрестных кварталов постоянно болтаются там то в кино, то в тусовочном кафе, то на концертах, будь это негритянский джаз, русская клоунада или цирковое представление для детей, устроенное силами самих коммунаров. Они же все умеют, мастера на все руки. Кстати, Лицедеи и подружились с ними, когда Уфа-Фабрик привезла в Россию свое барабанное шоу.
Люди там чрезвычайно милые, простые и радушные. Но, правда, какие-то изможденные. Сидя за столиками в баре, смакуя знаменитые местные сласти, Лицедеи говорят Уфинцам: «Какая у вас классная жизнь! Как это правильно! Потрясающе! Всем бы так… А почему вы не кушаете пирожные?» Те скривились и кисло произнесли: «Да мы же сами их на кухне лепили. В количестве шестисот штук». Все вздохнули и задумались.
А однажды довольно длительный срок между гастролями Лицедеи прожили в настоящем дворце XIX века посреди Эльзасских лесов. Это был муниципальный «Мэзон де мюзик». При входе — замысловатая многомаршевая лестница, в центре свисает пирамидальная люстра с большущим хрустальным шаром на конце. Грандиозный камин, рояли, канделябры, круглая столовая зала увешана гобеленами с вытканными дамами в кринолинах. И никого нет. Совсем. Каждый Лицедей получил по пятидесятиметровой комнате с видом на парковые угодья. Эхо по углам. В длинных коридорах шкафы четырехметровой высоты (как-то жутко их открывать). Звуки, произведенные в любой точке замка гулко резонируя, распространялись по всему внутреннему пространству дома. По утрам снизу слышны детские требования: «Мама, пить! Мама, писать!» Слева доносится семейная ссора, наверху песни орут, справа кто-то в душе моется.
Булгаковский образ: дворец-коммуналка.
Пора остановить этот калейдоскоп дорог. Меньше всего мне бы хотелось вызвать у читателей нехорошие чувства, что «дуракам везет». Они не купаются в ваннах с шампанским. У каждого из них в душе такие шрамы, а в желудках такие язвы, что никому не дай Бог. Многие долгое время бедствовали без жилья, без денег, без нормальной еды. И про семейные трагедии можно отдельный роман написать. И про творческие муки. И про коллизии взаимоотношений внутри театрального коллектива. Итак, подведем итог. Лицедей — это букет из всяческих талантов, жизнерадостности, свободолюбия, одержимости, облеченный порой в исключительно экстравагантные тряпки-тапки-шапки, чтобы издалека виднеться другим таким же неординарным «рыбакам». Да! еще забыта самая малость. Некая сверхпроводимость нервов актера, по которым во время выступления текут таинственные энергетические потоки «Оттуда» сюда и отсюда «Туда».
Лицедеи сами верят, как маленькие дети, в те сказки, что рассказывают. Они чудотворцы, замещающие метаморфозы собственным перевоплощением, игрой с образами. Их сюжеты строятся на перевороте понятий ужасного и смешного, отвратительного и возвышенно-поэтического. Их пресонажи таинственны по происхождению и намекают на многомерность и загадочность мира, на его непредсказуемые чудеса.
Федерико Феллини однажды в интервью сказал: «Заставлять людей смеяться мне всегда казалось самым привилегированным из всех призваний, почти как призвание святого… Комедийных актеров я считаю благодетелями человечества».
Дурак в своей восприимчивой пассивности открыт Высшей силе, а с ее использованием он показывает в сказке такие смешные фокусы, что всегда остается неизменно привлекательным.
