Писатели о писательстве: Марта Кетро, Ирина Терентьева, Сергей Лукьяненко
Состояние автора после выхода книжки трудно назвать эйфорическим. Вроде радость, и очень даже большая. С нездоровым интересом читаешь отзывы и слишком радуешься когда тебя поняли и делаешь вид что ничуть не тронуло когда всякие тупые козл…. (далее зачеркнуто :-)).
С другой стороны, это состояние человека, который вынул из себя большой кусок себя. И вот сидишь после этого пустая и думаешь: как жить дальше. Вернее, не думаешь, ибо все, чего хочется и можется — это просто тупить. Листать книги, слушать музыку, читать письма — но не писать. Не создавать. Я подзабыла, но, оказывается, что-то подобное я когда-то испытывала после выхода альбома «Анатомия»: попалось недавно в старом интервью. Кстати, далеко не после каждого рождения творческого плода со мной такое творится. Видать, зависит от степени вложенной откровенности, что ли.
Еще чувство, что с тебя, наконец, свалилась ответственность. Потому что произведение, которое ты «уполномочена родить» напоминает живое существо. Носишься с ним, недосыпаешь, тратишь весь наличный запас сил и времени, и чувствуешь, что иначе никак, потому что кроме тебя — некому. А если не выстоишь перед всякими мелкими но многочисленными препятствиями и не доведешь дело до счастливого рождения (как уже получалось порой) — то каюк будущему существу, а за тобой отныне будет волочиться хвост невыполненной миссии.
Поэтому когда счастливые роды произошли и ребеночек отпущен в мир — ощущение реализации и облегчения неописуемые. Но вторая волна накрывает почти немедленно — теперь ты пустая бумажка, тебя прочитали. Ты пустая тарелка, еду съели. Ты больше не нужна миру, мир крутится и без тебя. Это здорово, это передышка и безответственность. И это ужасное и непривычное «никуда не спешу, никому не нужна». Вот, кажется, об этом пятилетней давности мой стишок:абсолютно счастлива тем, что готова к смерти.
теперь можно и расслабиться.
попить с удовольствием чаю, например.
и чаять воскресения мертвых, например.Читаю упреки, что мало пишу от своего лица в журнале. Что цитирую чужие интересные посты и помещаю фотки-картинки, что сообщаю где купить мою книжку, но почти ничего — от первого лица. Есть люди, которые умеют вот так, в онлайне, быть собой. Писать каждый день — едко, место и ярко. Это публицистический дар, это свойство особой открытости. А я зануда, скрытный норный зверек. Применительно ко мне, писательство — процесс очень интимный. Тайный такой, интровертный, долго вызревающий. Самое лучшее из того, что я способна написать в прозе, я выразила в книге. А в журнале… Ну что там напишешь. И почти что кощунственным казалось публиковать отрывки (хотя порой и неудержимо хотелось это сделать — созрели значит). Книжка почти вся состоит из некоего тонкого откровения высших миров (оно вдохновением называется, вроде бы так). А ныне я простой человек. Моя голова, как котелок. Мои мозги как суп. И есть его рано, он пока недоварился.
Зато теперь с огромным интересом читаю, что пишут товарищи по несчастью (или по счастью) о переживании подобного периода.
Три замечательных, остроумных и наблюдательных текста писателей о писательстве. Все из ЖЖ.Ольга Арефьева
Как обращаться с Писателем, чтобы он работал долго и приносил радость.
Свой самый популярный мануал «Как обращаться с женой, чтобы она работала долго и приносила радость» я написала, испытывая жестокий стресс во время экзаменов в литинститут. Сейчас степень моей усталости и опустошения такова, что вполне может получиться нечто не менее забавное.
Правда, тема на этот раз не настолько актуальная для всех и каждого, но, с другой стороны, поголовная граммотность и всеобщее средние образованее привели к тому, что каждая вторая собака пишет и печатается. Если вы, по случайности, каждая первая, то наверняка среди ваших знакомых найдётся хотя бы одна вторая, и тогда вам может пригодиться мануал
«как обращаться с Писателем, чтобы он работал долго и приносил радость», в двух частях.
Часть первая. Ваш близкий — П.
Однажды вы замечаете, что близкий вам человек начал вести себя странно. Если вы не живёте вместе, то странность, скорее всего, выразится в том, что он начнёт пропадать из вашей жизни — внезапно и на разные сроки. Время исчезновения может быть любым, от месяцев до трёх минут, но сам процесс выглядит одинаково — прекрасно пообщались, договорились встретиться завтра, а он появляется через неделю. В кафе вы отвернулись на минуточку, окликнуть официанта, поворачиваетесь — нету. Иногда его нет физически, а иногда
напротив вас обнаруживается кукла со стеклянными глазами, а когда успела марочкой закинуться, неизвестно. Это на него вдохновение накатило, но вам об этом пока неизвестно. В таких случаях рекомендуется подождать, когда к человеку вернётся способность двигаться, отвести его домой и сдать верным людям с рук на руки. Любая попытка продолжить общение бессмысленна — человек будет тосковать, смотреть на дверь, неумело царапать буковки на салфетках, прикрываясь рукой, и рваться к компьютеру. Пусть его.
