Лена Калагина, Как я съездила в Окунево

Лена Калагина в своём ЖЖ описала подробно свою поездку летом 2003 в Омскую область, в деревню Окунево (там аномальная зона).

http://www.liveinternet.ru/users/56924/

Недавно текст опубликован (в сокращении) в книге Пурушоттама «Великий переход. Об Окунево и не только» (изд. «Пилигрим-Пресс» Москва 2006). Вам посылаю тоже с сокращениями. Это не столько литература, сколько просто интересно почитать. А кому-то — и поехать. Всё, что описывает Лена, там существует и сейчас. И странные-удивительные, порой смешные, люди, верящие в новую цивилизацию и строящие храм всех религий. И пространственно-временные и энергетические аномалии, которые там уже почти никого не удивляют.

Ольга Арефьева

Омск. Рядом с ж/д вокзалом надпись — «Кассы автовокзала». Ура.
Пристраиваюсь к очереди. Через некоторое время до меня доходит несколько важных вещей: разница по времени с Москвой составляет три часа, причём не в мою пользу, в таком случае последний автобус в райцентр Муромцево отходит где-то через полчаса, а «Кассы автовокзала» — вовсе не сам автовокзал. Чувствую, что есть маза на автобус не успеть. Пытаюсь выяснить у окружающих, как попасть на трассу, ведущую к Муромцеву, но никто не знает. Знают только, где автовокзал. Ну, еду туда. Автомостов через Иртыш всего два, так что маршрутка на левый берег идёт долго, и я успеваю увидеть зад своего автобуса, плавно отчаливающий от остановки. Понимаю, что столь сакраментальное опоздание может означать только одно: мне на этом автобусе ехать было НЕ НАДО. Покупаю карту Омска и добиваюсь наконец от интеллигентного омича заветной информации: на Муромцево ведёт трасса под названием Пушкинский тракт. Во как, не больше, не меньше.
— А вы что же, на попутных хотите ехать??
— Ну, ушёл ведь последний автобус-то. Проеду, сколько успею до темноты, а там заночую где-нибудь под кустом. Палатка, спальничек есть.
— Да вы что — под кустом?! Вам что, 200 рублей на гостиницу жалко?
Ни фига себе, думаю. Конечно, жалко!!
На всякий случай подхожу к местным вокзальным бомбилам узнать цены до Муромцева или до Окунева. 10 руб./км. Итого где-то 2500-3000 руб. Опа.
Нет уж, я из Москвы сюда за 1000 доехала.

Следуя указаниям интеллигента, доезжаю до границ города и за пунктом ГАИ выхожу на трассу. Ждала не более 10 минут.

Первый взявший меня водитель (иномарка с правым рулём) оказался учителем физкультуры. Рассказывал, как работал в Португалии. Что у них там чуть ли не каждую неделю народные праздники, когда люди наряжаются, выходят на улицы, поют и пляшут. Эх, вот бы посмотреть хоть разочек. Какие у них там танцы? Наверное, что-то типа севильян?
Потом разговор плавно перешёл к Окуневу. Дед его видел неподалёку летающую тарелку. «Ехал в машине, уже темно, и вдруг машина заглохла, а сверху прямо на машину ударил яркий свет. Вышел, глянул вверх — она, висит и светит. Через несколько минут свет погас, тарелка улетела.» А дед, мол, человек серьёзный. Ну, поверила. Ещё про бездонные дыры на полях рассказывал. Тут я почувствовала, что место назначения уже близко.

Второй водитель Лёша довёз прямо в Окунево, хотя ехал до Муромцева. По дороге рассказывал всякие мерзости про местную жизнь: что много энцефалитного клеща, среди местного населения полно энцефалитных калек, а вообще они все алкоголики и идиоты, поголовно больны венерическими заболеваниями, не лечатся, а продолжают трахаться, потому что заняться больше нечем. В Таре купаться опасно, потому что есть топляки и невидимые водовороты. Стопом ездить опасно, т.к. насилуют и убивают… И ведь из лучших побуждений человек говорил, предупредить меня хотел. Я уж и так тему перевожу и эдак, а везде, по его словам, выходит плохо. Деревни, мол, умирают, вот смотри — Муромцево, раньше был крепкий райцентр, а теперь сплошная деградация. Ну, смотрю, и вижу обычные дома, чистенько, цветочки посажены вокруг, целая улица новых кирпичных строений. Нормальный райцентр! Тут уж я просто поразилась — смотрим с ним на одно и то же, а видим РАЗНОЕ! В своей башке человек таскает за собой свой мир!

Со Стасом Петя познакомил меня ещё в Москве. Стас — омич, настолько увлекшийся Окуневым, что продал квартиру в Омске, на эти деньги купил в деревне три (!) дома и переехал туда с семьёй жить. Насовсем. Стас сразу произвёл на меня сильное впечатление. Не сказать, чтобы он был как-то особенно высок ростом или широк в плечах, говорит сдержанно и просто, а лицо — будто деревянная резьба на окошке, рубленая топором — грубовато, но очень искусно. Есть в его внешности что-то исконно-сибирское и прёт от него какая-то глубокая природная мощь, стоишь рядом и прямо физически это чувствуешь. Говорят, есть у Стаса задумка создать в Окуневе Храм всех религий. Думаю, такой справится. Но я с ним об этом не говорила. Он всё время чем-то занят, что-то строит, некогда лясы точить.

Один из домов Стаса стоит почти на краю деревни, рядом — большой свободный участок, на котором поставлен огромный типи. Слово я такое знала, а вот видеть не приходилось. Из толстой ткани шьётся шатёр и натягивается на конусообразно скреплённые длинные жерди. Две полы шатра застёгиваются палочками, как пуговицами. Внутри по периметру на высоте около 1.5 м вешают полог. К жердям можно прикреплять вешалки и кармашки из ткани — типа гамака, чтобы не разбрасывать вещи по полу.

В центре из камней выложен круглый очаг. В дальнем от входа конце в кладке сделан промежуток, чтобы можно было поставить котелок или сковородку и развести под ними маленький огонь независимо от основного костра. Из центра ко входу прорывается жёлоб для выгребания золы. В дождь, во-первых, закрываются «ушки» отверстия, через которое уходит дым, а внутри под отверстием вешается треугольник из ткани таким образом, чтобы вода стекала в жёлоб. У входа нельзя сидеть, здесь проходит «дорога ветра» (в зависимости от погоды, вход иногда приоткрывается для правильной вентиляции). Вообще, войдя в типи, нужно снять обувь (пол выложен одеялами-спальниками) и проходить против часовой стрелки, не пересекая дороги ветра. Ну, это правило редко выполняется, но вообще по уму так. Слева от входа располагается кухня. Главный предмет на кухне — настоящий большой самовар на углях. Спят в типи, ложась по кругу, головой к пологу (чтобы не дышать дымом), ногами ближе к костру (теплее). При таком раскладе (в прямом смысле слова :-)) помещается максимальное количество спящих. В большом типи Стаса могут свободно разместиться на ночь человек двадцать.

