Э.С.Паперная, А.Г.Розенберг, А.М.Финкель Парнас дыбом (литературные пародии)
…Авторы «Парнаса» отчетливо и правильно представляли себе роль пародии в литературном процессе, и именно это, видимо, и побудило их подчеркнуть, что они не пародисты. Главное отличие их работы от того, чем искони занимались и занимаются по сей день авторы пародий, в том, что они изучали стили и индивидуальную манеру письма широко и непредвзято, не выискивали слабости или уязвимые места, а стремились проникнуть в то, что определяет авторский облик, его реализацию в слове, в строении сюжета, в поэтической интонации. Итоги своих исследований «парнасцы» воплотили в произведениях, которые сами они удачно и точно назвали «научным весельем».
И все же мы вправе считать их произведения пародиями, если сущность этого жанра увидим в том, в чем ее видел Пушкин, определявший пародию как «искусство подделываться под слог известных писателей». «Сей род шуток, — говорил он, — требует редкой гибкости слога; хороший пародист обладает всеми слогами…»
Л. Фризман
«Жил-был у бабушки серенький козлик…»
«У попа была собака…»
Сергей Есенин
Рязанские лощины,
коломенская грусть.
Одна теперь в долине
живу я и томлюсь.
Козел мой златорогий
гулять умчался в лес.
И свечкой четверговой
горел окрай небес.
Рычали гневно тучи,
мотали головой,
уступы тьмы дремучей
глотали тучий вой.
Я проклинаю Китеж
и тьму его дорог,
восстал бездонный вытяж,
разорван козий бог.
Стучали волчьи зубы
в тарелки языков.
Опять распят, погублен
козлиный Саваоф.
О, лебедь гнутых рожек
и ножек серый гусь.
Рязанские дорожки,
коломенская грусть.
1919 г. (А. Финкель)
Виктор Гофман
Был старый дом, дом обветшалый,
был старый дом меж темных лип,
там, где река образовала
свой самый выпуклый изгиб.
Где старый дуб шептался глухо
и флиртовала с ним лоза.
А в доме том жила старуха
и с нею серая коза.
Коза казалась изваяньем
иль отражением небес.
Томима сладостным желаньем,
она ушла однажды в лес.
Был серый волк меж лип старинных,
жестокий волк среди дубов,
и близость чьих-то длинных, длинных
красиво загнутых рогов.
Мерцали розовые ножки
на свежей утренней траве,
и жалобно висели рожки
средь окровавленных ветвей.
1911 г. (А. Финкель)
И. Л. Крылов
У старой женщины, бездетной и убогой,
Жил козлик серенькой, и сей четвероногой
В большом фаворе у старушки был.
Спал на пуху, ел сытно, пил допьяна,
Вставал за полдень, а ложился рано:
Ну, словом, жил
и не тужил.
Чего же более? Но вот беда —
Мы жизнью недовольны никогда:
Под сению дерев на вольной воле
Запала мысль козлу прогулку совершить,
И, не раздумывая доле,
В соседний лес козел спешит.
Он только в лес — а волк из лесу шасть!
В глазах огонь, раскрыл грозящу пасть —
И от всего козла осталося немножко:
Лишь шерсти клок, рога да ножки.
…
Сей басни смысл не трудно угадать:
Не бегай в лес, коль дома благодать.
1811 г. (Э. Паперная)
Ф.-Г. Лорка
О старухе, в козла влюбленной,
Звонкое сердце, пой!
Волос ее — зеленый,
Голос ее — голубой!
В четыре часа пополудни
Козлик ушел в лес.
В четыре часа пополудни
Солнце ушло с небес.
Колючие пальмы — елки
Стоят фалангою свеч.
Колючие шельмы — волки
Сгрызли голову с плеч.
Кривые козлиные рожки
Раскинулись крючьями рек.
Прямые козлиные ножки
Навек прекратили бег.
Про рожек еще пару,
Про четыре пары копыт
Слушаю плач гитары —
Стонет, дрожит, звенит.
Каморка. Горькая корка,
Санто Карбон’ на стене.
Федерико Гарсиа Лорка,
Спой, сынок, обо мне!
1930 г. (А. Финкель)
‘ По-испански — святой Козел.
Самуил Маршак
Жила-была бабушка,
А сколько ей было лет?
Сколько зим, столько лет —
Ста еще нет.
А было ей девяносто четыре года.
А кто у нее был?
Серый, двурогий, четвероногий.
Козленок.
