Ольга Арефьева — голос, песни
Сергей Суворов — бас-гитара
Сергей Индюков — гитара
Петр Акимов — клавиши, виолончель
Андрей Чарупа — барабаны, перкуссия
Запись, сведение, мастеринг — Сергей Суворов
Второй звукорежиссер, программирование — Анатолий Жемир
Рисунки, дизайн — Анна Хохлова
Выпуск — Олег Коврига, «Отделение ВЫХОД», 2011
Директор — Александр Пеньков
Когда над головой моей сгустится Вавилон
И будет мне грозить транзит туда, где нет стыда,
Над городом измены, над городом любви
Я вспомню пять, четыре, три, два, один, пли!
Когда я растеряюсь, узрев твой перегрев,
Надпиленный канат расскажет все про сопромат,
И мой застывший мозг расплавится как воск,
Я вспомню пять, четыре, три, два, один, SOS!
Когда я перед правдой испугаюсь за глаза,
Скелет в моем шкафу нажмет на тормоза,
Враги моих собак нальют себя в дуршлаг,
Голодная стена разжует их имена.
Одни будут летать, другие будут делать вид,
Над головой конвоя взойдет апартеид,
Над городом болота и Спаса на крови
Я вспомню про пилота картонной селяви!
Вы только не забудьте то, что я играю,
Когда я умираю.
Вы только не забудьте то, то жизнь — игра,
Когда я умира…
© Ольга Арефьева
«Андеграундный рай» — «Программа А» 1995
Настоящий герой — это мертвый герой,
Ну а кто еще жив — тот предатель идеи,
Собери всех, когда ты решишь умереть —
Публика любит смотреть на смерть.
Красная армия, реющий флаг,
Белые кони, большой кулак,
Девочка, поющая взрослые песни,
Знает что, но не знает как.
Андеграундный рай —
Это там, где гудбай,
Андеграундный рай —
Это там, где гудбай
Май лав, гудбай.
Танцы с волками, танцы на грани,
Шапки с затылков от взглядов наверх,
Аэрофокус с больным психиатром,
Чтоб удивить сразу и всех.
Там, где живое становится мертвым,
Сухие дрова превратятся в золу,
Стихи и слова воплотятся в аккорды,
Новые травы взойдут на полу.
И те, кто смеются над нашим небом,
В тот день наш хлеб изваляют в земле,
Сожгут наши лики и наши поэмы,
Но их дети пойдут по золе след в след.
Камень на шее, горстка зимы,
Пепел от снега, шаг из тюрьмы —
Скоро заборам знать имя героя,
Который откроет дорогу из тьмы!
© Ольга Арефьева
Когда меня накроет мир, стремящийся к нулю,
Тогда перо пошлет в эфир прощальное «люблю»,
Гитара без струны и непонятны штуки букв,
Слова мои странны, но руки извлекают звук.
Иллюзия
Как флейта, пустотела, я рыдаю на ветру,
О чем бы смерть ни пела, я не верю, что умру.
Рисую сукровицей и каракули горят,
Смотрю в ее бойницы, невпопад хочу рыдать.
Иллюзия
На голых струнах лиры я читаю ноты слез,
Я выдумала этот мир, но си бемоль — всерьез,
Болезненному тексту нет начала и конца,
Предметы в моих пальцах тают каплями свинца.
Иллюзия
© Ольга Арефьева
Тронь пальцем небо и вытри губы —
Вкус на губах тебе напомнит меня.
Медные книги, бумажные трубы,
Как тебе живется без вчерашнего дня?
Нет стены, нет постели, нет рядом тела,
Лучше бы видеть ню, чем вот эту фигню.
Я замерзла, хватит, мне надоело
От себя отрывать по одному дню!
У меня нет спины, мне некуда оглянуться,
Мы на одном обрыве, но в разных днях.
Надави на время, вдруг его стены гнутся?
Как тебе живется там, где не видно меня?
Время встало, календари зависли,
Ни вверх, ни вниз, между всех огней.
Я на дне, мой мальчик, пиши мне письма,
Я на дне, мой мальчик, я на вчерашнем дне.
В поезде мертвых звучит сплошная отрава,
Температура любви — абсолютный ноль.
Я не судья тем, кто здесь виноваты, кто правы,
Но как выгнать голодных духов с коротких волн?
Как можно быть далеко и настолько близко,
Чем за это платить и по какой цене?
Я на дне, мой мальчик, пиши мне письма,
Я на дне, мой мальчик, я на вчерашнем дне.
© Ольга Арефьева
Губы трубача смерзлись в поцелуе
С мундштуком любимой ледяной груди,
Злой мороз встречает скорый поезд всуе
С тем, кого не любят, с тем, кого не жди.
В окнах проявились глянцевые лица,
Лишь трубач не видит в тамбуре дыры,
Проводник у печки шумно шевелится,
Но любовь не греет мерзлые миры.
Он один — солист ушедшего оркестра
Вечно привечает криками трубы
Всех, кто потеряли время или место,
Всех, кого прибило к линиям судьбы.