«Это круче, чем кайф от колес». «Визуальный оргазм». «Я так смеялся, что почти описался». «Я больше никогда не смогу ходить в другие цирки». «Передайте вашим девушкам мой номер телефона, пусть все звонят, когда захотят, люблю навеки.» «У моего дедушки от радости выпала челюсть, но мы ее нашли и подняли.» «Я бы мог смотреть это еще 10 раз подряд…» «Отбил себе ладоши и сорвал голос. Сегодня самый счастливый день в моей жизни.» Такие записи оставляют зрители в книге отзывов «Цирка дю Солей».
http://www.russ.ru/netcult/20010725_terentjeva-pr.html
Клоун Лео Басси (Испания), спектакль «Вендетта», театр «Новая Опера», 22-24 июня
Лео Басси — реинкарнация латентного клоуна Муссолини в гораздо более жизнеутверждающем виде. На сцене перед началом спектакля возвышается помост с троном, за которым висит огромный портрет героя, увитый цветами. Мистеру Басси уже за пятьдесят, он носит роговые очки, серый костюм с галстуком, дипломат. Он выходит значительной походкой, величественно усаживается на трон и вещает с видом усталого монарха о том, что в молодости он был радикалом, взрывателем, провокатором и Че Геварой. В шесть лет он взрывал голубей на площади, теперь голуби ему не интересны. Длинный взгляд в зал. Пауза.
Предупреждение, что первые два ряда, чтобы иметь возможность смотреть спектакль, могут накрываться заранее заготовленным полиэтиленом. Пауза.
Два ряда спешно натягивают полиэтиленовое покрытие до носа. Ну, начнем, говорит Лео, в конце концов вы пришли на клоунский спектакль и я должен вас развлекать? Только имейте в виду самое главное — что бы я сегодня ни делал, помните, — я люблю вас?
Врубается оглушительная рейверская музыка, Басси, поразительно лихо отплясывая хип-хоп, устанавливает на краю сцены наковальню, кладет на нее лимон и достает громадную кувалду. Сначала размозжив вдребезги лимон, потом яблоко побольше, потом арбуз, полив это все бензином из канистрочки, зажег факел, лужу на сцене, занявшийся костер затоптал ногами и начал обливать кулисы, себя, публику. Передние зрители полезли под стулья? Лео посмеялся, жечь народ так и быть не стал, а сказал: «Вы думаете, я сумасшедший? А те, кого я облил бензином, которые вместо того, чтобы убежать, накрылись полиэтиленом, они кто? Я понимаю, что они не очень счастливы, что сидят здесь, но зато задние ряды счастливы абсолютно. Смотрите, какой простой клоунский трюк: вот тарелка с кремом, которая предназначена, чтобы залепить ею в лицо. Здесь 500 человек. 499 — счастливых, да?» Лео ходит туда-сюда, присматривается, зал в полной концентрации. «Я люблю чувствовать власть над залом, — произносит он в полной тишине. — Знать, что у тех, к кому я подхожу, от напряжения сжимается задница, а когда я отхожу, разжимается. Вот, смотрите, прохожу дальше, чувствуете?» Первое отделение он заканчивает жестом доброй воли; Лео делает счастливыми всех: припечатывает крем себе на лицо и объявляет антракт, заметив, что первое отделение было для детей, а после перерыва всех ждет взрослая серьезная часть. Второю половину спектакля я описывать не буду, это неописуемо. Зал попеременно впадал то в гипнотический транс, то в шок, то в хохот, то в смятение. Заключительным аккордом был единый и чудовищно мощный первородный вопль (primal scream) публики. Я не вру. Короче, полное зрительское удовлетворение.
Это фантастической силы актер. Похоже, в лучшей своей форме.