А как она к нему относилась?
А вот и не относилась,
А без конца с ним носилась,
Бабушка козлика очень любила,
Вот как, вот как, очень любила.
Вздумала бабушка козленка прогулива’
Мы дадим козленку
Мягкую попонку,
Мы дадим на ножки
Новые сапожки,
ДДТ на рожки,
Чтоб не грызли блошки.
А сама запахнула халат
И пошла готовить салат.
Возвращается —
Ни козленка, ни попонки,
Ни сапожек не видать,
А двурогий, двудвуногий
В лес умчался погулять.
Не было в том лесу ни одной елки,
Но зато были серые волки.
А голодные волки очень грубы,
А у этих волков острые зубы.
Напали на козлика серые волки.
Вот как, вот как, серые волки.
Заплакал козленок тонко-тонко,
А волки сорвали с него попонку,
Загрызли козленка лесные подонки,
Вот и пришел конец козленку.
А на память о бедной съеденной крошке
Оставили бабушке рожки да ножки,
Вот как, вот как, рожки да ножки.
1928 г. (А. Финкель)
Владимир Маяковский
Скрипела старуха,
телега словно,
кха,
кхо,
кхе,
кхи.
Великолепно мною уловлены
старухины все грехи.
Дрянной старухиной
хаты возле
разрушенный
был
хлев.
Маленький, миленький серенький козлик
валялся там на земле.
Вздумалось козлику в лес погуляти —
какое же дело мне.
Нo я, старуха,
аккумулятор
загубленных козьих дней.
А мне, козлы, те, кого обидели,
всего роднее и ближе.
Видели,
как собака бьющую руку лижет?
Напали на козлика серые волки,
душу кровью облив.
Встала дыбом
испуганным, колким
седая щетина земли.
Остались бабушке рожки да ножки.
Теперь ей козе какой?
В алтаре
альтами
звезды крошки
с о с в я — т ы — м и у — п о — к о й !
1913 г. (А. Финкель)
СТАРОФРАНЦУЗСКАЯ БАЛЛАДА
Старушка раз в лесу жила,
э лон алле, э лон алле,
старушка раз в лесу экила,
и козочка у ней была.
*
Однажды в лес ушла коза,
э лон алле, э лон алле,
однажды в лес ушла коза,
куда глядят ее глаза.
*
В лесу ее встречает волк,
э лон алле, э лон алле
в лесу ее встречает волк
и козочку зубами щелк.
*
Ах, не придет она назад,
э лон алле, э лон алле,
ах, не придет она назад,
лишь рожки с ножками лежат.
1281 г. (А. Финкель)
Н. Олейников
Старенькая бабушка с козликом жила,
Серенького козлика «лапушкой» звала,
Мыла его мылом, чесала гребешком,
Питала витаминами и сладким творожком.
Но приелся козлику бабушкин уют,
В чаще хвойно-лиственной он нашел приют,
Где от волка серого был ему капут.
И остались бабушке, как утильсырье,
Рожки-ножки бывшего козлика ее.
Кружечка, боченочек, метелочка, совок,
Ты — моя козленочек, а я — твой серый волк.
Торопись, красавица, волка полюбить,
Если тебе нравится съеденною быть.
1934 г. (Э. Паперная)
Игорь Северянин
У старушки колдуньи,
крючконосой горбуньи,
козлик был дымно-серый, молодой, как весна.
И колдуньино сердце
в тихо грозовом скерцо
трепетало любовью, как от ветра струна.
На газоне ажурном
златополднем пурпурным
так скучающе-томно козлик смотрит на лес.
Как мечтать хорошо там,
сюпризерным пилотом
отдаваясь стихийно тишине его месс.
Ах, у волка быть в лапах
и вдыхать его запах —
есть ли в жизни экстазней, чем смертельности миг.
И старушке колдунье,
крючконосой горбунье,
подарить импозантно лишь рогов своих шик.
1913 г. (Э. Паперная)
A. H. Вертинский
Куда же вы ушли, мой серенький, мой козлик,
с бубенчиком на лбу и с лентой на рогах?
Грустит ваш сад. Наннет-старушка плачет возле
об умершей любви, о майских прошлых днях.
В последний страшный час я видел вас так близко,
в далекий темный лес вас мчал кабриолет.
Под тяжестью волка потом вы пали низко,
лишь ножки и рога оставив для Наннет.
1916 г. (Э. Паперная)
Корней Чуковский
1
У попа была собака,
Всех была она ему милей.