А рука все машет, ей светло и страшно,
И душе, как шее, пусто без креста,
У чужих — привычка прибиваться к нашим,
У своих — призванье покидать места.
Люди из хлеба, и люди из глины, и люди из талой травы,
Ангел с лицом удивительной рыбы меня называет на «Вы».
Обнимите даже тех, кого не ждете,
Может быть, им тоже надобно тепло?
В поезде мы просто пассажиры плоти,
На перроне — души, паром на стекло.
Мы сыграем в радость, мы споем и спляшем,
Ты трубой помашешь в смерзшейся руке,
Поиграй нам наши траурные марши,
Раз уж ты с судьбою так накоротке!
© Ольга Арефьева
Полюби меня,
Мне нужно твое тепло,
На исходе дня
Я разобью стекло.
Мое полнолуние пьет темноту,
Мое полносолнцие бьет на лету,
Мне слишком горячо,
Я не могу уснуть,
В венах кипит ртуть,
Жжет плечо
И кожу изнутри напекло.
Полюби меня,
Мне нужно тебе отдать
То, что мне не дает спать,
Заставляя летать над.
Я сжимаю в руках траву,
Я цепляюсь за небо и землю,
Я держусь за листы и кусты,
Чтобы ветром не унесло
За стекло пустоты.
Я хочу быть здесь,
Пока здесь ты,
Пока есть мое тепло.
Полюби меня,
Я слишком горяча и легка,
Моего коня
Не удержит в узде рука.
Я вхожу в реку — и закипает река,
Мне любая тяжесть легка,
Одежда моя из песка,
Вместо пояса — цепи и крепи,
В якорях я иду паря,
Это магия сентября,
Я живу только лишь даря,
Я живу только лишь горя,
Я живу лишь паря.
© Ольга Арефьева
«Каллиграфия» концертное видео 2013
«Каллиграфия» концертное видео 2004
Верь карандашам, ими писать можно и петь,
Верь белым листам и занесенным кистям.
Ведь быть одному — это почти умереть:
Стать кем-то иным где-то не там.
Каллиграфи-я — или не я?
Черной тушью пишу и не дышу,
Каллиграфия — путь за края
Небытия…
Стало мало меня.
Как остановить, как ускорять и не терять,
Как петь ни о чем и как ударить мечом…
Не мать, не жена — я здесь одна, что мне война?
Вне всяческих дел — я ни при чем.
© Ольга Арефьева
Важное: не забыть лечь спать,
Неважное записано в еженедельник.
Смотри на мир, белеющий как кровать,
Постеленный в сумерках под сочельник.
Граница, делящая небо и грусть,
Не заперта — взглядом ищу отмычку,
Отдаю себе отчет — это ученичество,
Хоть не знаю, чему и зачем учусь.
Лишь улыбаюсь воспоминаниям
О том, что на самом-то деле белое:
Как, пятилетняя, говорю маме я —
«Если б не мультики — лучше б меня не было».
Ищу зазор между снегом и мной
И понимаю: одно и то же мы:
Снег горизонтальной лежит стеной,
Я с каждой смертью на жизнь моложе.
И эта картина стоячих волн —
Красива, словно походка смерти,
Кто бы ты ни был, куда б ни шел,
Ты неподвижен — ты ось круговерти.
Внутри есть точка — она стоит,
Как этот вот снег и вот эти сумерки,
Как это окно и пустынный вид
Мира, где кроме тебя, все умерли.
А ты бессмертен, ибо ты бог,
Все можешь, хоть разве от этого легче?
Ты встаешь и хочешь шагнуть за порог —
Вовне — к пустому листу навстречу.
Оставить следы, немоту истоптать,
Создать подобие мира и краски,
Упасть как печать, возмутить, раскатать —
Физиономия снега бесстрастна.
Ему все равно, его в самом деле нет,
Неважно, что холодно в нем коленам,
Какая там истина? — даже снег
Во тьме белый и черный одновременно.
Одновременно…
Чеснок честен, а лук лукав,
Грешна гречка, жива жимолость…
Кто-то в итоге останется прав,
А я все склоняюсь к нелюдимости.
Как танцевать — так все чаще одной,
Как играть — то не с кем и некому.
Легче общий язык найти с тишиной,
Чем слово хотя бы одно с человеком.
Дальше идти пора, но впереди черта:
Через нее исключительно в одиночку,
Неважно, условна она или черна,
Переступая ее, отрекаешься прочих.
Отныне нет для тебя новостей,
Событий, сплетен и прочей нуди —
Не с кем сражаться и делать детей:
Ты победил. Победителей — судят.
© Ольга Арефьева
Думая о душе, оставайся в теле,
Если не хочешь набить этим елям шишек.
Думая о тебе, я дышу еле-еле,
Выключи мир из сердца — и станет тише!
Звали меня на пир — я надела саван,
Звали меня умирать — я вообще не явилась.
Возле стола с салатом — ангел с весами.
Кажется, это я, — нет, это вам не приснилось!
Ты заставляешь не верить своим рукам,
Наш разговор на уровне тела завяз.