Бывают там даже домашние животные: мне показали ящерицу, которая всегда спит между одной из жердей (всегда одной и той же!) и полотнищем типи. А вот комаров из типи выкуривают, сжигая сухую траву.

Подобные жилища были и у индейцев (типи), и у северных народов (чум, крытый шкурами), и у алтайцев (юрта, крытая войлоком), да и у всех, наверно, у кого не было возможности строить из дерева.

Кому понравилось, сообщаю финансовые подробности — пошив большого типи (вместе с материалом) обойдётся около 10 тыс. руб., маленького (человек на 8 спящих) — 6 тыс. руб. Не уточнила, правда, цены
московские или омские.

Заморское слово «типи» в тусовке Стаса было превращено в свойское «типуха», а в экспедиции геофизиков ребята сократили его до «тип». «В тип идём?» Врач Юлия Тимофеевна, помнится, даже спрашивала: «А как расшифровывается это сокращение — ТИП?»

У Стаса в двух действующих домах жила куча молодого народу, в среднем человек 15. Невозможно было запомнить всех по именам, и бессмысленно выпытывать, кто тут кому кем приходится, где постоянно живёт и зачем сюда приехал. Меня тоже никто особо не расспрашивал, узнали только, откуда я — этого достаточно для обозначения человека. Лена из Москвы.
Короче, община. Долой личную историю! 🙂

Каждый вечер ребята Стаса делали в типи вечеринки, куда приглашались все желающие, в том числе местная деревенская молодёжь. Единственным условием была трезвость. Местные, однако, таки норовили распивать прямо рядом с типи, раз уж нельзя внутри. Приходилось пьяных разгонять. Они упирались, мол, да почему нельзя пить?! Удивительно, что безотказно действовал на них такой ответ: «Этот участок — частная собственность. Мы его купили и тут пить не разрешаем!» — «А, тогда понял, уходим.»
Среди приезжей тусовки были два мальчика из музучилища, неплохо певшие и игравшие в две гитары. Исполнялся весь основной репертуар русского рока.
На вечеринки приходили и преданные Бабаджи, ашрам которых — одна из достопримечательностей деревни. Те, с кем довелось познакомиться — очень приятные и развитые люди. Они пели баджаны — духовные гимны, восхваляющие Шиву, Шакти и прочих достославных индийских богов. Причём пели не только на вечеринках и в ашраме на службе (‘арати), но и при других удобных случаях. Запомнилось: просыпаешься утром в маленьком типи на холме неподалёку от волшебного Шайтан-озера, а снаружи раздаётся пение. И человек не прикалывается, он, «восстав от сна, прежде всякого другого дела» восхваляет Бога. Это здорово. И ещё красивая картинка в памяти: мы направляемся к озеру, всемером цепочкой спускаемся по тропинке с холма, солнце, травы по пояс, благоухание, я иду сзади и вижу всех — красивые, в этнических одеждах, а идущий впереди играет на флейте…

Да, возвращаясь к вечеринкам. Непременной их частью было выпекание особых лепёшек — чапАти. Овощная начинка готовилась заранее из кабачков, картошки, морковки и т.д. Это делали девушки. А вечером непосредственно в типи уже мужчина смешивает муку с водой (больше ничего не добавляется), раскатывает кусочек теста скалкой и печёт на сковороде без масла тонкий-тонкий белый блин. Потом насаживает его на прутик и держит около минуты над огнём. Блин при этом надувается. Его протыкают палочкой (тут, правда, были разногласия: некоторые утверждали, что протыкать не надо, но Саша-мастер говорил, что если без начинки — то нет, а с начинкой — надо!) и заворачивают начинку. Чапати готова. Её отдают человеку и Саша снова спрашивает: «Кому ещё лепёшку? С чем?» Желающий говорит — с овощами, с ягодами или безо всего (тесто само по себе очень вкусно, пахнет огнём) — и следующая лепёшка печётся снова не просто кому-нибудь, а для конкретного человека. Это священнодействие над огнём продолжается весь вечер, потому что народу обычно человек 20-30, а каждую лепёшку делают минут десять.

На первой же вечеринке я познакомилась с Тимуром, который работал в Окуневе в составе московской экспедиции, вот уже четвёртое лето изучающей местную аномальную зону. Народ в экспедиции мне понравился, и я протусовалась с ними до самого отъезда. Тимур сразу предупредил меня, что их руководительница Нина Владимировна — ясновидящая и производит оценку новых людей по некоей шкале духовности. Крылатой стала её фраза «Духовность — два!», сказанная про одну девушку, которую в связи с этим на двор экспедиции не пускали.
Экспедиция стояла у одного из местных жителей, Владимира Ивановича Абаянцева. Действительно, обаятельный человек. Видимо, он тоже живёт тут не с рождения. Это я заключила по его фразе в одной из общих вечерних застольных бесед: «Главный страх — страх смерти, а остальные — только его производные». Или это я сказала, а он перед этим говорил что-то близкое по смыслу?.. Ну, не важно. Короче, наш человек! 🙂

Так вот, прихожу я впервые на двор к Абаянцеву.
Один из мужчин, Николай, метко названный в знаменитой книге Речкина об Окуневе «болельщиком экспедиции», сразу спросил меня: «Чем отличается белый от мухомора?» О-па. К чему бы это, думаю? Провокационный вопрос, однако, можно и «духовность» подпортить… Но — мухоморы мне дороже, так что отвечаю честно: «Цветом. И Духом.» «О, это уже что-то!» Оказалось, экспедиция изменила вчерашние планы ехать на замеры к очередному целительному озеру, а вместо того было решено пойти за грибами. Так что вопрос задавался без задней мысли проверить моё отношение к галлюциногенам, а просто к тому, знаю ли я грибы! 🙂 Главная же проверка ожидала меня с другой стороны. Нина Владимировна, увидев меня, сразу спросила, когда у меня день рождения. Мне стало немножко смешно, но я была готова и честно сообщила ей, что я Водолей, Дракон, хотела добавить, что по ведической астрологической системе в асценденте у меня Рак, но вовремя остановилась, чтобы ответ не прозвучал издёвкой. Минут пятнадцать Нина Владимировна что-то вводила и изучала в ноутбуке, и — ура! — моя духовность оказалась удовлетворительной и меня взяли в ответственную поездку на уазике на край деревни — за грибами!
Забегая вперёд, хочу сразу сказать, что у каждого свои закидоны, без этого никуда, но тем не менее Нина Владимировна — отличная тётка! Чтоб нам всем, девушки, в 68 лет так выглядеть и ездить за тридевять земель в аномальные экспедиции, руководить десятком мужиков!

