О чем рассказали «говорящие» обезьяны

Прочитала книгу З.А.Зориной «О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?» И хочу кратко рассказать вам, что в ней.

Пока мы тут с вами вели войны, обустраивали социализм, изобретали интернет, играли в компьютерные игры и крипту, обезьяны совершили эволюционный рывок. Они стали человеками. Нет, пока не все разом, а только некоторые экземпляры некоторых видов. В частности, шимпанзе и бонобо. А также гориллы. Это наши ближайшие родственники по генетическим веткам. По уровню развития интеллекта антропоиды гораздо ближе к человеку, чем к другим приматам. Как это удалось выяснить? Рассказываю.
Учёные много лет задавали себе вопрос: в чем принципиальная разница между животным и человеком?Чем дальше от наших времён в прошлое, тем ответ на этот вопрос был проще и однозначные. Раньше учёные, ничтоже сумняшеся, считали, что у животных нет мышления, интеллекта, разума, сознания, речи и способностей к ним. Религиозные мыслители уверенно объявляли, что нет и души. Ну это – вопрос веры, понятное дело: как решил в далеком прошлом победивший всех остальных иерарх, так отныне и вовеки обязана считать и паства. Других претендентов на владение умами вытравливали каленым железом, пытали и сжигали.
А вот ученые пока что основывались на неполных данных и примитивных экспериментах. А также, разумеется, на собственных предрассудках. На хомо-шовинизме, куда без него. Считалось, что животные просто глазки такие делают, будто всё понимают, да сказать не могут. Не могут в принципе. А так – это красивые и разнообразные мешки протоплазмы, управляемые набором инстинктов и рефлексов. Биомеханизмы.
Но чем ближе к сегодняшнему дню, чем больше и серьезнее это исследовали, чем глубже заглядывали в вопрос, тем сложнее и неожиданнее становился ответ.

Весь двадцатый век учёные были заняты поиском отличий животных от человека. И не находили. Вспоминается история: в послевоенное время в ветеринарном институте не было преподавателя анатомии домашних животных. Вместо него стал преподавать «человеческий» медик. Он проводил уроки по картинкам с анатомией человека (других не было), и в конце просто добавлял фразу: «так вот, у коровы так же».
Еще забавная недавняя история из интернетов: у женщины был пес, помесь брахицефала. Благодаря укороченной носоглотке он мог произносить некоторые звуки, похожие на человеческие. В частности, говорил «мама» и «да». И вот пришла хозяйка с ним на собачью площадку. А туда как раз заявился высокомерный дядька, который всячески демонстрировал своего породного дрессированного пса. Пес прыгал через препятствия, бегал по буму, выполнял команды.
А хозяин подошел к остальным собачникам и высокомерно заявил: ходите тут со своими беспородными тупыми шавками, только место занимаете. Хозяйка и говорит своему бастардику: «мы с тобой беспородные и тупые, пойдем отсюда». А тот ей: «Да, мама!» Тут у мужика глазик и выпал.

Итак, сколько бы ни было у нас с животными внешних сходств и различий, принципы устройства наших организмов, костей, нервов, биохимических процессов и даже психики, растут абсолютно из одного корня.
Конечно, чем дальше друг от друга на эволюционном древе мы сидим, тем отличий больше. Скажем от грибов мы отличаемся совсем сильно. Но, собственно, они и не животные. Хотя теперь и это под сомнением. В общем, грибы – отдельная тема. А вот с теплокровными, млекопитающими и, тем более, приматами, и особенно антропоидами, у нас много общего.
Остался последний бастион – речь. Люди от животных отличаются наличием речи. И речь – это не просто умение производить определённые последовательные звуки. Для того, чтобы возникла речь, мозгу необходимо быть способным к нескольким очень крутым операциям.
Это обобщение, абстрагирование и символизация.
Обобщение – выделение существенных признаков и объединение явлений в группы. То есть, желающий воспользоваться речью должен сначала дойти до мысли, что стол – это не только вон то четырехногое в конкретной комнате. А любое нечто, могущее служить определенной функции совершенно в любом (однако, подходящем к ситуации) месте.
Абстрагирование – мысленное выделение существенных признаков и отбрасывание несущественных.
Надо додуматься, что стол – не только квадратный, а ещё и круглый на одной ноге, и вот тот со сломанной ножкой, а еще вон та параллелепипедическая тумба с выдвижными ящиками. И даже тот плоский камень, на котором можно разложить ужин.