Звали ту собаку,
Псину-забияку
Ли-
хо-
дей.
Пошел попик на базар
И купил там самовар,
Самоварчик новый,
Двадцатилитровый,
Самоварчик новый —
Ай-я-я!
Фирмы «Баташов и
Сыновья».
Нынче своей псине,
Псине-собачине,
Справит именины
Поп
Евтроп.
II
Попик счастлив, попик рад:
Именинный стол богат.
Редька, репа, помидоры,
Огурцов с капустой горы;
Густо, густо, густо, густо
Там навалено капусты;
И салат и майонез —
Просто чудо из чудес;
Сто фунтов шоколада,
Сто фунтов мармелада
И тысяча порций мороженого.
Ill
Только смотрит Лиходей
С точки зрения своей:
Что за мерзостный обед —
Ни костей, ни мяса нет;
Даже сало убежало,
Утекло средь бела дня,
И ватрушка, как лягушка,
Ускакала от меня.
Но себя в обиду я не дам,
Позабочусь о себе я сам.
IV
А потом как зарычит,
Да хвостом как застучит,
Да на погреб он бегом
За свининой, пирогом
И хозяину назло
Слопал мяса два кило,
И колбаски три кружка,
И четыре потрошка,
А потом, набравшись сил,
Жирным салом закусил.
Ешь, ешь. Лиходей,
Ты попа не жалей —
Этот старый скаред
Нам еще нажарит!
Как узнал об этом поп,
Он нахмурил гневно лоб:
Ах, разбойник, ах, злодей,
Ты мазурик, Лиходей!
Старый, грозный поп, поп
Сапогами топ, топ,
А рукою ловкой
Крепкую веревку
Затянул на шее
Вора — Лиходея.
Гибни, гибни, гибни, плут, —
Вот теперь тебе капут!
Убив Лиходея, поп бородатый
Выкопал яму железной лопатой,
И в яму закопал,
И надпись написал,
Что:
У попа была собака
И т. д.
1924 г. (А. Финкель)
Илья Эренбург
ГИБЕЛЬ СОБАКИ
Глава первая,
в которой пока еще ничего не говорится и которая, в
сущности, совсем не нужна. Попутно читатель узнает о том, какие
галстуки предпочитает старший клерк фирмы «Плумдинг и Сын»
Реджинальд Хавтайм.
Глава вторая,
пожалуй, немного короткая, но достаточно ясная. Здесь
впервые появляется патер Круцификс и его любимая собака.
Глава третья,
из которой читатель почерпает много полезных сведений.
Так, например, здесь неопровержимо доказывается тот важный
факт, что у собак желудочный сок вырабатывается независимо от
вздорожания мясных продуктов на международном рынке. Именно
этот факт послужил толчком к написанию
Главы четвертой,
где описывается печальная участь шнитцеля по-венски,
предназначавшегося на завтрак патеру Круцификсу. В этой главе
патер должен убить собаку за воровство, но убийство переносится
в
Главу пятую,
на которую автор просит читателя перенести все свое
вни-мание.»3десь читатель убедится, что горячая любовь нередко
переходит в такую же горячую ненависть, когда к любви
примешивается голод. Патер Круцификс убивает свою собаку,
съевшую шнитцель по-венски.
В главе шестой, и последней
повествуется о том, что эта глава, в сущности, не нужна,
так же как и первая, и что знаменитая хиромантка Фелиция
Клистирстон предсказала автору, что он умрет в 1999 году.
Берлин, oкафе «Швецер», 1925 г.
(Э. Паперная)
Н. Гумилев
1
У истоков сумрачного Конго,
Возле озера Виктория-Нианца
Под удары жреческого гонга
Он свершал магические танцы.
Бормотанье, завыванье, пенье,
Утомясь, переходило в стоны,
Но смотрел уже без удивленья
Старый пес — подарок Ливингстона.
II
Пестрый сеттер, быстр как ветер,
Всех был преданней на свете,
Не воришка и не трус.
Но для старых и голодных
Добродетели бесплодны,
Драгоценней мяса кус.
Пестрый пес лежал так близко,
Мяса кус висел так низко,
Над землей всего лишь фут.
И открылась в сердце дверца,
А когда им шепчет сердце,
Псы не борются, не ждут.
Ill
Сегодня ты как-то печально глядишь на ковры и обои
И слушать не хочешь про страны, где вечно ласкающий май.