За грибами ходили недолго, так как их было, в общем-то, мало. Из знакомых мне — только опята, а все остальные какие-то полусъедобные. Зато видела несколько ужей. Один, совсем маленький, нежился на солнышке, свернувшись клубком. Ёпрст, какой же симпатяга! Сразу захотелось: 1. сфотографировать 2. поймать 3. догнать и погладить и т.д., т.е. полный спектр неправильных реакций на совершенное и прекрасное творение…

Оказалось, что ужей там полно. Ползают по лесу, по дорогам (один раз чуть не наступила прямо босиком, еле успела перескочить. Прёт как танк!), по песчаному склону реки (видела, как ныряет головкой в песок, часть тельца пропадает в тоннеле и снова выныривает) и даже по деревенской улице. Тимур дразнил одного палкой, тот громко и страшно шипел, как настоящая змея! Я, начитавшись про змей в «Выживании в экстремальных условиях», всё ждала — ну когда же он прыгнет на два метра! Но он почему-то не стал… 🙁

Рядом с деревней протекает река Тара. Неширокая, уже, чем Нерль в среднем течении, где мы отдыхали, но течение быстрое. Вода коричневого цвета, непрозрачная. На дне никакой растительности. На излучинах есть песчаные пляжи, так что можно даже зарываться в песок. Извилистая, делает огромные петли. Берега песчаные и очень высокие. Я таких никогда не видела, в средней полосе таких нет, а в горах реки вообще другие. Невозможно описать, как это красиво! От этих высоких берегов веет каким-то древним благородством. Кажется, такими реки были, когда человека ещё не было.

Сегодня приснилась подобная река, протекающая по незнакомому заброшенному городу. Я плыву, потом прямо на плаву засыпаю на какое-то время и просыпаюсь (по-прежнему во сне). Оглядываюсь — ёлки-палки, как же меня угораздило заснуть в воде! А течением меня унесло уже далеко, место незнакомое.
Вообще это было бы здорово, правда? — быть в такой гармонии с миром и настолько ему доверять, чтобы заснуть на плаву. Можно ведь просто лежать на спине на воде — она держит. Значит, будет держать и спящего? Хм, надо не забыть, после просветления обязательно попробую так поспать…

Однако, река отделяет деревню от большинства волшебных озёр и прочих мест силы. Встаёт проблема перемещения на тот берег с барахлом. И вот на этой древней реке мне открыли гениальный в своей простоте способ переправы. Стыдно признаться, что я о нём не знала. Через Нерль мы в своё время, как недоделанные Чапаевы, переправлялись, гребя одной рукой и держа одежду над головой в другой. Кое-кто чуть не утонул. 🙂
А люди делают вот как: барахло кладётся в пластмассовый тазик, который замечательно плавает. Его не только не надо держать на воде, но, наоборот, за него можно самому держаться, как за круг, если плохо плаваешь. Век живи, век учись!

10 августа на омкаре, священном месте в полутора километрах от деревни, праздновалось окончание какого-то крупного индуистского праздника. Обычно в этот день там происходит традиционный сбор представителей разных религий — бабаджистов, православных, старообрядцев и ещё не знаю кого. Как-то получилось, что нас неправильно информировали, и, когда мы приехали туда, все мероприятия уже закончились, я услышала лишь последние слова интервью высокого человека в белой вышитой рубашке, как потом выяснилось, главы старообрядцев. Обе женщины экспедиции — Нина Владимировна и врач Юлия Тимофеевна — в один голос заявили, что место тут по энергетике резко отрицательное, что тут опасно находиться, забрали мужиков и уехали. А место — действительно, сразу чувствуется, непростое. Как-то уже затёрлось, поистаскалось это понятие — «место силы», упоминается всуе, даже неудобно как-то употреблять. Но как без него обойтись, если есть места, где и впрямь чувствуешь что-то особенное? Можешь приехать туда совсем ненастроенным, с развинченным умом, а там тебя будто резко в воду головой кто-то опустит — и видишь, что тут всё другое.

Холм у реки, на холме жертвенник бабаджистов с обгорелыми остатками фруктов, православный крест и часовня. В часовне читали акафист в честь праздника Смоленской иконы Божией матери. Слушало человек десять — дети, бабы, пара мужиков. Батюшка из соседнего татарского села Бергамак приезжает по воскресеньям. Акафист читал сам и давал местным прихожанам. Что-то плохо у них с этим делом, читали по складам, и не только старые, но и среднего возраста. Ну, вызвалась тоже почитать, пошло быстрее и веселее, разница налицо. Никогда бы не подумала, что в наше время удастся блеснуть не каким-нибудь особым мастерством, а — умением читать!.. Ввели, блин, в грех гордыни, и на пустом месте, прости Господи.

Почему-то пришло в голову, что, может быть, неслучайно я не попала на все прочие мероприятия праздника — бабаджистское жертвоприношение с пением баджанов, препирания представителей разных религий перед телекамерами — видела я это всё на видеокассете, ничего хорошего — а попала только на акафист…
А может и случайно.

Акафист кончился. Зеваки, туристы и телевизионщики с камерами, толпившиеся вокруг, уже куда-то пропали. Батюшка и прихожане тоже быстро ушли. И осталась я одна на этом странном холме. Начался дождь. …Ну как это описать? В чём проявляется место силы? Очень остро чувствуешь, что ты ЖИВЁШЬ. Прямо сейчас, в это мгновение. Необъяснимое чувство значимости происходящего, хотя как бы ничего не происходит. Ощущаешь ОТВЕТ окружающего мира на твоё присутствие здесь. Ты чувствуешь, и тебя чувствуют. Сидела на корточках и держалась за землю руками. Хотелось прямо руками сосать из неё… не знаю, что. Чего не хватает.

Пошла вниз по реке, с каждым шагом осматриваясь и прислушиваясь. Страшно отчего-то. Недалеко видны тощие берёзки, какие растут вокруг болот. Вернулась к холму. Подумала, что если пойти вверх по реке, то в конце концов выйду к деревне. Река — куда она денется. (А вообще дорога к деревне идёт не по берегу, а чуть в стороне через леса-поля.)