Что собака – это и огромный дог, и жирненький мопс на руках хозяйки, и шерстяной волчара, и вон та бегающая куча дредов, на которой непонятно где искать глазки.
И в конце концов, разнообразное множество, объединенное признаками, которые еще надо уметь вычленить, называется абстрактным придуманным символом. Который собственно собакой или столом даже близко не является и часто вообще никак на них не похож: это лишь табличка – нарисованная, звуковая или жестовая. Символизация – установление связи между ранее нейтральным символом (знаком) и предметом или явлением. Между табличкой и ее значением.
Когда человек, вернее, существо, говорит словами – это результат сложной цепочки действий: сначала перевести своё непосредственное видение мира в набор довербальных обобщенных понятий, затем обозначить их конкретными символами, зашифровать в знаки. Их-то и передаёт говорящий. И ожидает, что на другом конце коммуникации собеседник примет знаки, расшифрует их и в своем мыслительном аппарате создаст искомые образы. Таким путем воспроизведет для понимания то, что ему хотели сказать. Для этого надо еще и обладать общими знаковыми системами.
До какой степени этот процесс сложен – видим хотя бы по общению в интернете. Мы ежедневно встречаемся с явлением «люди читают жопой» – когда мысли, воспроизведенные в уме в результате расшифровки символов, многообразно не совпадают с заложенными в них при зашифровке. Собеседники постоянно не понимают друг друга – злонамеренно, по глупости или просто по недостаточному совпадению кодов. Ибо полностью точно формализовать образы и мысли в принципе невозможно. А процессы зашифровки-расшифровки чрезвычайно индивидуальны и зависят много от чего.
Общение словами чрезвычайно сложно и несовершенно, это изощренный способ передачи информации, но он удобен по многим причинам – позволяет, например, массовую коммуникацию, создание архивов, художественных текстов и так далее. У общения словами много недостатков, от них никуда не денешься, просто их приходится непрерывно учитывать. Ну или на каждом шагу попадать в ловушки непонимания.
При этом у живых существ есть много альтернативных способов общения. Язык тела (жесты, танцы, ритуальные действия), интонации, выражение лица (морды), запахи, метки. Вопросами их изучения занимается паралингвистика. И главное – непосредственно поступки.

Так вот, учёные в поисках водораздела между человеком и животным так и не нашли ничего радикального. И с речью, которой считалось, что нет у зверей, оказалось всё не так уж однозначно.
У животных есть множество сигналов, которыми они обмениваются. Звуки, запахи, жесты и позы. Если говорить о звуковых сигналах, то, например, у мартышек есть отдельные «слова», обозначающие опасности. Тигр, змея и коршун – это разные слова. Много шуму в лингвистическом мире наделала работа Карла фон Фриша о «танцевальном» языке медоносных пчел.
В 10-20-е годы Н.Н. Ладыгина-Котс и В.Келер занялись первыми экспериментами с обучением обезьян речи. Заодно озадачились проблемой формулирования того, что же такое мышление, и с какого момента речь может считаться речью. Вопрос этот обсуждают физиологи, психологи, этологи, философы, лингвисты до сих пор.
Плюс-минус пришли к тому, что мышление – это процесс познания, при котором субъект оперирует обобщениями. Это образы, понятия и категории, составляющие внутреннюю картину его мира.
И что акт мышления возникает лишь когда есть мотив решить какую-то актуальную задачу, но нет готового решения – субъект должен придумать то, чего раньше в его голове не было.
И чтобы не путать термины (мышление, разум, сообразительность, ум, интеллект) решили подразумевать логическое, самостоятельное мышление, сопровождающееся обобщением, абстрагированием, символизацией – и оперирование полученным.
В.Келер на основании опытов пришел к тому, что шимпанзе решают заданные им задачи (поиска приманки) не только путем проб и ошибок, но и путем «инсайта». То есть обдумывают ситуации и делают выводы из имеющихся данных.
В 1913–16 годах Ладыгина-Котс в опытах с детенышем шимпанзе показала, что шимпанзе не только различают такие признаки, как цвет, форма и величина предметов, но и обобщают их. Шимпанзе могут обобщать не только по цвету, форме, размеру, но по наличию симметрии, числу составляющих элементов, конфигурации и паттерну изображений. И не только зрительные, но и относящиеся к другим сенсорным модальностям.
