Нина Искренко. Стихи.
Вот это лучше распечатать и читать неспешно. Гениальные стихи требуют отдельного внимания, лучше не комкать впечатление чтением с экрана.
Ольга Арефьева
Нина Искренко
Родилась в 1951 году на Волге.
Окончила физический факультет МГУ, работала переводчиком научно-технической литературы. В конце 80-х входила в состав Клуба «Поэзия» — полуофициального объединения литераторов поколения 30-40-летних. Выпустила три книги стихов (все — 1991). Переводила современную американскую поэзию. Умерла от рака в 1995 г.
http://russia.agama.com/r_club/journals/arion/2/panteo~1.htm
http://www.moscow.yabloko.ru/bounimovich/iskrenko.html
http://www.russ.ru/journal/kniga/98-05-30/param.htm
http://www.vavilon.ru/texts/iskrenko0.html
http://rubtsov.penza.com.ru/symbioz/7_8/iskrenko.htm
http://www.rvb.ru/np/publication/01text/46/01iskrenko.htm
http://www.arion.ru/mcontent.php?year=1995&umber=38&dx=553
http://poems.rema.ru/proekt/iskrenko.htm
ГИМН ПОЛИСТИЛИСТИКЕ
Полистилистика
это когда средневековый рыцарь
в шортах
штурмует винный отдел гастронома No 13
по улице Декабристов
и куртуазно ругаясь
роняет на мраморный пол
«Квантовую механику» Ландау и Лифшица
Полистилистика
это когда одна часть платья
из голландского полотна
соединяется с двумя частями
из пластилина
А остальные части вообще отсутствуют
или тащатся где-то в хвосте
пока часы бьют и хрипят
а мужики смотрят
Полистилистика
это когда все девушки красивы
как буквы
в армянском алфавите Месропа Маштоца
а расколотое яблоко не более других
планет
и детские ноты
стоят вверх ногами
как будто на небе легче дышать
и что-то все время жужжит и жужжит
над самым ухом
Полистилистика
это звездная аэробика
наблюдаема в заднюю дверцу
в разорванном рюкзаке
это закон
космического непостоянства
и простое пижонство
на букву икс
Полистилистика
это когда я хочу петь
а ты хочешь со мной спать
и оба мы хотим жить
вечно
Ведь как все устроено
если задуматься
Как все задумано
если устроится
Если не нравится
значит не пуговица
Если не крутится
зря не крути
Нет на земле неземного и мнимого
Нет пешехода как щепка румяного
Многие спят в телогрейках и менее
тысячи карт говорят о войне
Только любовь
любопытная бабушка
бегает в гольфах и Федор Михалыч Достоевский
и тот не удержался бы и выпил рюмку «Киндзмараули»
за здоровье толстого семипалатинского
мальчика на скрипучем велосипеде
В Ленинграде и Самаре 17-19
В Вавилоне полночь
На западном фронте без перемен
. . .
В России всегда можно было стрельнуть сигарету
Спросить самогону
у хуем исписанной двери
Нарвать георгинов на клумбе
Слетать на субботу
с товарищем детства к веселому Черному морю
Знакомясь на улице
дело докончить в сортире
В натуре всегда тут была широта
до избытка
К задам и грудям ощутима любовь до зарезу
ЛЮБОВЬ — НЕ ИГРА !
как начертано мелом в глубинах
шестого подъезда
В России всегда можно было убить человека
и вытереть руки о землю
траву
и березу
Всегда человека дубасила странноприимна совесть
начатки плодов присуждавшая в жертву родному народу
В стране от которой все ангелы видно давно отвернулись
А все трубочисты
ушли с головою в работу
В России всегда можно было легко и свободно
пред тем как свихнуться
пойти и стрельнуть сигарету
секс-пятиминутка
(конструктор для детей преклонного возраста)
Он взял ее через пожарный кран
И через рот посыпался гербарий
Аквариум нутра мерцал и падал в крен
Его рвало обеими ногами
Мело-мело весь уик-энд в Иране
Он взял ее
на весь вагон
Он ел ее органику и нефть
забила бронхи узкие от гона
Он мякоть лопал и хлестал из лона
и в горле у него горела медь
Мело-мело весь месяц из тумана
Он закурил
решив передохнуть
Потом он взял ее через стекло
через систему линз и конденсатор
как поплавок зашелся дрожью сытой
свое гребло
когда он вынимал свое сверло
Мело-мело
Мело
Потом отполз и хрипло крикнул ФАС
И стал смотреть что делают другие
Потом он вспомнил кадр из «Ностальгии»
и снова взял ее уже через дефис
Мело-мело с отвертки на карниз
на брудершафт Как пьяного раба
завертывают на ночь в вольчью шкуру
Он долго ковырялся с арматурой
Мело-мело
Он взял ее в гробу
И как простой искусствоиспытатель
он прижимал к желудку костный мозг
превозмогая пафос и кишечный смог
он взял ее уже почти без роз
почти без гордости без позы в полный рост
через анабиоз
и выпрямитель
И скрючившись от мерзости от нежности и мата
он вынул душу взяв ее как мог
через Урал Потом закрыл ворота
и трясся до утра от холода и пота
не попадая в дедовский замок
Мело-мело От пасхи до салюта
Шел мокрый снег Стонали бурлаки
И был невыносимо генитален гениален
его
кадык
переходящий в
голень
как пеликан с реакцией Пирке
не уместившийся в футляры готовален
Мело-мело Он вышел из пике
Шел мокрый снег Колдобило Смеркалось
Поднялся ветер Харкнули пруды
В печной трубе раскручивался дым
насвистыва оперу Дон Фаллос
Мело-мело Он вышел из воды
сухим Как Щорс
И взял ее еще раз
. . .