Послушай, огни погасим, и пригрезится пусть нам обоим,
Как жрец, разозлившись на пса, смертоносный схватил ассегай.
Помчалось копье, загудя, убегавшей собаке вдогонку,
И, кровью песок обагрив, повалился наказанный пес.
Послушай, — на озере Ньянца, под звуки гудящего гонга,
Жил сеттер голодный и быстрый, и мясо жреца он унес…
1914 г. {А.Финкель)
ПЕСНЬ О ГАЙАВАТЕ
В безмятежные дни мира,
дни и радости и счастья,
на земле Оджибуэев
жил седой учитель-кацик.
У него был Мишенава,
пес лукавый и ученый,
и старик души не чаял
в Мишенаве, псе разумном.
Как-то, сидя у вигвама
и прислушиваясь к стону
засыпающей Шух-шух-ги,
цапли сизой длинноперой,
он задумался глубоко
и забыл о пеммикане,
что для трапезы вечерней
принесли ему соседи.
То проведал пес лукавый,
и, как гнусный Шогодайа,
трус презренный и ничтожный,
он подкрался к пеммикану,
вмиг все съел обжора гадкий.
Но узнал об этом кацик,
и, схватив свой томагаук,
он убил одним ударом
злого вора Мишенаву.
А потом сплел пестрый вампум’
про себя и про собаку:
«В безмятежные дни мира,
дни и радости и счастья
и т. д.
1467 г. (А. Финкель)
‘ Пояс из цветных раковин, один из видов предметного письма.
Михаил Исаковский
(ранний)
Детство мое бедное, горькое, сиротское!
Помню избы черные, мельницу с прудом
И отца Гервасия, батюшки приходского,
Крытый тесом, каменный двухэтажный дом.
Рыженького песика, Шарика кудлатого,
Баловня поповского, вижу пред собой,
Как на зорьке утренней лета благодатного
Из мясного погреба он летел стрелой.
А за ним с увесистой палкой суковатою,
В длинной рясе путаясь, мчался грозный поп.
Кровь смочила травушку, росами богатую, —
Угодила Шарику палка прямо в лоб…
Яму рыл я в садике у отца Гервасия:
Поп велел мне Шарика глубже закопать,
А могилку скромную надписью украсил он:
«Горе псу. посмевшему мясо воровать!»
С той поры поповское племя окаянное,
Жадин долгогривых я видеть не могу…
Ой, заря багряная, ой, роса медвяная,
Детство мое бедное, где же ты, ау!
1937 г. (Э. Паперная)
Василий Каменский
Жил поп мордастый
и пес зубастый
в ладу, как всякие скоты,
и даже выпили на «ты».
Какую ж кличку,
какую ж кличку
псу подарил расстрига поп?
«Сарынь на кичку,
сарынь на кичку,
паршивый пес, ядреный лоб».
Пес заворчал —
«с костями баста,
добуду мяса, коль я не трус».
И тотчас в кухне заграбастал
он у попа
огромный кус.
Поп увидал, что кус похищен,
и ретивое сдержать не смог.
«Подлец ты,
шельма,
голенище!
Полкварты дегтя лаптем в бок!»
1918 г. (А. Роземберг)
Н. А. Некрасов
В каком краю — неведомо,
в каком году — не сказано,
в деревне Пустоголодно
жил был расстрига-поп.
Жила с попом собачечка
по имени Жужжеточка,
собой умна, красоточка,
да и честна притом.
На ту собачку верную
бросал свои владения,
амбары да чуланчики,
телячья мяса полные,
поп все свое добро.
Но голод штуку скверную
сыграл с Жужжеткой верною,
и, дичь украв превкусную,
собачка съела всю.
Узнав про кражу злостную,
взял поп секиру острую,
и ту Жужжетку верную
в саду он зарубил.
И, слезы проливаючи,
купил плиту чугунную
и буквами словенскими
велел Вавиле-cлесарю
там надпись надписать:
«В каком краю — неведомо,
и т. д.
1868 г. (А. Розенберг)
Новелла Матвеева
Какой смешной случай,
Какой сюжет старый!
Попу был друг лучший
Любимец пес Карый.
Но поп — гроза в рясе.
На пса огонь молний.
А дело все в мясе
Из кладовой полной.
Свиные в ней туши
Грузней земной суши.
Тугих колбас кольца
Круглы, как диск солнца.
И съел-то пес малость —
Всего один ломтик,
Но поп, придя в ярость,
Сломал о пса зонтик.