Выяснилось, что животные могут обобщать и относительные признаки – те, что выявляются только при сопоставлении объектов. Сходство – отличие, больше – меньше – равно, выше – ниже и т. д.
Обезьяны могут обобщать и совершенно отвлеченные признаки: число элементов в множествах, аналогии в соотношении компонентов. Они, как выяснено, способны выявлять и общий алгоритм в решении однотипных задач. А также переносить уже известное в новые ситуации и использовать предметы новыми, неочевидными способами.
Когнитивные способности разных видов животных и даже разных особей одного вида, разумеется, различаются. Например, в отличие от шимпанзе, капуцины в тех же опытах не смогли переносить навыки из одной ситуации в другую. Они учились каждой новой задаче почти заново.
Как выяснилось, «стадии интеллекта» достигает только психика высших животных, главным образом антропоидов. Основной критерий достижения стадии интеллекта – перенос решения задачи в другие условия, чем те, в которых она впервые возникла, и объединение в единую деятельность двух отдельных операций – то есть решение двухфазных задач. Например, покинуть вожделенную приманку, чтобы вдалеке поискать и найти палку, и лишь потом вернуться и достать ею искомое.
Конечно, были попытки обучить обезьян человеческой речи. Только они оказались почти бесплодными – максимум, чего удавалось добиться самой долгой и трудной работой – шесть невнятных слов. При этом можно было увидеть, что обезьяна жестикулирует изо всех сил, передавая всей собой то, что она хочет сказать. Но не хочет или не может произносить человеческие слова.
Оказалось, что у обезьян «гранаты не той системы». Устройство гортани не позволяет им управлять ею так, чтоб произносить слова. Кроме того, обезьянам не хватает неврологического контроля над своими звуками: они буквально не могут сдержать специфических криков при виде пищи или опасности. Кроме того, обезьяны с трудом осваивают контроль над дыханием, необходимый для связной речи, и не могут сравниться с человеком по подвижности губ. И при этом совершенно не испытывают желания произносить звуки в отсутствие сильных эмоциональных стимулов. Шимпанзе вообще молчаливы: группа может кормиться на фиговом дереве, внизу пройдут люди, и они ее не заметят.
Животные не могут произносить слова, но это не значит, что у них обязательно нет когнитивных способностей для овладения знаковой системой.
Перелом наступил после появления результатов исследований американской четы Гарднеров, которая взяла в 1966 году в семью 10-месячную самку шимпанзе Уошо и стала ее учить жестовому языку глухих – амслену. Уошо жила на положении ребенка и воспитывалась свободно в обстановке любви и привязанности.
Скоро исследователи поняли, что Уошо ведет себя не как не подопытное животное, а как полноценная участница двустороннего диалога. Она желала учиться и общаться. Не тупо вырабатывала рефлексы за вознаграждение, а задавала вопросы, комментировала. Уошо к месту употребляла «слова», объединяла их в небольшие предложения, придумывала собственные знаки, шутила и даже ругалась. Через три года она употребляла около 130 знаков.
В конце 1973 г. начались работы по «Проекту Ним». Психолог Герберт Террес получил детеныша шимпанзе, которого он назвал Ним. Предполагалось, что подопытный зверь подтвердит продемонстрированные Уошо языковые способности.
В отличие от других обезьян, Нима содержали в обедненной среде, при резко ограниченных возможностях общения. Вся обстановка опытов была такова, что по существу Ним получал награду за повторение того, что «говорили» тренеры. Еще автор «Проекта Ним» совершенно не озаботился контрольными («слепыми») опытами и предотвращением невольных подсказок со стороны человека.
В результате Г.Террес из энтузиастов изучения этой проблемы превратился в одного из наиболее непримиримых его противников. По его словам, Ним обманул его, создавая своим подражательством иллюзию пользования языком.
На самом же деле Г.Террес сам себя обманывал некорректной методикой эксперимента.
Действительно, у обезьян чрезвычайно красноречив язык тела и выражений лица. Общаясь с людьми, обезьяны настолько преуспевают в восприятии невербальных сигналов коммуникации, что часто догадываются о намерениях говорящего, на самом деле не понимая значения слов. Обезьяны способны извлечь максимум информации из разных источников, включая жесты, взгляды, действия, интонацию и знание уже имевших место аналогичных обстоятельств. Отсюда часто рождается заблуждение, что они понимают речь, поскольку, сосредоточенные прежде всего на языке, люди забывают о существовании других каналов информации. Однажды шимпанзе Уошо спросили про шестилетнюю девочку: «Это кто?», на что обезьяна ответила: «РЕБЕНОК РОДЖЕРА И ДЕББИ». Это была полная неожиданность, – исследователи полагали, что при ней они всегда вели себя просто как коллеги по работе. «Никто не сравнится с шимпанзе в умении понимать невербальные сигналы! А мы-то все эти годы держали Уошо за дурочку».