Пекёт Текёт И нагинается
Кой-как зажгёт и снова мается
Позвонит включит поканючит
Заплотит и уж чуть не плачет
А тут как выбросят Возьмет
и в сумку ложит
Улыбается
. . .
В пустынном доме тела твоего
(не моего не моего) гуляет ветер
И некому с дозиметром и циркулем проверить
что скудно в доме и темно зело
И в темном озере колеблемых зеркал
гуляет одинокий выключатель
который возомнил что он не свету попечитель
а сам источник света Вот что возомнил
И где теперь добыть простых чернил
и слез простых и сильнодействующей крови
чтоб оправдать надеждой на здоровье
весь белый свет и всех кто рядом был
и всех кто неизменно будет рядом
с тобой с тобой с тобой А не со мной
Ты будешь и красивей и умней
а я
Ну вот
я просто буду рядом
я буду ртом печенкой и крестцом
на том конце где путь неочевиден
я буду родинкой и плюшевым медведем
а кто-то будет Сыном и отцом
в и з и т н а я к а р т о ч к а
Голова головка уголовка
Клавка травка Кафка
ласточка с весной
проездной застенчивый съестной
липкий перламутровый с булавкой
с варежкой с норушкой без штанов
в Люберцах в сердцах на самосвале
во поле берё В Колонном зале
во саду ли все поражены
Нервы что ли обожжены?
Голова имеет форму куба
сруба сахара отвинченной луны
табуретки вилки ветчины
и швейцара английского клуба
/одножопых/
Из цикла «Шары»
. . .
И.Шульженко
ПЬЯНЫЕ ЖЕНЩИНЫ с нежностью смотрят друг другу в глаза
сдвинув колени осторожно и вдумчиво давят на слезные железы
Из-под бровей вылетают бесшумно железные лебеди
дикие пчёлы застыли в полёте и медом сочится в подолы ночная роса
Мед молоко и бензин разливаются вширь опрокинув аустые канистры
Пьяные женщины (нимфы гортензии кариатиды столешницы астры)
ловят затылком спасательный круг ежедневных привычек
белых мышей выпуская из тяжёлых свинцовых кавычек
Белых мышей и гадюк и медянок и ящериц тусклых собирая в крахмальный нагрудник
резко закинув лицо прикрепив к волосм жернова и колёса
пьяные женщины входят обнявшись в чужой виноградник
Вслед им глядят с интересом профили хищных птенцов лисенята и лисы
Пьяные женщины входят и рвут и сосут и в трясучке терзают ногтями
с воплем утробным впиваются в свежие раны
катятся плотным горячим клубком разбивая преграды и стены
падая с кручи и путаясь в терне осоке и мерзостно пахнущей тине
Бросив одежды и гребни и гривны нашейные и притиранья
Бросив одежды и гребни свои диким псам на съеденье
в мутном восторге с глубоким и трепетным чувством исполненного боевого заданья
сытые злые нагие гигантские ноздри раздув как коралловые паруса
пьяные женщины молча рыдают в пустой треугольник любви
честной собственности и высшего образованья
медленно курят и с нежностью смотрят друг другу в глаза
2-7,8.90.
. . .
Он обнимает меня он меня обнимает
Он обнимает меня и обняв засыпает
Он засыпает и спит и проснувшись опять обнимает
Скажет два слова и спит Мимо комар пролетает
Мимо комар пролетает как будто гуляет бесцельно
в самое ухо жужжа и к лицу приближаясь нахально
Он обнимает меня понимая что это фатально
Он и комар возбуждают друг друга предельно
Он и комар возбуждают друг друга и это нормально
Он и комар и другие явленья ума и природы
жажду взаимную крови они утоляют взаимно
одолевают друг друга они и друг друга они утомляют активно
млеют они от борьбы за свое пониманием правды
и за почётное право оставить на мне на поверхности и в глубине свои драгоценные
пробы
Правое ухо моё обрастает подушкой как мелкие камушки тиной
Лёгкое утро приходит щекочет и лезет повсюду и это ужасно противно
Он собирает последние силы пытаясь постичь
бытия необЪятность хотя бы на уровне тела
Сытый комар на стене полагает наивно что кровопролитья
исчерпана скользкая тема
Мы друг на друга глядим в предчувствии очередного предела
10-14,9.90.
КСТАТИ О ФУТБОЛЕ
Постирай мне любимый колготки
Принеси ненаглядный мой завтрак в постель
Почитай что там пишет премудрый Паскаль
И паскудную моль подстрели из рогатки
А не то я сама подстрелю
на Тверской активиста какого
Мы с ним хлопнем на Пушке по чашке какава
и пойдем наслаждаться
в консерваторию
7.11.90
. . .
Границу переходят только дважды
Пивной ларек работает до трех
Наш паровоз летит на всех парах
и я боюсь тебя увидеть без одежды без надежды
Не счесть жемчужин в море полуденном
Мы после смерти Мы после третьей перешли на ты
Редактор стер случайные черты
между check-point.ом и чемоданом
И солнце мира провалилось за кусты
На все четыре двинуло свободой
Мы вдруг затихли как перед ламбадой перед лампадой
и вытерли слезу Для красоты
И ты не упрекай меня без нужды
УЖ НУЖДА БЛИЗИТСЯ не выключая фар
Ночной зефир сгущается в кефир
Скупой границу переходит дважды
Давай зайдем в какой-нибудь подвал
Давай устроим гвалт на всю Европу
И поцелуем царственную лапу
Так как никто еще не целовал
90.
. . .