Если вы живёте с человеком, которого, условно говоря, укусил Писатель, то будущее ваше темно и неприятно. Любимое существо на глазах начнёт превращаться в сумеречного демона, таиться и плакать, не понимая, что с ним происходит. Вам покажется, что он сошёл с ума, завёл любовника, пересел с травы на асфальт или на тяжёлые наркотики или ещё что, в зависимости от живости вашего воображения. Но проверять вены и мобильный телефон на предмет наличия следов бесполезно — у него всё здесь, в голове. И в компьютере. За
компьютером он теперь всегда — пасьянс раскладывает, и это называется «не мешай, я думаю». Если же он навострил средний палец и стучит по клаве со скоростью 60 опечаток в минуту, подходить нельзя — дико заорёт, кинется грудью на монитор, попытается свернуть документ, нечаянно закроет, не сохранив, а потом, скорее всего, забьётся в судорогах. Не надо, не трогайте. Для вас настали чёрные дни, вы будете томиться неизвестностью, пока однажды ни узнаете (сам проболтается или кто другой скажет), что ваш человек теперь
Писатель.
Как это случилось? Как вы его упустили — просмотрели, связался с плохими парнями, был укушен другим Писателем или уже родился такой, но скрывал, — неизвестно. Очевиден только результат: был человек — нет человека. Решите для себя, хотите ли вы нести этот крест — стать ему Софьей Андреевной, вне зависимости от пола, кормить с ложечки, подтирать слюну с клавы и сморкать нос, когда всё плохо (а плохо теперь будет чаааасто). Если нет — валите, никто вас не осудит, тварь такую, а если да…
Для начала:
Писатель отличается, например, от журналиста тем, что пишет не просто, а Книгу. Писатель бывает Плохой и Хороший. Про заек и про всё остальное. Печатаемый и интеллектуальный. И тд.
Допустим, вам достался хороший экземпляр, не сильно психический, среднеписый в смысли скорости и относительно успешный. У него есть Замысел и он его сначала думает, потом полгода пишет, а издатели, у которых чуйка на больных животных, уже пометили ваш порог и ждут.
Забудьте всякие глупости — ночной сон и не подгоревшие котлеты больше не для вас. Девизы вашей жизни теперь: кто хочет, тот спит; приготовь сам; поел — накорми Писателя; не мешай работать; какой ещё секс?!
Терпите. Единственный совет — если не хотите, чтобы от вашего Писателя воняло, наливайте иногда ванну с пеной, он увидит и вспомнит, что пора мыться. Ну или напишет очередную эротическую сцену — как повезёт.
Радуйтесь, пока Писатель молчит и не плачет, потому что скоро он закончит, отправит рукопись в издательство и тут начнётся прекрасное. От трёх дней до месяца он будет ждать отзыва, обгрызая ногти на ногах до самых коленок. Вырывая на себе волосы, глядя в стену, царапая себе/вам лицо, молча — возможны варианты, но всё вместе это называется «волноваться». Он будет волноваться, а потом издатель пришлёт ему письмо, что всё нормально, надо подписывать контракт. Вот что странно — Писатель полгода, год или два делал
свою Книгу, а когда приходит время её продавать, теряет голову и соглашается на любые условия. Не надо называть его лохом — он научится. Ко второй, четвёртой или шестой он обязательно догадается, что можно торговаться, ставить условия, возражать, а пока, конечно, с покорностью дрессированной крысы подпишет всё, что дадут. Если вдруг окажется, что он почти бесплатно отдал права на двадцать пять лет, не огорчайтесь. Вот и всё, что я могу сказать.
Писатель пришёл домой весь белый и плачет — верный знак, что прочитал первую редактуру своей Книги. Выслушайте его, хотя это не очень интересно, потому что квинтэссенция его речи — «редактор дурак!». Не важно, поменяли в тексте три слова или половину, сама идея, что кто-то по локоть влез в Творческий Процесс, невыносима.
Писатель пришёл весь красный — значит, увидел корректуру и осознал количество ошибок.
Пришёл тихий — увидел вёрстку и наконец-то понял, что всё всерьёз.
Ну вот, а потом он увидит обложку. Хорошо, если после этого придёт сам.