В мае 1980 г. агрессивные скептики организовали с помощью Нью-Йоркской академии наук конференцию под названием «Феномен Умного Ганса: Коммуникация между лошадьми, китами, обезьянами и людьми. На этой конференции был устроен разгром всего направления исследований когнитивных способностей животных.
«Итак, мы установили, что исследователи „языка“ обезьян материально поддерживаются людьми, которые на самом деле дают втянуть себя в устаревшие цирковые представления».
Средства массовой информации славно потрудились и не поскупились на сенсационные обвинения. Язык обезьян стал жертвой американского синдрома: когда СМИ выхватывают и радостно громят явление, заслуживающее, напротив, внимательного изучения. Вместо корректной научной полемики, в СМИ развернулась атака – они с удовольствием подхватили очередной «жареный факт». Других ученых с их многолетними работами проигнорировали, а их голоса не были услышаны. В результате над всем направлением этих исследований нависла гроза, и оно едва не подверглось разгрому как область науки.
Но постепенно накапливались всё более весомые доводы в пользу того, что шимпанзе действительно понимают смысл слов и строят фразы, а не просто в подражают экспериментаторам.
Были проведены корректные эксперименты, когда исследователи исключали невербальные подсказки, используя закрывающие лицо шлемы, команды по телефону, генераторы речи.
Кстати, сам Ним позже опроверг Терреса – когда подопытный зверь, наконец, оказался в обществе других обезьян и в обогащенной среде, его общение приобрело совершенно другое качество.
Были собраны признаки того, что подопытные животные не просто бездумно повторяют подаваемые им знаки. Доказательства – правильное использование местоимений, двусторонний обмен знаками, создание новых фраз по обстоятельствам, изобретение собственных слов и жестов, спонтанное следование синтаксису (например, понимание разницы между «ты даешь мне» и «я даю тебе»). А также способность рассказать о том, что сейчас не присутствует в поле зрения.
Горилла Коко, увидев человека в маскарадной маске, «сказала»: «ШЛЯПА ГЛАЗА» (шляпа для глаз).
Шимпанзе Уошо спонтанно называла лебедя «ПТИЦА ВОДА».
Шимпанзе Люси, владевшая скромным лексиконом всего из 60 знаков, выбирала для наименований предметов наиболее характерные свойства: чашка – «СТЕКЛО ПИТЬ», огурец – «БАНАН ЗЕЛЕНЫЙ», невкусная редиска – «ЕДА БОЛЬ ПЛАКАТЬ»
Уошо очень быстро обобщила один из своих первых знаков «ОТКРОЙ» и перенесла его на большое количество объектов. Например, первоначально Уошо обучали этому знаку применительно к открыванию трех конкретных дверей. Она спонтанно стала им пользоваться для открывания всех дверей, включая дверцы холодильников и буфета. Потом она применяла этот знак для открывания вообще всяческих контейнеров, в том числе ящиков, коробок, портфеля, бутылок, кастрюль. В конце концов, она совершила настоящее открытие – подала этот знак, когда ей потребовалось повернуть водопроводный кран!
Завершающий штрих – способность обезьян к употреблению жестов в переносном значении. Так, Уошо назвала служителя, долго не дававшего ей пить, «ГРЯЗНЫЙ ДЖЕК», и слово «ГРЯЗНЫЙ» очевидно было употреблено не в смысле ‘запачканный’, а в качестве бранного.
В других случаях разные шимпанзе и гориллы относили «ГРЯЗНЫЙ» к бездомным котам, надоедливым гиббонам и ненавистному поводку для прогулок. Горилла Коко также называла одного из служителей «ТЫ ГРЯЗНЫЙ ПЛОХОЙ ТУАЛЕТ»
Интересно, что шимпанзе делили явления окружающей действительности на те же категории, что и люди. Так, например, знаком «БЭБИ» все обезьяны обозначали и любого ребенка, и щенят, и кукол. Уошо делала жест «СОБАКА» и когда слышала собачий лай, и когда встречала собак, и когда видела их изображения – независимо от породы, хотя чихуахуа не слишком похожи на сенбернаров или догов.