УРА! И женщина Мария
выходит на берег крутой
Нет-нет! Вот женщина Мария
выходит на берег крутой
Но если женщина Мария
вдруг выйдет на берег крутой
И только женщина Мария
не выйдет на берег крутой
По вечерам одна без комплексов
покинув дьюплекс и гостей
Мария натерев песком лицо
выходит на берег крутой
Крутая женщина Мария
что не идешь на берег ты
Крутая Женщина Мария
зачем идешь на берег ты
И там на берегу финты
откручиваешь ты Мария
устраивая аварийный
шершеляфам из-под тахты
гоня отраву из туфты
суровоокая Мария
зачем ты дразнишь кто быстрее
Нет ты не гений чистой красоты
Скажи богемная Мария
а что твой берег сильно крут?
А то ведь может люди врут
про эти челюсти доблести вставные
про эти кручи записные
в которых шершни гнезда вьют?
Садится шершень на Марию
к будру крутому прикипев
Садится шершень на Марию
прилипнув на живот крутой
Садится шершень на Марию
облюбовав крутую грудь
И замышляя дальний путь
так вопрошает он Марию
Ужель та самая Мария
сидит на ьерегу крутом?
Сидит и вертит тут хвостом
с гипербореями играя
на шершня падая пластом?
Кого шерше Ля фам Мария
перегорая и шурша?
На сердце руку положа
скажи шершавая Мария
седая карлица Мария
смела как выдрица сырая
и обольстительна как руки брадобрея
с карманным зеркальцем в душе
Кого ты только не шерше
Превозмогая чаевые
на сердце руку положа
как на духу Иль в эйфории
на берег ногу положа
в лицо излищне не дыша
скажи
Ты ж е н щ и н а Мария?
Скажи
Не скажет ни шиша
90.
КОГДА ДУШЕ
1
Когда легко и пусто на душе
вид линии электропередач
Отечества нам сладок и приятен
А если на душе нехорошо
то есть не пусто а чего там только нет
такого от чего нам не легко
а как бы даже очень затрудненно
и как бы тягостно и гадко
и вообще
хреново значит на душе
Вот уж тогда
не то что линии каких-то передач
каких-то там электро-
или просто п е р е д а ч
О т е ч е с т в а антипатичен вид
а даже колпачок
отломанный у шариковой ручки
и тот нас непомерно огорчает
своим несладким неприятным видом
Отечества
И хочется сказать без выраженья
ГРАЖДАНЕ ПАССАЖИРЫ
ОТОЙДИТЕ ОТ КРАЯ ПЛАТФОРМЫ
2
Когда в душе милитаристский праздник
и день уж клонится к закату
и когда
уже немного нищих в переходах
и тихо шаркает чуть бодрый старичок
неся в кульке прозрачном яблоки
до килограмма
И красавцы налицо
с красавицами Или так
в носочках красных
разинув рот
экстравагантно прислоняясь где нельзя
где аккуратно белым по-пустому написано в сердцах
НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ
Нигде читатель мой нельзя остановиться
разинув рот
чтоб не привлечь внимание жюри
разинув рот
Вот день Сгорел как белая страница
разинув рот
И ничего внутри
проникновенно рот разинув
23.2.91.
Р е п е й м а н с 0
Панк в смокинге играет на железке
Бугай из конторы настраивает аппаратуру
Двое в шарфиках Один вдвое меньше другого
Голубоглазая жует чужой хлеб
Ребенок шепчет Это я Это я в углу
Пила длинная и гибкая
Музыка веселая воет и никакая
Никакая ни сиамская просто гармошка
и четкое распределение обязанностей
На подоконнике человек в неподвижно сером Ав Ав
прихлебывает пила
стул с желтой обивкой на столе
волосы кудрявые кудря волосы
Мы в с е т а к л ю б и м д р у г д р у г а
Пауза
Большой бубен и китовый ус
Зажигалка пшик-пшик Китовый ус
а над ним очки
Человек на подоконнике переменил положение
Черные ботинки художницы и поясок на лобном месте
Беготня в зале Шепот
Я прошу прощенья Сегодня получилось не очень хорошо
Мы еще сыграем одну или две вещи а потом нас прогонят
Уа Уа ЗЗ-з М ы в с е т а к л ю б и м
Пауза
Стук по ящику и гармошка мужественная
Кружок «Рукодельница»
руководитель Баранова Инна Владимировна
Встал и вышел роется в пальто
Ну как тебе? Блеск
Стук и подвывание гармошки
Маша ковыряет в зубах Бух бух
В заднем ряду худсовет
Нынче с косами ходят по улицам
Косы с шариками цветными нитками замотаны
Это у вас настоящие «ВТ»?
Помахала рукой Ммпц
Уже барабанчики и снова пила пилатчинка
Чико чико Их уже трое
Ну как вчера добрались? Клево
Постукал по барабанчику пальцем подманивает не-а
Вжжик нрк а уж уж бук бук Эи ты всир
Как вчера добрались?
в сиреневом виндсерфингимн Тук тук
Под кресло полиэтиленовый пакет с пейзажем
Атмосфе-ера
Пора бы уж и прогонять перегнувшись через ряд
М ы в с е т а к
Апплодисменты
86
. . .
Я буду здесь лежать пока не заберут
пока не заподозрят не заметят
Пока все ласточки не улетят на митинг
Все ПВО не вымечут икру
Я буду здесь лежать не двигаясь к звезде
не приближаясь к истине и цели
Есть многое на свете генацвале
Есть многое
Но видно не везде
Вот здесь к примеру нету ничего
Здесь я лежу не двигаясь на митинг
не приближаясь к ласточке
заметят
не приближаясь Воздух ПВО
. . .