Кричал, глаза пуча:
«Издохни, вор гнусный!»
Какой смешной случай,
Какой финал грустный!
1964 г. (Э. Паперная)
Булат Окуджава
Стояла во дворе хибарка,
В хибарке поп Харламов жил,
А у попа была овчарка,
И он ее, как водится, любил.
Она была красавица собака.
И он ее, товарищи, любил.
А на столе лежал кусок грудинки,
И лампочка светила над куском.
Овчарка проглотила слюнки,
И в комнате запахло воровством.
Собака съела мясо без заминки,
А мясо, между прочим-то, с душком…
Овчарке воздержаться бы, ребята,
Да, что ли, не хватило бедной сил…
А пол со зла покрыл собаку матом
И тем ее, товарищи, убил!
А ведь она ни в чем не виновата:
Ведь он ее, скупята, не кормил.
1965 г. (Э. Паперная)
Вильям Шекспир
Перевод с английского
СОНЕТ 155
Да, я убил! Иначе я не мог,
Но не зови меня убийцей в рясе.
Был беззаветно мной любим бульдог,
Я не жалел ему костей и мяса.
И все ж убил! Похитив мой ростбиф,
Он из бульдога стал простой дворняжкой.
Так мог ли жить он, сердце мне разбив
И омрачив мой мозг заботой тяжкой?!
Да, я убил! Но я же сохранил
Его черты в сердцах людей навеки.
Он будет жить во мгле моих чернил,
Покуда в мире есть моря и реки.
Его гробница — мой сонет. Вот так
Меня по-русски передаст Маршак.
1606 г. (А. Финкель)
Максимилиан Волошин
Псу-супостату, взалкавшему мясо!
Зри, на себе раздираю я рясу
И проклинаю тебя я теперь,
Зверь нечувствительный, неблагодарный,
Тать, сластолюбец, лукавый, коварный,
Скверны исполненный, мерзостный зверь.
Буду судиться с тобою я ныне:
Мать родила тебя ночью в полях,
И, о тебе не заботясь, о сыне,
Пуп не обрезала, и не омыла,
И не посолила, и не повила,
Бросила тя на попрание в прах.
Сукой забытый щенок беспризорный,
Был уготован ты смерти позорной.
Я ж тебе молвил: живи во крови.
Жалости полный, слезою Рахили
Вымыл, покрыл тебя епитрахилью
И сочетался с тобою в любви.
Шерсть расчесал твою, блох уничтожил,
У очага разостлал твое ложе,
В пищу дарил тебе лучший кусок.
Ты ж возгордился, безумный щенок,
Сам непомерной облек себя властью,
Полный желаний беспутных, больных,
И распалялся нечистою страстью
К изображениям на мясных.
И, насбирав в околотке паршивых
Псов, доброты моей не оценя,
Ты, блудодейственный, ты, похотливый,
Мясо украл у меня, у меня!
Гнев изолью, истощу свою ярость,
Буду судиться с тобой до конца,
Семя сотру, прокляну твою старость,
От моего не укрыться лица.
Ты не избегнешь положенной кары,
Шею подставлю твою под удары,
Поволоку тебя сам на позор,
Сам подыму на тебя я топор,
Прах орошу искупительной кровью,
Ибо тебя возлюбил от всех псов я,
Больше Барбоса и больше Жужу.
Полный страдания, ныне гляжу
Я на твои неизбывные муки,
Но не опустятся грозные руки,
Ибо я полн справедливости, пес,
Ибо я правды нездешней орудье,
Ибо свершаю не месть — правосудье,
Ибо ты мясо иерея унес…
1917 г. (А. Финкель)
Н. Заболоцкий
С брюхом, выстеленный ватой,
Сам плешив, но длинновлас,
С бородой продолговатой —
Кто из нас прищурил глаз?
То — духовная особа,
Поп, являющий собой
Спеси, алчности и злобы
Тонко смешанный настой.
Кто бежит за ним трусцою,
Жарко вывалив язык,
С вислоухой головою,
Шерстяною, как башлык?
То животное — Собака
По прозванью Кабысдох
Был попом любим. Однако —
Впал в немилость и заглох.
Он за то попал в опалу,
Что имел отменный вкус
И в кладовке съел немалый
Тучный, сочный мяса кус.
Холмик есть в саду Нескучном,
А на нем зеленый мох.
Там зарыт собственноручно
Тем попом благополучно
Убиенный Кабысдох.
1930 г. (Э. Паперная)