Белый карнавал, Сад Эрмитаж, 18-20 июня
Сад Эрмитаж был украшен белыми плоскостями, психоделическими скульптурами, покрытиями — типа шелковых парашютов, небрежно наброшенных на здания, и людьми в белых нарядах. Публика плавно дефилировала вокруг сцен, помостов, витых беседок и пагод. Недвижимо на земле лежали лишь разнокалиберные яйца, судя по размерам — динозавров или птицы Рух. Множество актеров-мимов, полностью покрытых белым гримом, как будто их с головой макнули в сметану, тихо маялись каждый на свой лад. Только один персонаж стремительно и беззвучно носился на роликах, мрачно шныряя в толпе как летучий голландец. У многих гостей за спиной трепыхались ангельские крылышки, а спереди была нахлобучена накладная женская грудь из папье- маше. Это раздавалось при входе бесплатно всем желающим. Были еще даровые кофе и шоколадки от спонсоров. Самыми замечательными шоу-мэнами были артисты из «Малабара». Те белые крылато-шипастые персонажи на ходулях, которые особенно запомнились на параде. Они двигались вокруг гигантского корабля, на котором сновидческие музыканты исполняли нечто весьма динамичное. В ход были пущены клубы дыма, жонгляж с пиротехникой и пожарная труба, вздымающая облака пены. Их выступление завершало шестичасовой карнавал и вдохновило толпу на безумные пляски под теплым ливнем. Перед этим были еще выступления нескольких коллективов, из которых достойны упоминания «Странные фрукты» из Австралии. Актеры влезают на шестиметровые шесты и под дивные музыкальные пассажи качаются то синхронно, то вразнобой, играя все виды страстей в человеческих отношениях. Шесты, навроде тех, с какими прыгают спортсмены, гнутся чуть не до самой земли, что создает восхитительный эффект невесомости. Мы видели их на качающихся белых шарах в Мельбурне, на праздновании дня города. Там это были действительно странные фрукты. Тут они были одеты в старинные одежды, девушки — в инфернальные кринолины, мужчины — в камзолы и с подкрученными усами.
Были еще какие-то шаманы с разрушительными ритуалами, причем музыканты там шаманили на электронных инструментах, где звук зависит только от движения рук в пространстве магнитного поля — без струн и клавиш.
Пела русские песни юная Пелагея из Новосибирска голосом почти как у фантастической сирены из фильма «Пятый элемент».
Народ внимал зрелищам, пил пиво, возлежал на травке, всплескивал руками, встречая друзей и знакомых. Получился замечательный такой белый праздник.
Ирина Терентьева
http://www.masmol.com/sisters/hypostasis/wife/genii.htm
Молодым женам
как ужиться с человеком, который считает себя Гением
Если Вы недавно в браке и уже открыли для себя неоднозначность (мягко говоря) замужества с выдающимся, известным и очень неординарным человеком, все-таки не впадайте в панику. Для начала вспомните, как Вы ценили его благосклонность на первых порах вашего романа и сколько его поклонниц дышит Вам в затылок. Не давайте им столь легкой победы — занять место Избранницы. Усидеть на нем трудно, еще сложнее получать от этого удовольствие, но вот несколько советов, которые сэкономят Вам нервы, силы и здоровье.
В начале пару слов о женщинах, претендующих на Его внимание. Их можно условно разделить на типажи:
«Медоносы», привлекающие к себе внимание красотой и холеностью. Они заставляют любого мужчину жужжать и виться в непосредственной близости.
«Сестренки-Хлебосолки», способные в любое время и в любой дремучей стороне накормить-напоить-в-баньке-попарить талантливого человека.
«Кометы» — яркие особы, умеющие обратить на себя внимание, владеющие высшим пилотажем в формировании общественного мнения. Искушенные, независимые, безапелляционные в своей прямоте.
Но практика показала, что жене вовсе не обязательно сочетать в себе вышеупомянутые качества. От нее требуется совсем иное: способствовать всемерному увеличению главного семейного богатства — статуса (читай самооценки) Мужа.
Правило первое:
Вас никогда не должна покидать восторженность по поводу Его таланта. Это знамя жена должна нести гордо и высоко. Как только руки начнут опускаться, тут же найдется другая, с барабаном на шее, которая подхватит стяг и поднимет его выше вас, и Он уйдет за ней.
(Из реальной жизни: один муж так описал причину ухода от умной и красивой жены к невзрачной, но преданной до назойливости девушке: «А чего жена не вилась вокруг меня, навроде летающей тарелки, как эта?!»)
Правило второе:
Не просто хвалить его способности, а суметь противопоставить их жестокому миру тупых и злобных обывателей. Да, Он пока не оценен по достоинству. Но! С минуты на минуту у людей должны открыться глаза и тогда все поймут, как Он гениален. Перманентно надо вести отсчет долей секунды до его триумфа. (Практика показала, что в этом нет никакого вреда, а только одна польза, так как иногда это срабатывает и супруг начинает резко профессионально расти).