Говорил своей хохлатке
в голубом платке с получки
вдоль по Пироговке
Говорил Уедем Рита
Заработаю на хату
Будешь ты обута
Будешь кушать апельсины
Коврик купим с полосами
Там красиво Север
Отводил рукою пряди
льнул картофельным медведем
говорил Уедем
говорил Ни капли Баста
Чтоб ей скверной было пусто
Завязал я Рита
Говорил Последний раз а
В рот упала папироса
Магазин закрылся
Тронул крепко одичало
Раздавил в кульке печенье
Сплюнул непечатно
Так и шли законным браком
к задним бедам кислым брюкам
плыли к боку боком
Эх российские буренки
голубые табуретки
Масловки-Таганки
ЧЕЛОВЕК ОНА НЕ ПТИЦА
Она энергия движенья
Ежедневные деньжата
для расхода в пустоту
Пестик Пестик Я Тычинка
Сколько снега в очертанье
человеческой фигуры
Сколько грифеля в костях
Осень осень Тело ломит
пикассит и мандельштамит
из себя меня корежит
и кусается во сне
Осень осень Листья гаснут
словно жены декабристов
на пустом прогонном тракте
с пирогами и детьми
В потолок стучит пирушка
Снизу пол сверлит пирушка
Челентано с пьяным хором
мчит в мохеровом дыму
Опа Оп Ядрена банка
Таракан ползет по стенке
Пестик Пестик Я Тычинка
Где же ты моя Сулико
Сколько пищи для пародий
в каждой тапочке домашней
Сколько скрытой симметрии
Сколько скрытой теплоты
в темно-синем поцелуе
слева в челюсть после чая
Человек оно большое
больше раз наверно в сто
Человек оно как столик
длинноше-е-е
и в пачках
Сателлит своей постели
Здравомыслящая пыль
Сроки жизни больше жизни
как в глубокой Фудзияме
песня Сольвейг больше песни
Осень осень Грифель Снег
НАТЮРМОРТ
Насыщенный гибким пламенем
цвет кувшина
стекает
на гнутую плоскость стола
Асимметричная бледная рюмка
контрастно приколота
в точке опоры
Движенье всосалось в шерстяное дупло кресла
оставив за его пределами
букетик сброшенных пальцев
над дымящейся тенью ночи
в зеркальной пепельнице
холодной и отчужденной
в лунном свете
электронных часов
1982
В СТОЛЕШНИКОВЕ ЛЕТО
Сколь угодно поздно
но не позднее поцелуя
Уклончивый свет
вольфрамовых лун
Боковая тишина
Роликовая любовь
на королевской скорости
Женственно и спортивно
Аромат тополиных объятий
Дрожа и обламываясь
Ниже и тоньше
и с ходу запутавшись на разрезанном козырьке газона
откуда не видно
усатой старухи в мышином подъезде
и на балконе улыбающегося паралитика
с обручальным лицом
1983
. . .
Смерть
это белая бабочка ночью на стуле
Ночью в саду темнота три кота и ведро с купоросом
Выдь на дорогу Нудит циркулярка над лесом
словно тряпичная баба качает дитя на вокзале
Белая бабочка спит возле самой постели
Спит или дремлет Не бьется Не сыплет опилки
Смерть идеальна в пропорциях детской заколки
Мягкий комок и припудренных крыльев гантели
Ты ли не ангел в прокушенной молью шинели
или театр изнывающий в каждой прожилке
глупая вечность в своем нескончаемом шелке
или ночная дешевка вповалку на стуле
Толстые лилии ставит на полку тряпичная кукла
Бабьи обмотки летают белеют как грязные птицы
Сон переходит свои звуковые границы
пудренным лбом ударяясь в оконные стекла
…
Я танцую на электрическом столике
У меня волосы как крестики и нолики
У меня ноги загибаются как розовые бублики
Я скачу на электрическом Бобике
У меня на лбу проступает жемчужно-гранатовая карта Африки
Из глаз и ушей льется кровоточит красота неземная
Ты подойдешь ты угостишь меня вафелькой
Я откушу я потанцую с тобой я тебя не узнаю
Но я сразу найду я прильну я засосу стакан
твоей неиссякаемой жизненной силы
я захлебнусь новостями ночными дикторшами ироничными
Твои паховые складки твои внятные припухлости
и внутренние органы не останутся незамеченными
Я надкушу тебе живот и вытоплю капельку сала
Это будет от меня к тебе пластическая операция
с витражом вставленным в омфал
в пупочек вмещавший некогда унцию орехового масла
Но чтобы не нарушать о правах человека Хельсинкскую конвенцию
мы выйдем с тобой на демонстрацию самосозерцающего духа
и охреневающей мысли
Мы пойдем взявшись за руки ровно посередине
освещенного проспекта свежепереименованного
На тебе только шлем и поножи Гектора с тех пор не надёванные
На мне кольцо Нибелунгов гипсовая пыль и цветы беладонны
Мы сыграем последовательно все роли в этой мистерии
оттрахав по дороге все плакучие ивы и пирамидальные тополя
мы похитим дары включая дар речи
у гремучих каменных идолов и мавзолеев
и принесем их в жертву в святилище районной бухгалтерии
А когда окажется что все петухи давно пропели
в честь новокаинового соития трав и кубиков Тетрис
и торжества психоделики
мы станцуем дельта-функцию помноженную на sin2x
на электрическом столике
и вылетим ближайшим рейсом в город Помпеи
…
Дерево Дафны на фотографии в старом квартале
Выключи волосы бронхи соски капилляры
целуй позвоночник
Ночью приди
распластайся на тонкой корой или патиной крытом
трепещущем теле
талой водой омочи и включи
размягченные почки гипофиз и автоответчик
Ты Небожитель в статусе беженца
бомж
домогавшийся вежливо веточки лавра