Ну, пошла. Дождь кончился, трава высокая, мокрая, я босиком. Ощущения просто зашкаливают. На лугу полувысохшие озерки с тёмной водой. (Прям как в песне — «ой, тою поле озёрушки»…) Утки. Необычная берёза с очень часто растущими ветками. Река постепенно стала заворачивать и как-то сужаться. Казалось, вот-вот, и петля кончится, и она более или менее прямо потечёт к Крутояру, откуда уже видно деревню. Но она сужалась всё больше, превратилась в заросший ручей и вообще пропала! Вот это фокус! Где это видано, чтобы нормальная, немаленькая такая, река просто кончалась? Ну то есть, точнее говоря, она тут начиналась, потому что я шла вверх по течению. Но она не могла начинаться тут, она у деревни течёт! Я судорожно представляла себе карту Омской области с протекающей мимо Окунева Тарой… Блин, может это не Тара? Приток, что ли, какой? Ну, допустим. Но всё равно, не может за какие-то сто метров вытекающий из ниоткуда ручеёк превратиться в нормальную реку. Блин, фигня какая-то творится. Не люблю я у себя таких неадекватных состояний. Вроде не спишь, а как во сне. Терпеть не могу. А бывает…

Тропинка, и раньше еле видная, теперь совсем пропала. Ну, думаю, ладно, хрен с ней, речкой-оборотнем, сгинула и сгинула. Буду держаться этого же направления и рано или поздно выйду к Крутояру. Тем более, с одной стороны так называемый увал, высокий холм — древний берег Тары, которая, как пишет Речкин, была когда-то полноводна, как Ганг. А я как бы на древнем русле, т.е. увал ограничивает моё передвижение с одной стороны. Иду, иду, вот и дорога появилась! Ура, раз дорога, значит — жильё, а жилья поблизости, кроме Окунева, нет. Захожу по дороге в высокие, выше человеческого роста, крапивно-конопляные заросли, выскакиваю из них, вижу двоих солдат. Люди, однако!
— Не подскажете, к Муромц… то есть к Окуневу… Я правильно?..

Мой вопрос повисает в воздухе недосказанным, потому что за солдатами возвышается… холм с часовней. Я вернулась по той же дороге, по которой ушла. И совершенно не заметила, как повернула на 180 градусов. Я понимаю — не заметить этого на каком-то большом пространстве или в лесу, где всё одинаково и нет ориентиров. Но тут место довольно небольшого диаметра, открытое, с примечательными озерками и перелесками. И до сих пор не пойму, как можно было не узнать дорогу, по которой только что вышла. Как можно было не отследить момента, когда увал, бывший сначала справа, оказался слева? Причём шла я, _внимательно_ оглядывая окрестности, специально запоминая дорогу, чтобы, если не найду прохода к Крутояру, всегда можно было вернуться назад.
Ну, что тут скажешь? Водит, однако!

Вернулась в деревню по проезжей дороге, как все нормальные люди. В экспедиции рассказала в двух словах, что было, и оказалось, что точно такая же история случилась на том же месте с одним из ребят, Пашей.

Возвращаться мне туда, ясное дело, не хотелось. А вообще, очень интересно, что было бы, если бы мы пошли туда вместе. Одно из двух — либо простое объяснение всех загадок, либо заход куда-нибудь совсем уж не туда. Думаю, кстати, за Пашей второй вариант, что называется, не заржавеет… Поймите меня правильно, это комплимент!

Когда я строила планы поездки в Окунево, главным пунктом программы было посещение Шайтан-озера. Без этого просто нельзя было вернуться назад. Попасть туда не так легко: нужно переправиться через реку, дойти до соседнего татарского села Инцисс (замечательное, название, правда? ;-)), и от него ещё идти через лес. В общей сложности, говорят, семь километров.
Дни шли, а мне всё никак не удавалось найти людей, которые показали бы дорогу. Я уже забеспокоилась — может быть, это из той серии, что «озеро не всех к себе пускает»? Но вот, наконец, выяснилось, что вечером на Шайтан, точнее, «на холмы» (т.е. в маленький типи, стоящий на холме недалеко от Шайтана) собирается девушка Катя. Ура, шесть вечера, и мы, взяв тазик, выдвигаемся.

Не знаю, стоит ли описывать переправу через Тару. Вообще, ерунда какая-то, но забавно.
Почему-то на берегу реки, где обычно никого не бывает, оказались рыбаки, плюс почти одновременно с нами пришли купаться два мужика и мальчик, а с противоположного берега шёл вброд очень высокий парень. (Для него тут — брод, а для нас — только вплавь!) Я как-то привыкла купаться голышом, да и в баню ходить, несмотря на двуполость компании, гораздо удобнее без купальника. Совсем забыла, что типа надо стесняться. Разделась, одежду в тазик, переплыла на тот берег, высокий парень — очень мило с его стороны — видя, что нам со всем барахлом придётся плавать туда-сюда не один раз, перенёс часть наших вещей вброд. Мы с ним пересеклись на середине реки, только он шёл, а я плыла 🙂 Короче, сижу на нужном берегу и жду, когда поплывёт Катя. Все вещи здесь, тазик у неё, ей осталось только перевезти платье, которое надето непосредственно на ней. Но она почему-то стоит и никак не плывёт. А на моём берегу, чуть подальше, стоит мальчик лет десяти-двенадцати (прошу заметить, в трусах. Здесь это важно!), и тоже не плывёт обратно к мужикам. Долго длилось сие, я сидела в недоумении, отчего заминка. Наконец, Катя не выдержала, разделась и поплыла. Как она потом объяснила (сама я бы ни за что до таких тонкостей не догадалась!), она стеснялась раздеваться при мужиках и ждала, когда мальчик переплывёт обратно и они все уйдут. А мальчику на моём берегу, оказывается, нужно было пройти мимо меня несколько десятков метров вверх по течению, чтобы, с учётом течения, при переплывании на тот берег попасть в место, откуда он стартовал и где стояли его мужики. Пройти эти метры он стеснялся, потому что там сидела голая я! Я просто решила обсохнуть и не одевалась; мне и в голову не приходило, что девушка без одежды на берегу реки может кому-то мешать жить. Мальчик, прости, я не нарочно, честно!
Короче, история из разряда «глупый белый человек».