Правило третье:
Активно демонстрировать свою неприхотливость и непритязательность, как в быту, так и в других аспектах совместной жизни. Способность гнездиться там, где застанет вечер. Никогда не говорить о ремонте, а самой соображать, КАК Он устал. Никогда не болеть. Знать назубок, что комфорт и блага v не есть суть и соль жизни. Соль v в вечном стремлении к совместному творчеству, созиданию разумного, доброго, вечного.
(Например, в то время когда он размышляет о судьбах страны, неуместное констатирование факта, что у Него носки надеты пятками кверху, может сильно повредить вам — в Его глазах Вы навсегда останетесь обывательницей и мещанкой).
Правило четвертое:
На вопрос: «Почему ты опять такая мрачная?» отвечать, по Кама Сутре: «Я хочу от тебя ребенка!» Этим убиваются сразу все зайцы. Он замолкает в глубокой задумчивости. (Проверено, — действует на протяжении многих веков почти на всех).
Правило пятое:
Ни в коем случае не сопротивляться Его идеям и не лезть со своим мнением, то есть: либо а) лежать, б) тихо; либо активно превозносить Его позицию «сильности» по всем статьям с акцентом на особом статусе Мужчины (очень). Закрывать глаза на недоразумения и понимающе кивать, если Он неизвестно где забывает зонты, перчатки, деньги, себя, или тот факт, что где-то у Него есть дети. (Как-то раз на вопрос с политической подоплекой Роберт Г. досадливо ответил: «Света, я тебе добра желаю, не спрашивай ерунды, а почаще думай о койке!»)
Правило шестое:
Уметь слушать, «как самый близкий и родной человек». Все и обо всех. Воспринимать Его боль как свою. Высочайше ценить оказанную Вам честь работать «душевным унитазом». Каждое утро встречать свежим сиянием и словами: «Вставайте, мон сеньор, Вас ждут великие дела!»
(Иначе придется смотреть правило четвертое).
Правило седьмое:
Не роптать, когда набегает толпа Его друзей и давних подруг, съедает все, как саранча, и улетучивается, оставив после себя бардак и разоренье. Вообще не роптать.
(В крайнем случае, вечером со сладчайшей улыбкой сказать: «Как я люблю твоих друзей! Но раз они все съели и натоптали, завтра уборку и обед делаешь ты!»)
Правило восьмое:
Удовлетворять Его потребность знать правду (о нем, разумеется). Только наедине, после сытного обеда, самым нежным голосом: «Милый, мне странно, ты умеешь так талантливо завязывать шнурки, но этот галстук-» Короче, сводить всю правду к многоликой истине: «Ты достоен лучшего».
В противном случае, если критика была прямой, безжалостной и прилюдной, ответная реакция непредсказуема. Вы можете навсегда погибнуть в Его глазах. Месть такого человека бывает действительно гениально изощренной. Вам не просто откусят голову. Вы вскоре можете обнаружить вокруг себя забор из интриг такой высоты, что небо покажется вам с овчинку. Бойтесь Его обидеть. При невозможности более терпеть — лучше катапультироваться со словами: «Я тебя не достойна, давай расстанемся красиво».
Но если Вы чувствуете, что Его талантливость льет воду на Вашу собственную мельницу или Вы Его просто любите до беспамятства, то Ваша жизненная позиция будет наиболее эффективной в следующих вариантах (приведем конкретные примеры из жизни):
Жена Чарльза Чаплина — Уна, которая родила ему восемь детей
Жена Сальвадора Дали — Гала, которая с успехом продавала его картины
Жена Растроповича — Галина Вишневская, уезжающая на гастроли, когда он возвращался домой из своих поездок.
Главное, не застывайте в состоянии восторженности на одном месте, чтобы не услышать «Закрой рот, дура, я все сказал!» Развивайтесь сами и заставляйте этим развиваться Его. Иногда прожевывайте и заглатывайте то, что попадает в ваш открытый рот, и как растущий организм, требуйте новой пищи для души и «совместного творчества», чтобы он не смог не восторгаться вашей способностью усваивать. Пусть в связи с этим у него самого время от времени отпадает челюсть.