мраморный снег своих мышц расправляющий мощным подземным движеньем
Жаль твоих чресел и слипшихся белых кудрей и коней
одержимых искусственным ржаньем
Жил твоих
жаль набухающих в горле кувшина
в намокших подушках грозы и в созвездии Лувра
Дерево Дафны идет в темноте по Тверскому бульвару
Верхние чакры срываются к птицам
замерли средние
нижние тянут в себя менструально-грунтовую воду
Тише, свой бег задержи, и тише преследовать буду…
Не приближайся любимый
не рви о скамейки надежду
и вечнозеленую в ямочках торсом своим не расшатывай веру
Вечнозеленое профнепригодное Дерево Дафны
смотрит фригидно в пустой холодильник с раскрытою дверцей
сердце летает по трубам гудящим кристалликом бледного кварца
трубы гудят о поруганной родине перемежая стенанья рекламой
косметики зодчества и голубых ресторанов
изысканной кухни
30-31.3.1993
…
Загустевает влага облако немеет и обнимает
черную трубу трубе не спится грубый крик
трамвая ей подпевает под мостом темно и
хлюпает вода как заводная как расписные
бабочки лесные летят посвистывают мокнут
на асфальте авоськи девочки конфетные
обертки как будто утро или вечер с ночью
гуляют нежные по лужам для забавы для
осени для новой теплой куртки как будто
это ничего не значит как будто просто
так для чистой правды поблескивает денежка
у входа у выхода у раненой скамейки в стекле
граненом газированной витрины как будто я тебе
совсем другая а ты рисуешь на заборе дырку
и мне кричишь с той стороны Скорее
Я поцелую чтоб никто
не видел
ОЖИДАНИЕ
Холсты закрылись на обед
Натура вышла подышать
в Галантерею
Художник сплюнул стрекозой
допил из лужи небосвод
и растворился
Кричали кочки в западне
В лесу последние рвачи
срубили эхо
На берег вынесло письмо
Забилось что-то в конуре
и не рискнуло
К пяти часам он перестал
Она прошла как по стеклу
Не обернувшись
Ногой нажала на бутон
Раздался выдох Хрустнул смех
И не совпало
…
Течет по скрипке соната Бобби
Играют в факты два гнусных Харри
Фантом Буттузо свисает с люстры
В углу маэстро пьет Априори
Темнеет зона кругом и между
Хохочет черва под лысой бубной
А этот с пальмой здесь самый умный
Ему не нужно он здесь однажды
В горячей печке нас всех рассудят
На третьем такте уже не страшно
А вдруг те двое мои соседи
по полной миске мутантной бражки
Ну нет уж если хлебать без соли
давай старик отойдем подальше
пускай застукают нас в постели
Одним концом больше одним меньше
…
Квадратных листьев говорливый улей
куличики часов сухой штамповки
каштаны гладкие как соль на смуглой коже
всего дороже день который умер
картонный звук за стеклами двойными
то там то тут
брусочки слез напиленные ровно без зазубрин
и сабли сладкие растянутых томлений
наточенные перпендикуляры
травы и ночи
волчьи кастаньеты
оплакать надо бы последних три пролета
к чугунной висилице волосок привязан
и пластиковый шарик поцелуя
качается забытый под сентябрьским снегопадом
когда преодолев трескучий мел метели
деревья прячутся от нас
и остывают
по горизонтали
…
Утро ДДДДДДТухманное
Лошадь ЧЧЧЧЧУгунная
В пене ФФФФФШопенистой
спинка ХХХХРустальная
Тучки ННННЕбесные
Солнце ЗЗЗЗЕленое
Чайки ЛЛЛЛОскутные
Спи и пппппричмокивай
В полном разгаре
страда деревенская
Пьяный мумумумусудак
на песке разлагается
Трезвый мумумусундук
размышляет и морщится
Шут с ней с Гренландией
Ляпнут и высохнет
В полном разгаре
вечеря на просеке
Сам со товарищи
в позе набедренной
Звезды-невольники
падают в ельники
Ива запутала
сеть твою за ноги
Други-союзнички
струги червленые
гвоздь наизнанку
Заря занимается
Рать вашу за море
пни акварельные
карты игральные
цена один рубль
60 копеек
В милой семантике
кровь задыхается
тянет поводья
на малую терцию
мухи роятся
целуются хрюкают
вся поножовщина
вытечет реками
Руки раскинет
коряга у берега
Аистом вспыхнет
дерентся вспомнит
Русь моя детская
ушки немытые
сыпь колотушная
корка дубовая
В полном размахе
гусиное перышко
В полном неведенье
сук
на котором
сидишь
КЛАДБИЩЕ
1
Тоже женщина Тоже мужчина
ДОРОГОМУ ОТЦУ
Чье-то личное дело
А теперь у них общее тело
Каждый третий крещеный
Каждый пятый старуха ребенок
Восемнадцатый каждый писатель
Где-то неподалеку Спаситель
положил свой отвес и рубанок
Мы губами берем осторожно
колокольные звоны враскачку
мы покой покупаем в рассрочку
и несем осторожно пакетик бумажный
прижимая к груди
принимая покой как наркотик
в два часа пополудни Мелькнуло Кольнуло
и глядя на осенний листок трепыхнувшийся под колоннадой
Щас накатит
Этих острых и ломких краев завещанье
не содержит угроз или замысловатых созвучий
Только факты стесняющие как увечья
Тоже женщина Тоже мужчина
2
Кладбище ночью не то же что кладбище днем
Ночью на кладбище сразу же набок съезжает ментальность
Ночью медлительность тайная мнительность членораздельность
тут же зачеркиваются каким-нибудь чиркнувшим звуком одним
Днем ты на кладбище ходишь как будто случайный прохожий