Переправа подпортила мой мистический настрой на встречу с Шайтаном, но дорога на Инцисс исправила дело. На лугах пасся инцисский табун, краски на закате феерические, травы, цветы… Лошади ржали и играли друг с другом. Хотелось смотреть и смотреть на это долго-долго. Поймала себя на мысли, что боюсь сейчас назвать это «красивым», «очень красивым», даже «очень-очень-очень красивым». Это невозможно передать, и недостаточно сильное слово — расписка в собственной беспомощности…

В двенадцатом часу ночи мы добрались до места — но не до озера, как я ожидала, а в типи. Реально они, судя по моим пространственным ощущениям, совсем близко друг от друга, но поскольку озеро по всему периметру окружено не только лесом, но и серьёзными болотами, к нему нет прямого подхода от типи. Приходится идти крюком, почти возвращаясь к Инциссу, чтобы попасть на лесную дорогу, ведущую к Шайтанке. (Когда я впервые услышала такое свойское и ласковое название, мне полегчало: «Шайтанка» звучит совсем по-другому, чем «Чёртово озеро», на котором, говорят, случалось, что на глазах охотника утка превращалась в чёрта…)

Двое из ребят, живших в то время в типи, собирались ночью идти на озеро. Конечно, я пошла с ними: вот свезло-то, впервые идти на встречу с волшебным местом ночью, да ещё в полнолуние! (Хочется издать звук, приписываемый привидениям! :-))

Хоть и полнолуние, но без толку: небо затянуто облаками. Можно было обойти весь крюк по дороге, но Саша с Геной решили срезать прямиком через лес. Тихо подозреваю, что этот маршрут был выбран специально для меня — для пущего страху. Хотя не знаю. Говорят, что только женщины такие хитрые и коварные, а мужики — простые. Может и зря я по себе сужу, а они просто хотели быстрее дойти?..
Ни хрена не видно, приходится лезть через бурелом. Передвижение требовало такой сосредоточенности, что я даже бояться перестала — не хватало на это мозговых ресурсов!

Наконец открылась поляна. Пришли. Озеро — хотя и довольно большое, но настолько потаённое, что даже стоя тут, совсем рядом, можно было его не заметить. Со всех сторон окружено лесами и болотами, а с этой поляны идёт единственная узкая — в несколько тонких скользких жердин — гать через болото, позволяющая подобраться к открытой воде. Болото — не какие-нибудь мокрые травянистые кочки, а настоящая трясина. Я такое, кажется, только в кино видела.

С Шайтаном непросто пообщаться: деревья подходят к самой воде, и озеро загорожено ими от лишних взглядов, как завесой. Даже стоя на поляне, которую отделяют от воды какие-нибудь тридцать метров гати, чувствуешь, что ты — тут, а оно — там, закрыто, не подпускает к себе.

Гать заканчивается небольшой травянистой площадкой, которая плавно качается под каждым шагом, но тут уже не провалишься. К дереву привязана дырявая лодка-плоскодонка. Взгромоздились с Геной на лодку. Ой, какая неустойчивая!! Вжалась в дно, вцепившись за края. Отплыли недалеко. Поверхность такая спокойная, на горизонте вода слилась с берегом, пропала линия соединения. От этого у меня закружилась голова. Генка был спокоен как танк и, видя мой трепет, пытался разрядить обстановку ворчанием: «Озеро как озеро, и чего сюда едут хрен знает откудова…»
Хоть Генка и не местный, сам где только не поездил, но подобные слова чаще всего приходилось слышать от простых местных жителей, когда они говорили с нами, приезжими, и не только об озере, но и обо всей местности. Слышу в этом некую ревность: «не трожь — наше». Может, я и ошибаюсь.
Версия местных насчёт образования озера такова: оно появилось перед революцией, когда на этом месте четыре года горело торфяное болото, и огонь никто не тушил.

На воде виднелись какие-то предметы, в темноте похожие на крокодилов. Я пугалась, а Генка обязательно подгребал к ним для пущего эффекту. Потом вытащил из воды некий, так сказать, эндемик: по крайней мере, я нигде раньше таких водорослей не видела. Довольно большие, растут почти целиком под водой, иногда немного торчат над поверхностью. Называют их тут «ананасами», так как по виду они действительно напоминают куст ананаса, правда, без плода. Купаться у берега неприятно именно из-за этих «ананасовых рощ» под водой. Ещё их зовут «мудорезы». Какой-то приличный человек из экспедиции сказал потом, что думал, что это латинское название. А вот и нет! Название русское, и произошло именно от того, от чего вы подумали! 🙂 Потому что растение колючее и при купании больно режется, особенно в нежных местах тела…

Ну, купаться ночью мы не стали. Привязали лодочку, прошли по гати на поляну. Я-таки соскользнула одной ногой в трясину — не очень глубоко, но в темноте неприятно. Хорошо ещё, что на обратном пути, а то напридумывала бы себе, что «озеро меня не принимает»… 🙂

Саша уже разжёг костёр. Посидели до рассвета, испекли картошку. Генка напевал:

Попроси у него — может быть этой ночью
Он даст тебе всё, а ты дашь всем прочим

Довольно к месту.
Полюбовались зарёй над Шайтаном и пошли в типи — спать.

На следующий день уже большой компанией снова ходили к озеру. Лодка одна на всех желающих, а таковых на Шайтан приезжает теперь уже немало. Поляна не пустует, чаще всего на ней стоит чья-то палатка. В первую ночь нам просто повезло побыть там одним, либо дух озера того хотел. Днём лодка была занята, парни купались с берега. Встаёшь на край — и проваливаешься до самого…э… верха ноги. А вылезать приходится на пузе, держась за эту траву-не траву, почву-не почву, короче, растительное переплетение, из которого состоит край болота, т.е. берег. По телу после такого купания стекает чёрная болотная субстанция. Нет уж.

Искупавшись, народ пошёл к костру греться, и мне повезло покататься на лодочке одной. Плоскодонка оказалась хоть и лёгкой, но неуклюжей, управлять ей тяжело, тем более одним сломанным веслом. Пока она отреагирует на твои попытки повернуть, приходится сделать гребка три-четыре. Но мне было, в сущности, всё равно, куда плыть, я хотела просто рассмотреть озеро, что с берега довольно трудно, и побыть с ним наедине.
Вода необычного зеленовато-серого, светлого цвета. Совсем не похожа ни одно из озёр, виденных в прошлом году на севере, да и раньше, пожалуй. Она как кофе с молоком, но с молоком зеленоватым. Все берега по периметру — болота, это прямо чувствуется, даже цвет деревьев запомнился как желтоватый, хотя была ещё вовсе не осень. Мрачновато, и непонятно, почему. Озеро выглядит очень плоским, и как-то не хочется думать о том, что там у него внутри…
У восточного берега Шайтана живёт пара лебедей с двумя серыми пушистыми лебедятами.