В 1970-х годах Эрнст фон Глазерсфельд совместно с группой исследователей создал язык-посредник йеркиш. Его применили для обучения человекообразных обезьян. Для обозначения предметов и действий в языке используются не похожие на обозначаемые предметы полностью абстрактные символы, так называемые лексиграммы.
Первой обезьяной, обучавшейся йеркишу, была шимпанзе Лана.
В йеркише используется около 40 классов лексиграмм, например: знакомые приматы (сама Лана и исследователи), незнакомые приматы (лексиграмма «посетитель»), неприматы (например, таракан), неживые объекты (например, машина), состояния (какого цвета, тёплый, твёрдый и т. д.), размер («большой», «другой»), вкус, материал («стекло», «дерево») предметов; обозначения эмоциональных состояний («больно», «смешно», «страшно»); оценки («жаль», «хорошо», «плохо»); наречия («скорее», «еще», «снова»); отрицание («нет»); местоимения и указательные частицы («я», «ты», «мой», «твой», «этот», «тот»).
Йеркишу обучали и бонобо Матату, но она не особо преуспела. Зато у нее на руках в это время был приемный обезьяний младенец Канзи, и вот он-то оказался парень не промах. Канзи висел на Матате во время занятий, пока учёные обучали её йеркишу. И вот однажды малюсенький Канзи полез на огромное панно с лексиграммами и стал правильно нажимать кнопки!
С тех пор его обучение пошло с огромной скоростью. Его часто называют обезьяньим гением, по интеллекту он сравним с двух-трёхлетним ребёнком. Сколько он знает сейчас лексиграмм – сведения разнятся. Оценки исследователей осторожны, они подчитывают только уверенно применяемые лексиграммы. Пока их 348. Кроме того, многие английские слова он понимает на слух. По приблизительным оценкам Канзи понимает около 3000 слов. Кстати, имея в словарном запасе пятьсот слов на любом иностранном языке, вы уже можете изъясниться в чужой стране.
Многие слова Канзи освоил спонтанно, без обучения. Однажды исследователи заметили, что обезьяна прислушивается к их разговорам и частично их понимает. Например, ученые разговаривали при нем о том, что кто-то оставил на ночь в лаборатории свет – и обнаружили, что Канзи смотрит на выключатель, на который в тот момент никто не смотрел. Дальше стало настолько очевидным его стремление прислушиваться к беседам, ему не адресованным, и понимать чересчур многое, что при нем стали осторожнее разговаривать на многие темы.
Кстати, есть и обезьяна, которая превосходит Канзи – его сестра Панбаниша. Если Канзи выучил 348 лексиграмм, а понимает на слух 3000 английских слов, то Панбаниша знает около 6000 английских слов.
А кем же считают себя сами «говорящие» обезьяны?
«Сестры шимпанзе Мойя и Тату проводили много времени, лежа на полу с журналом, который они держали ногами, потому что руки нужны были для жестикуляции – для разговоров и комментариев к картинкам. Тату особенно любила находить фотографии мужских лиц, объясняя, что «ЭТО ДРУГ ТАТУ», и разнообразно варьировать эту романтическую тему. Временами пять шимпанзе с помощью жестов обсуждали друг с другом цветные картинки, фасоны одежды и фото в журналах».
Обезьяна Уошо на вопрос «кто ты» отвечала «я человек».
Других шимпанзе она называла «черными тварями».
Человеком считала себя и Вики. Когда перед ней поставили задачу отделить фотографии людей от фотографий животных, свое изображение она уверенно поместила к изображениям людей, положив его поверх портрета Элеоноры Рузвельт, но когда ей дали фотографию ее волосатого и голого отца, она отбросила его к слонам и лошадям».
То же и про Канзи. Он альфа-самец, у него большая семья. Про себя он говорит «Я – человек». А они? «Они – обезьяны».

Итак, обезьяны способны к абстрагированию, осознают себя, а овладевшие человеческими словами обезьяны еще и считают себя людьми.
Постепенно признаки мышления найдены не только у млекопитающих (обезьян, дельфинов), но и у птиц, особенно врановых, а также у некоторых головоногих.
Про них надо писать отдельные материалы, и намекну, что они могут быть очень интересными.

27 января 2022
Из ЖЖ Ольги Арефьевой