Будто бы ты постороннее здесь абсолютно чужое лицо
А ночью на кладбище всяк тебе смотрит в лицо
пальцами тычет куда-то в лицо или хуже
Хуже чем кладбище ночью в раскисшем уже октябре
трудно придумать себе развлечение То есть
страшного нет ничего Так грязища по пояс
холод и чьи-то нелепые рожи абсолютно не нужные в общем
ни мне ни тебе
БИОГРАФИЧЕСКИЙ СКЕТЧ-2
Первый муж был алкоголик
а последний сутенер
В промежутке было жутко
Даже неприятно вспоминать
Был мне муж родная мать
А потом папаша родный
Я пришла к нему нарядной
У него была кровать
Он мне сделал харакири
хачапури и пирке
И отчалил налегке
Я опять осталась в горе
Я осталась в чем была
Я проплакала субботу
и на новую работу
заявленье подала
Написала все как было
дескать многое могу
Написала
и наклеила на лбу
Первый муж был теоретик
А последний негодяй
Я умею извините
очаровывать людей
…
Она поцеловала его в подушку
А он поцеловал ее в край пододеяльника
А она поцеловала его в наволочку
а он ее в последнюю горящую лампочку в люстре
Она вытянувшись поцеловала его в спинку стула
а он наклонившись поцеловал ее в ручку кресла
тогда она изловчилась и поцеловала его в кнопку будильника
А он тут же поцеловал ее в дверцу холодильника
Ах так она немедленно поцеловала его в скатерть
А он заметил что скатерть уже в прачеченой
и как бы между прочим поцеловал ее в замочную скважину
Она тут же поцеловала его в зонтик
Зонтик раскрылся и улетел и ему ничего не оставалось как
поцеловать ее в мыльницу
которая вся пошла пузырями и уплыла в Средиземное море
но она не растерялась
и поцеловала его в светофор
Загорелся красный свет и он не переходя улицу поцеловал ее
в яблочный мармелад
Она стала целовать его всего перемазанного мармеладом
и в хвост и в гриву
и в витрину Елисеевского гастронома и в компьютер «Макинтош»
А он нарочно подставлял ей то одну то другую дискету
не забывая при этом целовать ее в каждый кохиноровский карандаш
и в каждый смычок Государственного симфонического оркестра
под руководством Геннадия Рождественского
в каждый волосок каждого смычка
исполняющего верхнее до-диез-бемоль с тремя точками
и выматывающим душу фермато
переходящим
в тремоло
литавр
РРРРРРРРррррррр
Она поцеловала его в литр кваса и белый коралл
в керамической кружке на подоконнике и сказала Господи
Мы совсем с ума сошли
Надо же огурцы сажать и на стол накрывать Сейчас гости придут
а у нас конь не валялся и даже НЕ ПРО-ПЫ-ЛЕ-СО-ШЕ-НО!
Он сказал Конечно Конечно
Вскочил на пылесос посадил ее перед собой дернул поводья
и нажал кнопку ПУСК
И — ААААААААаааааааааааааа
вскачь полетели они
в сине-зеленом мокром снеге
в развевающихся крылатках шитых бисером российских новостей
и отороченных по краю сельдереем и укропом в четыре карата
и еще тридцать две с половиной минуты стекленели от медно-ковыльного
ветра в ушах
вшиваясь торпедой под кожу искаженного в целом пространства
и беспрестанно из всех сил целуя друг друга в начищенные купола
Троице-Сергиевой Лавры
…
Когда Моисей поднимался к вершине
И пар и туман поднимался очерченный кругом
И гул поднимался в общине поставленной раком
сочащейся млеком и семенем блеяньем клекотом ржаньем
Когда потекла на платок из ушей позолота
со смуглых запястий и шей потекла со щемящих лодыжек
и бык золотой прорывающий тьму облаков и звериных одежек
и дождь золотой протыкающий гладкое толстое лето
И змей золотой осторожно вползающий в жадные чресла
в разверстые ложесна в каждую ложку подмышку и ямку
И кремль золотой когда вывернули наизнанку
и кончиком палки смешали как угли дрожащие полые числа
О чем ты? Я не понимаю Я чувствую только
затопленный золотом сад Несгораемый Апис
Озирис порядочно опустошивший свой временный офис
Пока Моисей высекал Конституцию длинной и толстой набухшей от
семени палкой
…
Мне все равно какая иномарка
испортит мне пейзаж и выдохнет в лицо
то чем полно ее железное яйцо
оправленное в полированную шкурку
и холод взятый напрокат у морга
Мне все равно чьи недоделанные дети там оруг
И кто и почему их не доделал
Допустим это все устроил дьявол
Ну так и дьявол с ними
Но зачем я тут
______________________
СОН
Мне приснился Президент
на моей постели
Мы с семьей вокруг сидели
Наблюдали как он там лежит
Он лежал не как-нибудь
а в трусах и в майке
Надо бы белье сменить
пронеслось в моем мозгу
при виде одеяла и простынки
Надо бы белье сменить
Он ведь гость однако
пронеслось в моем мозгу
женственно-далеком
от проблем глобальных и потому невразумительных
в одно окно влетающих
вкруг тела обвивающих
березово-неольховых
Тут мой муж и говорит
слово Президенту
Как же так (он говорит)
Президент хороший?
Не пойму я (говорит)
Президент хороший
А хороший Президент
ему отвечает
Есть такой поценный больш —
стержнево-задачный.
Есть такие бомбыри —
целесообразные также создать.
тельных актов, арище, сутствие,
жение, вание мента литического,
ных объеди, осмотри и дости, значить,
лодежного кон!