Я вернулась к берегу, и потом мы поехали уже втроём купаться. Отплыли подальше от берега, я придирчиво смотрела в воду, выбирая место без водорослей. Наконец, кажется, в радиусе нескольких десятков метров из воды ничего не торчит и в воде водорослей не видно. Плюхаюсь с кормы в воду. Ёпрст! На глубине где-то метр-полтора залегает сплошной плетень из водорослей! Довольно плотный, от задевания ногой и не думает дырявиться. Будто бы гигантское сито опустили в воду на небольшую глубину, я в этом сите купаюсь, и меня можно «вычерпать» в любой момент! Брезгливо обплываю вокруг лодки и вылезаю. Видимо, этот плетень и есть тело болота, из которого образовалось озеро.
Интересно, что имеют в виду под словами, что у Шайтана двойное дно. Может этот слой и считается первым дном?
В общем, купаться ещё раз желания не возникло. Знакомство состоялось.

Один из стасовых мальчишек нарвал стеблей камыша и догадался попробовать их белую и нежную у основания мякоть. Сначала сырую, а потом и на костре поджарили. Вкусно. Внутри — как губка.

…В типи на холме люди приходили и уходили, а постоянно там жил только Генка. На второй день моего пребывания целый день лил дождь, и мы сидели и разговаривали. Оказалось, Генка по уши набит не только разнообразными сведениями по мифологии, но и каким-то анекдотами, присказками, прибаутками, переделанными словами… Короче, современный фольклор.

Cварился рис. Как мне нравится, когда готовят мужчины! Тем более на костре, тем более экзотические блюда вроде риса с корицей, черникой, костяникой, а самый смак — с рябиной. Жимолость нам там не попадалась, но рябина — достойная замена.

Черники было немного, и довольно мелкой. Нам, конечно, вполне хватало, но не было того радостного чувства изобилия, которое можно испытать в Эстонии или, скажем, на Соловках, где ягоды размером чуть ли не с вишню, а кусты местами выше колена.

Говорят, где-то недалеко от типи в районе речки Инцисс растёт кедрач, но мы как-то не собрались туда сходить.

За едой мы ходили в ближайшую деревню Инцисс. Я не знала, что в Омской области издавна жили татары, но даже по названиям сёл сразу видно, что татарских деревень — не меньше, чем русских. Мы покупали у местных хлеб (бабы пекли сами, очень вкусный), молоко, морковку. Вообще, Инцисс почему-то произвёл на меня удручающее впечатление. Лучше бы я не видела этого местного парнишку-дурачка Африда, который, кстати, спёр у экспедиции топор. Он всё пытался рассказать нам с Катей, как кто-то с кем-то подрался, как он хотел кого-то там побить… Да и другие, здоровые на голову парни… Как это скучно — их разговоры, их жизнь. Разговаривали и с хозяйками, у которых брали хлеб и молоко. Одна приехала недавно из Казахстана, дом остался в наследство от умершей бабушки. Переживает не на шутку, что дочь 24 лет не замужем. А подруга замуж вышла, да муж уже сидит. Сама тут всё лето одна с младшей дочкой, с хозяйством еле справляется. Мы ей: «У вас тут так красиво!» А она: «Да мне и некогда эту красоту смотреть, работаю не разгибаясь.» На дворе ни травинки, голая утоптанная земля, унылый сарай. Должна разве жизнь быть такой? Не знаю. Опять нужен симоронский ПВБ, чтобы не вовлекаться во всю эту фигню.
Русские деревни там всё же получше. Хотя Катя вот удивилась, что у меня после Инцисса подавленное состояние: «Да? Почему? А мне Инцисс нравится.»
Ну, спорить не буду. Никуда не денешься от того, что свой мир таскаем в своей башке.

А вот речка Инцисс — очень красивая. Прозрачная, будто горная, на стремнинах яркие шелковистые водоросли. Сказочное кино на ней можно снимать. Непривычно — в средней полосе такого не бывает — что она такая узкая, фактически ручей, а берега высокие. Стоишь на поваленном дереве над водой на высоте метра в 3-4, здорово…
Есть на Инциссе и своё место силы. Там река очень извилистая, на небольшой поляне вьётся своими высокими обрывистыми берегами, будто змея трётся сама об себя боками. Бока неизбежно однажды сойдутся, сольются, и, думаю, довольно скоро. Никогда такого не видела, очень красиво…

На краю леса рядом с холмом, на котором стоял типи, жили большие белые совы. Обычно они замечали нас первыми и улетали. А однажды вечером, когда я возвращалась одна из Инцисса, как раз после посещения описанного места силы, на развилке дороги — к типи и к Шайтану — огромная белая сова подлетела ко мне поближе, села на ветку и стала в упор смотреть на меня!.. Вспомнилась цитата из «Лекций и интервью Карлоса Кастанеды»: «ВОроны и ворОны — популярный способ передвижения по Америке»… Я тоже сделала несколько осторожных шагов к ней, стараясь получше разглядеть в сгущающихся сумерках её лицо, но тут она мягко снялась с ветки и плавно и бесшумно удалилась.

…Дни моего пребывания на Шайтане закончились. Возвращаясь, застопили на лугу красный раздолбанный запорожец, двое пьяных местных гоняют на нём без дороги, как на джипе. Сафари, блин. Под конец мы встали как вкопанные, застряв в луже. Удалось вытолкнуть довольно споро. Мужики очень приглашали скоротать с ними вечерок, но мы с Катей отказались. Они уже вроде распрощались, но потом снова нас окликнули:
— Девушки! А может всё-таки?.. У нас ведь и водка есть!..

Кстати, до красного запорожца по лугу мчался его зелёный собрат. Видимо, это местная традиция. Зрелище завораживающее, где ещё такое увидишь! Почему-то вспомнился рассказ Калугина о русском летучем голландце в виде трактора «Беларусь».

В доме Абаянцева в вечер моего возвращения топили баню. Правда, она уже успела порядком остыть, париться было поздно, а жаль. Парилка там очень маленькая, представляю, как её можно нажарить! В московских банях-саунах, конечно, свои плюсы, но вот настоящего деревенского, _страшного_ жара, на грани потери сознания, здесь, увы, не бывает… Света не было, пошла мыться с фонариком. В парилке посидела в темноте. Подходящее место для всяких практик с уединением. Вспомнились опыты Джона Лилли в свето- и звукоизолированной ванне с постоянно поддерживаемой температурой воды в 36.6 градусов.

…И вот наступил наш последний день в Окуневе.
С утра ребята из экспедиции занимались «камералкой» — так называется процесс обработки полевых замеров на компе. Честно говоря, их уровень компьютерной грамотности меня удивил. Например, вводить в Excel простейшие формулы типа A+B из всех севших за камералку умела только я… До моего появления технология обработки данных была такова: цифры вводились в Excel, как в записную книжку, а вычисления производились в бумажном блокноте.
Впрочем, может я зря иронизирую, может действительно не имело смысла везти «в поле» компьютерщика, если можно обработать замеры и в Москве.
Ну, по-любому, эго моё радовалось подобному раскладу безмерно.