Ты понимаешь pal, а я знаю только secam,
Как сохранить лицо, если рвется связь?
Меня рисуют стихи контровых поэтов,
На вечеринках гейш мой висит портрет,
Я набелю лицо и надену гэта —
Все будет точно так же, и даже вино не сойдет на нет.
Я перестала следить за своим хвостом,
Я поймала любовь, и любовь поймала меня.
Множество уличных птиц легло на крыло,
Волосы белого дерева стали седы как луна.
Удивлена, что мои читают стихи,
Казалось, давно должно быть наоборот.
Мое лицо на спине похоже на рыбу хи,
Мое лицо на лице вообще ничего не поймет.
© Ольга Арефьева
Расслабься, я никуда не стремлюсь,
То, что есть — стоячие волны,
Вдыхаю и постепенно вижу,
Что некуда тут умирать.
Боги ритмично танцуют фламенко,
Коленками пишут средние буквы,
Мой детский взгляд со старого фото
Выдает все о том, кто я есть.
Взгляд раскатился как яблоки,
Цвет мира похож на насмешку,
В местах, где на небе пятна,
Капает стильный снег.
Смешал пряности в мокрой колбе,
Стал как овал алхимически нежен
На фоне согласных бессмысленных звуков,
Раскинутых на холсте.
Ты, падая на спину, так уверен,
Что я тебя поймаю,
А кто я? Мне стыдно, но я стесняюсь
Яичницы на тарелке.
С лица осыпается белая краска,
Ты движешься строго в профиль,
Из дырки на месте сердца
Капает стильный снег.
И я не знаю слов, чтоб не заплакать.
Aeternum*
Завтра настанет завтра,
Я снова разденусь до кожи,
Превращусь в улыбку мужчины
С неистовой бородой.
В этой маске с дыркой для взгляда
Не видно ни Бога, ни клюквенной крови,
Я только рискую наощупь,
Не зная, где ты, а где я.
Внезапно вздымается занавес,
Застав нас на сцене в обнимку,
Из дырки на месте неба
Капает стильный снег.
Наверху соберутся местные ангелы,
Со смехом глянут в подзорную лупу
На все наши пляски, и выходы боком,
И вышивку по торту.
И главный заяц рассвета
Плюнет звездами в бледную речку
И скажет — «Дык! Это Бог покрасил
Щеку в серебряный цвет!»
Внезапно вздымается занавес,
Застав нас на сцене в обнимку,
Из дырки на месте сердца
Капает стильный снег.
И я не знаю слов, чтоб не заплакать.
© Ольга Арефьева
Aeternum* (лат.) — всегда, постоянно, вечно
«Не верьте мне» концертное видео
Не верьте мне, как я не верю вам,
Посмейтесь надо мной, как я над вами —
Мне все равно, раз жизнь напополам,
Сама в себя я брошу первый камень.
Самой себе я крикну «уходи!»,
Чтоб был подхвачен крик толпою праздной,
Суди меня за то, что впереди,
Моя любовь осталась безнаказной.
Ведь боль моя сладка, как мед из сот,
Хотя черней земли, черствее корки,
Я не забыла хищный небосвод,
Но я никак не вспомню лица мертвых.
И горько улыбаюсь я, когда
Мне давит тяжкий камушек на сердце,
Я не одна — со мной моя беда,
Мне все равно есть, обо что согреться.
© Ольга Арефьева
Мой внутренний мир давно превратился во внешний,
Но чувствую я в нем себя необычно нездешней,
В нем недруги вместе с друзьями набились толпою,
А я, посторонняя, этого вовсе не стою.
Меня полюбили прохожие всех перекрестков,
Звучу на пирах, постоялых дворах и подмостках,
Я стала нужна тем, кем прежде бывала гонима,
Приятно, конечно, но все-таки хочется мимо.
Ведь правое дело мое расцветает как древо,
Все так в нем уверены, что меня тянет быть левой,
Понятно, что этот спектакль не начнется без примы,
Приятно, конечно, но все-таки хочется мимо.
Война завершилась, спасибо участникам, зрители встали,
Чуть-чуть недовольны, что все гладиаторы живы,
Но, в общем, билет окупился, и зрелище крови и стали
Причастными сделало всех без отрыва от пива.
© Ольга Арефьева
Спит бутылка, а в ней спирт,
Постовой в углу храпит,
Мышка в подполе сопит.
Спит ефрейтор, спит солдат,
На столе окурки спят,
Спят патрон и автомат.
Спят фуражка и мундир,
Спит армейский командир,
Полевой спит бригадир.
Духи спят и дембеля,
Спит российская земля,
Горы, реки и поля.
Гопник спит и спит урла,
После съема спит герла,
Выпив водки из горла.
Спят бомжи и спят бичи,
Террористы спят в ночи,
И врачи, и палачи.
Спит госдумы депутат —
Под подушкою мандат,
Рядом спит электорат.
Спят медведи и слоны,
Спят крутые пацаны,
Все порою спать должны.
© Ольга Арефьева