в том чис лоение ации для и
спечивающего итога
Гать! добавил веско он
и поспал немного
Тут и дети встали с мест
пожимали руки
Тут и дикторша сказала
симпатичная такая
Не уйти вам далеко
от нашей рекламы
Вот говорит какой у нас пив-квас
сорди-кисельморди
Вот какой приснился сон
Вам Искренко Нина Юрьевна
у плетня заросшая крапива
русская 1951 года рождения
обрядилась ярким перламутром
проживает в Москве
и качаясь шепчет шаловливо
…мммская 10, квартира 154
С ДОБРЫМ УТРОМ!
ПРАДЖАПАТИ В ПРОВИНЦИИ
Глядящий в облако обедает один
расчесывая бровь скелетом рыбным
И жимолость в прыжке возносится утробном
опилки света отряхнув со стен
Речь сублимируется в стон
Речь походя устраивает путч
в аллейке раскопав секрет стеклянный
и обнажив идеи возраст непреклонный
паяет ей похабщину и китч
Свидетели петуньи и Лукич
Но Повелитель предпочел идею
замазав речи черную дыру
отверстую дабы метать икру
и утешаться вхолостую
Чу Жимолость упала на петунью
А речь поддав по речке поплыла
аки Офелия истраченная принцем
всей неподвижностью выеживаясь в принцип
всей тяжестью ложась на лезвие весла
Поистине она дышала как могла
И глядя на нее утратившую суть
мы совершили таинство ошибки
И время треснуло И полетели щепки
Они еще летят развертывая сеть
Сгущается вода, выталкивая вес
и скорлупу раздавливает завязь
и божество инертное как газ
проходит поверху
не наклоняясь
Один неумный человек
любил меня весь вечер
Так много говорить нам было не о чем
И он поцеловао мне грудь
через совок
Другой такой же умный человек
Любил меня немного дольше
Он мир изображал немного тоньше
Но тоже напирал на грудь
и на совок
А третий ни на что не напирал
стараясь быть бессмысленно-духовным
Совок он прятал словно крест под блахоном
и сам себя однажды расстрелял
И лишь потом один любезный человек
припомнил мне все чудные мгновенья
Но к счастью он любил меня на расстоянье
не чувствуя где грудь
а где совок
Мы столько раз входили в этот век
нарушив чистоту эксперимента
сгорая от любви
юродствуя для понта
и грудью защищая свой
совок
ПИСЬМО
ДУША моя, веришь ли, нет слов, чтобы выра-
зить тебе свою
признательность за оказанную мне в прошлую пятницу
бесценную услугу. Так и хожу с просветленным лицом
невостребованного охотника за чертополохом. Плохо
это — или, напротив, умно необыкновенно — не нам
судить. Детское свое воспоминание, прошу, береги,
в наше время и это — большая редкость. Остерегайся,
ради Христа,светло-зеленого на лиловом фоне и камня
c дороги не поднимай — медленным будет декабрь,проте-
кающий пылью в подвалы
два из пяти покрывал
вялый задушат рояль
ель-моя-ель уходя улыбнется с бесхитростным
шармом наземной акулы
если не веришь не верь
да и кто же поверит, душа моя, нам
со вчерашнего-то дня,
со вчерашнего дня, утонувшего в бухте
с веселым названием
Вольная Мель.
Мало сказать, что люблю,
мало выпить с тобой в брудершафтной связи
теплокровной воды иорданской
Тихо скулит по ночам
а кто — не пойму, вчера вот тоже ночью
приснилась черемуха,
а наутро в подъезде на первом этаже вонь страшная, окно
разбито, да и позабирали, говорят, кого-то, а куда
куда ты скажи мне на милость отсюда себя
заберешь
тем и хорош человек что веками по правде
тоскует
катится снежным от страха клубком
и брадатое счастье кует
Глобус в искусственно-синих просторах
рыба в коричневом соусе ночи
ноги ушедшие в землю по самые плечи
голос булькающий чисто рефлекторно
в котелке напяленном
кое-как
Какое скажи тебе дело до моего
сахарного тростника
Побрейся наголо и жди звонка
Не раздевайся пока
Кедр переросший железнодородный шлагбаум
Бурый медведь в зоопарке утративший вкус
к бесконечности жизни
Невод пришедший с одной золотой директивкой
тихо захапать и быстро продать подороже
Рожа моя им, видите ли, не нравится.
А по-моему ничего. Рожа как рожа.
А, ДУША МОЯ?
ПАНТЕОН N2, 1995
Я просто буду рядом
Нина Искренко (1951 — 1995) — один из самых ярких поэтов московской новой волны, вошедшей в отечественную литературу в середине восьмидесятых. Ее столь ранняя и мучительная смерть заставляет иначе посмотреть на завершенную и обретающую новое измерение судьбу поэта, как-то сразу шагнувшего из жизни в историю. Если некий досужий литературовед соберется однажды написать биографию Нины Искренко, жизнь ее легко впишется в хрестоматийную схему «Судьба поэта в России»: трагическая, короткая, яркая.
Часть I. Годы чтений на московских кухнях, в знаменитом семинаре Ковальджи, в полуподвальных студиях и андеграундных мастерских, цензура и никакой надежды на публикацию хотя бы одной строки.
Часть II. Нина Искренко вместе со всеми «гражданами ночи», как нас любили тогда называть, — Иваном Ждановым, Юрием Арабовым, Александром Еременко, Игорем Иртеньевым, Дмитрием Приговым, Алексеем Парщиковым, Марком Шатуновским, Львом Рубинштейном, Владимиром Друком, etc. — выходит на сцену поэтических вечеров, стихи Нины публикуются в Москве, Париже, Смоленске, Сан-Франциско, Иванове, Иерусалиме, Ростове, Намюре, Новосибирске, еще Бог знает где, даже в Австралии.