Один из участников экспедиции, опытный геофизик, который ездит в Окунево уже четвёртый год (отличный, кстати, дядька, очень мне понравился; именно так я представляю тех, кого называют немодными словами «русская интеллигенция») сказал по секрету, что вообще-то считает работу экспедиции абсолютно бесполезной. Так вот. Дзен среди нас.

После того, как при забивании данных в комп мы ошиблись в какой-то из строк и всё нафиг съехало, мой камеральный энтузиазм поубавился, и нас отпустили на концерт (!), организованный на пустыре около типи писателем-энтузиастом Речкиным.
Люблю такие мероприятия! Специфическая атмосфера деревенского праздника. По деревне были расклеены объявления формата А4: «В пятницу 15 августа в 18:30 у типи состоится КОНЦЕРТ. Приглашаются все!» Мне понравилось, что не расписано, кто именно будет выступать и что именно делать, а сказано коротко и ясно — концерт! Типа сюрприз. Из Муромцева были привезены колонки и какая-то нехитрая аппаратура. Сцену строить, разумеется, не стали. Местных жителей пришло много, постарше и молодёжь, сидели на траве и на брёвнышках. Продавщица местного магазина, правда, потом жаловалась, что время выбрали неудобное, как раз когда скотину загонять и доить.
Выступали по очереди два артиста — мужчина и женщина средних лет. Пели под минусовку песни советской эстрады. Простые такие и хорошие: про Родину, про любовь. Жители были довольны. А я вот горевала, что нету танцев, а только песни. Так что мы послушали-послушали, да и пошли купаться в «темнилище».

Это прекрасное место окрестили так экспедиционщики, намерившие там некое отрицательное излучение. Это пустое плоское пространство, находящееся внутри огромной петли Тары. На дальнем конце растёт несколько одиночных деревьев, вид у них нездоровый. Туда выгоняют пастись окуневских коров и лошадей, поэтому трава аккуратно подстри… т.е. подъедена под корень.
Место удивительное. Место глючное, точнее не скажешь. Я сначала не могла понять, что напоминает мне противоположный берег реки. Оказалось — натуральная Африка, какой я её себе представляю. Песчаный берег не крутой, а — неширокая плавно поднимающаяся вверх полоса, причём вода оставила на песке рисунок в виде горизонтальных линий, напоминающий слои выходящей наружу каменной породы. На песок с деревьев спускаются — издалека очень похоже — лианы! И небо синее-синее, как будто бы стоит страшная жара, и единственное облако над лесом — белое-белое — яркие тропические цвета! В реке того и гляди всплывёт крокодил… Почему-то здесь Тара кажется опасной. Но это иллюзии противоположного берега. А на этом — совсем по-другому.
В темнилище мне всегда было хорошо, когда бы мы туда не ходили. Уж не знаю, как это увязать с открытым там нехорошим излучением.
Утром там радостно, замечательно поются народные песни, выходит громко и красиво.
Днём там — насыщенно. Лежишь на траве (кое-где осталась-таки, ближе к берегу) лицом вниз и просто прёшься: земля прокачивает. Мощно так прокачивает.
А в последний день перед отъездом мы пошли туда вечером, на закате.
И опять я не подберу слов, чтобы передать это. Офигенно красиво, нереально, невыносимо. Лошади скакали, по всему огромному пространству земли и неба разносились топот и ржание. Акустика там ненормальная, казалось, что на ржание наложен специальный акустический эффект, так ясно, близко и выпукло оно звучало.
Купались, прощались с Тарой. Самый нежный песчаный пляж — как раз в темнилище. Сначала показалось холодно, а потом уже невозможно было вылезти из воды. Нырять, лежать на спине, чтобы река катала меня на своём упругом боку, балуясь и разворачивая моё тело по течению… Как же хорошо!

Шли назад, солнце садится, краски неестественно ярки и всё видно очень резко. Это был совершенно другой мир. С иным уровнем восприятия — другое зрение, слух, обоняние… Крыша ехала. Сон наяву! Мы постоянно останавливались и впитывали в себя мистичность пространства.

…Вечер получился какой-то странный. Пришла местная ясновидящая Люба с мужем Альбертом. Мы сидели на дворе под навесом, а они вместе с врачом Юлией Тимофеевной чуть отошли и смотрели на небо, а потом утверждали, что только что видели на небе по очереди появлявшиеся знаки: «36 ЛМК». Потом Люба с Альбертом подумали и расшифровали буквы сначала как «Любите меня. Кристалл», а потом ещё немного подумали и переделали в «Любовь+Молния=Кристалл» (чтобы было понятно: Мыслящий Кристалл, который станет в будущем новым источником энергии на нашей планете, а сейчас покоится в одном из Храмов под землёй — один из основных элементов окуневских легенд).
Ещё Люба сказала, что нашу планету наблюдают около 700 инопланетных цивилизаций, из них примерно 50 настроены враждебно, но остальные нас охраняют.

Любе на вид лет пятьдесят. Похожа она на украинскую селянку и индейскую женщину одновременно. Невысокого роста, мощный бюст, смуглая кожа, светлые глаза, обведённые, как представляется, не косметическим карандашом, а кусочком угля, две длинные чёрные косы и какая-то внутренняя твёрдость. Вот бы мне фраев фотоаппарат из «Энциклопедии мифов»: как бы мне хотелось хоть на мгновение взглянуть на мир её глазами!..

Утром в день отъезда мы зашли к Любе и попросили сводить нас на всем известное место силы за её домом. Место силы представляет собой пятачок непосредственно на огороде, среди картошки, куда может встать один человек. Неподготовленному человеку можно постоять там около двух минут. Больше, по словам Любы, — уже перебор. Она обязательно наблюдает сеанс и говорит, когда уже пора с места выходить. А потом смотрит на тело и сообщает: «Так, у тебя вот, вижу, щитовидка сейчас поправилась… А у тебя — лёгкие» и т.п.

Сказала, что каждому человеку нужно делать по 33 кружения (типа суфийских) по часовой стрелке три раза в день. Для установления внутреннего равновесия и ещё чего-то там, не помню.

Экспедиция возвращается в Омск. Я могла бы остаться в Окуневе ещё на какое-то время, но, во-первых, их уазик снимает все проблемы моего перемещения в город, а во-вторых, у них будет целый свободный день в Омске с осмотром города и поездкой в Ачаирский монастырь. Так что еду с ними.

С утра перед отъездом закупаем сувениры в Москву — местный мёд и незнакомый ранее продукт — рыжиковое масло. Нет, делается не из грибов, а из растения рыжик. Ароматное и горьковатое.

Пока ехали, Юлия Тимофеевна рассказала, что в Москве в храме на Большой Ордынке служит о. Даниил — «видящий». Он знаком с одним из пяти настоящих старцев уровня Саи Бабы, которые будто бы живут сейчас в России, но никто не знает, где, потому что те пока не хотят заниматься окормлением народа.

По Омску нагулялись вдоволь — и днём, и ночью. Интересная штука, и я замечала это не только в Омске, но и в других городах: приезжаешь, скажем, в Омск, и он кажется похожим то на Иваново, то на Астрахань, то на Кемь, то на Йошкар-Олу, и город будто уже знаком по прошлым воспоминаниям, хотя ты тут впервые… Видимо, совпадает просто само чувство пребывания не в родном городе.

Потом началась наша экскурсионная программа.
Какое это забытое чувство: быть экскурсантом! Вы вот помните, когда были на экскурсии в последний раз? Я, по-моему, ещё в школе.
И тут нас везут в Музей имени Врубеля. Худенькая симпатичная девочка-экскурсовод. Экскурсия была рассчитана явно на школьников (одно из двух — либо я шибко умная :-))К сожалению, я и без неё была давно в курсе истории русской живописи от Рокотова до Шагала, так что мне было неинтересно.
Зато в подвальном зале музея проходила выставка советской игрушки года эдак с 1929 и до наших дней, из экспозиции Музея игрушек Сергиева Посада.
Вот это я понимаю, полный кайф! Такого я нигде не видела. Сначала совсем уж экзотические красноармейцы, бабы в зипунах, матросы, дворники. (У меня в детстве был игрушечный дворник, но не такое произведение искусства, а просто резиновый.) Позднее — всякие пионеры, клоуны. Самые лучшие игрушки были примерно годах в 50-х. Они такие простые, уютные, добрые и трогательные. Им нужно жить в деревне. Их сразу хочется взять в руки и защищать и чтобы они с этой минуты всегда-всегда были с тобой. Или подарить кому-нибудь самому-самому любимому.
Короче, я плакаль.

Очень много было старых замечательных игрушек. А я вот, кстати, вспоминаю, как мы с бабушкой ходили в «Детский мир» в 80-х, она спрашивала, что мне купить, а мне довольно-таки мало что нравилось в игрушечном отделе.

Более поздние игрушки, времён моего детства, — реально не такие хорошие, а некоторые откровенно дурацкие. Но по-своему тоже зацепили глубоко. Лев Толстой писал, что у каждой семьи бывает золотое время, когда никто ещё не умер. Или, добавлю, ничто не умерло. Так вот игрушки цепляют так сильно, напоминая золотое время. Они плюют на твоего внутреннего взрослого и обращаются прямо к ребёнку. Отрицать свою детскую сущность перед ними трудно.

…После Музея Врубеля нас повезли в Ачаирский Крестовый монастырь километрах в 50-ти от города. Он был построен в начале 20-го века, в советские времена там была колония, где держали и уголовников, и политических. Много народу погибло. Ну а лет десять назад монастырь решили восстановить.
Мне показалось, что место пока ненамоленное, туристов (многих посетителей язык не поворачивается назвать паломниками) — слишком много, насельниц мало.
В главном храме подавали записки. Бабка в свечном ящике скрупулёзно проверяла подозрительные имена по святцам. Юлии Тимофеевне сказала:
«Аделая? Нету такого. Не могли с таким именем крестить.» Подписала рядом с именем «Бог весть».
Я тоже подаю записку.
— Убиенный отец Александр?
— Да.
— Тот самый? (с издёвкой)
— Ну да.
— А как его фамилия? (таким тоном, будто выводит крамолу на чистую воду и вынуждает меня признаться в ереси)
Я уж думала, сейчас вообще не возьмёт записку. Нет, взяла. Но монастырь уже не мог мне понравиться. Слишком дорога мне память Меня. В лавке ни одной книги о. Александра — одного из самых значительных христианских просветителей нашего времени! Ясно, что это не случайность, а политика.

Однако, несмотря на это, Паша сказал про этот храм, что «место работает».
Он как-то упоминал, что рад, что расстался с христианским эгрегором. Спросила, почему. «Принадлежность человека к религиозному эгрегору сначала помогает духовному развитию, а по достижении определённого уровня уже начинает тормозить.»

Потом заезжали в лютеранскую кирху на Иртышской набережной.
Очень удивилась, увидев на стене с обеих сторон от алтаря крупные цифры типа курса доллара. Оказалось, это номера «песен» (именно так их назвал пастор, не каким-то более возвышенным словом), которые должны петься на службе.

В поезде читала книжку Речкина «Окунёвский ковчег», чего и вам желаю.
Вообще-то, на трезвый взгляд как бы чушь, но почему-то похоже на правду. Я взяла и во всё поверила.

Глобальные наблюдения и выводы из путешествия получились примерно такие. (Теперь уже поздно разбираться, что я вычитала, а во что сама въехала.)

1. Не охотиться за информацией, охотиться за духом.
2. Стала замечать иногда, как через меня приходят уроки другим людям. (Не я их учу, а через меня приходят уроки.) Забавно быть «орудием».

3. Страх — такая же гуна, т.е. иллюзия, непостоянное марево, в которое можно попасть, внутри которого можно сидеть, а можно и выйти, как и боль, любовь, работа, самодовольство, покровительство и т.д. Людей можно характеризовать по тому, в какой гуне они преимущественно находятся. Но, разумеется, гораздо важнее замечать свои гуны. Надо всё время отслеживать эти свои границы и отбрасывать их в сторону. При этом нет ничего, что нельзя было бы отбросить — «и это не я» — подразумевая под «я» сущностный центр, который должен, как очищаемая луковица, прийти к «ничто» или Богу, которые сходятся, как вода и берег на Шайтанке.

4. И в то же время можно позволять себе контролируемую глупость вхождения в одну из гун. Например, сказать о чём-нибудь — «мне достаточно этого для осмысленности жизни», трезво осознавая при этом, что наличие смысла жизни — тоже просто гуна, в которой приятно быть.
Но из неё тоже однажды нужно выйти.

…А что касается аномальных зон — так не надо за ними так далеко ехать. Кто-то из экспедиции сказал, что в Москве есть дома, из стен которых выходят кошки и идут себе по улице, что часто наблюдают местные жители.

Август 2003 г.