Но — вечное непонимание и разлад с читателем, слушателем, неизменные записки из зала: «Вы думаете, что это поэзия?!», небрежение и невнимание критики, отставшей, как ей и положено, от развити литературы лет на 20 — 30…
Наконец, часть III. Некрологи в газетах и журналах, череда посмертных вечеров, воспоминаний и публикаций, в ряду которых и эта…
Все так и было. Но и все было иначе. В Нине Искренко, маленькой, легкой, грациозной, взъерошенной, жила немереная внутренняя сила — пружина? шило? винт? талант? — которая раскручивала пространство, вовлекая всех и вся вокруг. Нина прожила счастливую жизнь, потому что ощущение счастья было в ней самой. Она всегда была готова к празднику, могла устроить праздник из ничего.
Она затевала литературные акции невесть где, в совершенно безумных местах — на кольцевой линии метро, в очереди в свежеоткрытый «Макдональдс», среди птеродактилических скелетов палеонтологического музея, в электричке Москва — Петушки, на катке Патриарших прудов. Быть может, это был праздник вопреки, праздник во что бы то ни стало, он не всегда удавался, иногда казался нелепым и недостаточно праздничным не только зачуханным и хмурым пассажирам электрички, но и друзьям-поэтам, но Нина ушла — праздника не стало.
Нина Искренко выламывалась из всех рамок, с редкой грацией и свободой мешала в стихах трамвайную лексику с библейской, она отстаивала право на ошибку, сбивала ритм, теряла рифмы и знаки препинания, писала поперек и по диагонали, оставляла пробелы, зачеркивания, оговорки и проговорки, говорила на своем, только ей присущем языке.
Нина Искренко была воплощением игры, написала переведенный на все языки «Гимн полистилистике», постоянно меняла маски — на листе бумаги, на сцене, но не в жизни. Шутя или всерьез, она любила повторять, что авангардная модель жизни художника — это нормальный дом и семья, а все эти свободные взгляды на брак и семью, литературные пьянки с мордобоем и похмельным синдромом раскаяния — тоска, классика и рутина.
В нашем интеллектуальном постмодерне оценок не дают и чувств не проявляют. Дурной тон. Нина тоже старалась оценок не давать, но вот оставаться бесчувственной не могла. Ее переполняло одно чувство — чувство любви. Нина безмерно любила эту жизнь — с ее суматохой и неразберихой, любила свой дом, семью, любила друзей со всеми их стихами, женами, детьми, заморочками и прибамбасами, любила Россию, любила нелепых, нескладных, косноязычных героев и героинь своих стихов.
В ее последних тетрадях — пронзительные стихи, она писала, впадая в неслыханную простоту, отбросив свою вечную игру. Эти тексты еще предстоит разобрать, опубликовать, и быть может — осознать и почувствовать.
Предлагаема подборка — не избранное Нины Искренко. Избранность вообще не была ей свойственна, она всегда читала что-то новое, иное, не то, что ждали от нее. Поэтому здесь помимо известных текстов — стихи, напечатанные лишь однажды в каком-нибудь экзотическом «Благонамеренном кентавре» или исчезнувших «Литературных записках», а также стихи, публикуемые впервые.
Евгений Бунимович
Нина Искренко. О ГЛАВНОМ… (из дневника Н. И.): Тексты М.: Издательство «Независимая газета», 1998. — 272 с.; серия «Поэзия»; ISBN 5-86712-038-4.
«Ушел троллейбус, высохли чернила, песенка спета». Когда кухонные поэтические посиделки в известную пору были узаконены горбачевской перестройкой, на подмостки литературных вечеров, альманахов, журналов хлынула волна, которую назвали «новой». Кавычки, украсившие незамысловатый эпитет, до сих пор остаются закрытыми. Схлынув, волна оставила на мокром песке десяток-другой имен, составляющих сегодня то, что мы называем «поэзия восьмидесятых». Обломки гипсовых вождей, пионерское детство, язык газетной передовицы, арго бомжей и библейский слог, стакан портвейна, плавленый сырок вместо сердца — все это определило интонацию большинства из них, воспевавших суровую романтику постсоветского времени. Постмодернизм — искусство советских вахтеров (В. Пелевин) — с иронией относится к проявлению чувств. Для таланта Девушки С Веслом — Нины Искренко — скрыть свою искреннюю, искрометную любовь к миру оказалось невозможным. Позволив себе игру литературного хеппенинга, игру на бумаге, игру карнавала, в жизни Нина Искренко отстаивала обратное. Ирония в данном случае обернулась трагедией. Издательство «Независимая газета» выпустило книгу «О главном», в которую вошли тексты, написанные Н. Искренко за последний год жизни. Случай болезни как составляющая творчества становится второстепенной деталью, отражаясь в оптимистичных дневниковых записях… Только спотыкаешься на последнем (если верить составителям сборника) стихотворении: Я увидела двух комаров как будто бы двух докторов с такими большими шприцами что хочется броситься к маме и с воплем уткнуться в шуршащий подол P. S. Сделайте ей промедол. Влияние Нины Искренко на современный литературный процесс нельзя переоценить. Во всех литературных салонах и клубах столицы ее стихи — всегда желанные гости: поэты нового поколения принимают их на ура, заимствуя стиль и интонацию Искренко, используя те «феньки», которые она так любила, то бишь поэтические (раз)решения. В которых она знала толк. И почему-то всякий запомнил ее каламбур-проговорку: «Граждане СССР имеют право на труп». «И на отдых» — забыли. Мяч, забитый на чужом поле, считается за два мяча.