Потом он перестаёт есть и спать, потому что Книгу отправили в типографию. Теперь до того момента, когда ваш Писатель возьмёт Книгу в руки, его практически не существует, по крайней мере, для вас. Он вроде живёт, но как сильнобеременный всё время прислушивается — как она там?
И вот, он вам её приносит. С видом кошки, убившей свою первую крысу. Небрежно, гордо, трясущимися руками. А вы?
Вы берёте её и говорите что-то вроде этого:
«Какая маленькая. Ну и обложечка… Что у тебя с лицом тут? А ты у нас, значит, «молодой, талантливый и подающий надежды»? Ну-ну. Так, посмотрим-посмотрим. Это опечатка или ты так пишешь это слово? М-да, редактор точно дурак. Слушай, насчёт обложки, — ты не думаешь подать на них в суд?… Видел ляп на 43-й странице?»
Я не знаю, когда он заорёт и пошлёт вас на хуй — тут всё зависит от личной выдержки и степени усталости вашего Писателя. Просто не удивляйтесь, ладно?
Возьмите себя в руки и попробуйте её почитать. Подождите хотя бы дня три, а потом скажите, что вам понравилось. Через месяц можете сказать всю правду. Когда у него перестанут трястись руки, попробуйте поговорить спокойно. Через полгода допустимы некоторые замечания насчёт обложки.
Впрочем, через полгода ваш Писатель опять станет задумываться — скорее всего, у него опять появится Замысел и всё начнётся сначала. Держитесь.
Часть вторая. Вы сами — П.
Я не знаю, как это произойдёт. Вас одолеет зуд в кончиках пальцев, или слова у вас в голове станут накапливаться слишком быстро, или ещё что, но однажды вы начнёте писать.
Забавно, но ваши близкие заметят перемены раньше, чем вы. Вроде бы ничего особенного не происходит, прогулки чуть дольше, чуть больше времени за монитором, а они уже Поглядывают. Знаете, как это бывает — молчат, Поглядывают и Улыбаются эдак кривенько. Всё сидишь, всё пишешь, всё думаешь? Ну да, а что?
Но раньше или позже вам придётся признать, что сидите-пишете-думаете вы несколько больше, чем остальные люди. Вы, так или иначе, обнародуете то, что высидели, и на запах ваших яиц придут сначала читатели, а потом издатели (потому что интернет, а раньше наоборот было). И закажут Книгу.
Уж не знаю, у кого как обставлен творческий процесс, поэтому напишу только о вещах материальных, которые сама видела, а всю эзотерическую часть таинства опущу. У меня пока силы слабые, чтобы об этом говорить, да и неприлично.
Короче написал и отправил. Ответ о первой книге почти всем приходится ждать долго, дальше читают быстрее, но, в любом случае, это очень стыдно. Со все очевидностью понимаешь, что а) написал фигню б) подставился самым мягким местом. И весь месяц (или три дня) ты живёшь жопой на улицу — как в окно выставил. И только когда поступает предложение подписать договор, понимаешь, что сверкал какой-то более благородной частью тела, но не менее уязвимой.
Потом приходит редактура. Хорошо, если редактор попадает в ритм текста, но плохо, если увлекается, потому что неизвестно, что хуже — его ляпы или твои, которые он не заметил.
К вёрстке почти убеждаешься, что написал неплохую книжку, но тут приходит время делать обложку. О, тебя конечно, спросят, что бы ты хотел на ней видеть. И мягко объяснят, что на ней будет на самом деле, потому что Книга Должна Продаваться. А потом покажут первый вариант.
Плакать не надо. Это ещё не окончательно, и дизайнер не идиот и дальтоник, просто не умеет читать мысли и вообще, художник, какой с него спрос. Если объяснять медленно и два раза, он поймёт и сделает. Другое дело, маркетологи, в их представлении Идеальный Потребитель почему-то не совпадает с общепринятой психической нормой — у него сознание трёхлетки, вкус папуаса и интеллект второклассника (читать умеет, но не любит). И вы именно для него написали свою книжку.
Но давайте на примерах. Допустим, вы создали эстетский роман… ну, хоть «Жизнь и смерть прекрасной Аретузы» — с эпиграфом из Шелли (Чтоб не дать Аретузе/ Убежать на манящий простор./ Но она убежала), с кучей аллюзий и отсылок к мировой классике, ни разу не о любви, а «о попытке к бегству в широком смысле», например. Что будет на обложке? Полуголая тётка с копьём, потому что художник решил, что это фэнтэзи. Вы терпеливо поговорите с ним, оборонив слово «постмодернизм», после чего он приносит вариант, где на
картинке задранные ножки в красных колготках, а название выглядит так: «Жизнь и смерть преКРАСНОЙ А`Рейтузы». Рейтузы, скорее всего, уберут, но что бы вы ни сказали, КРАСНОЙ оставят, потому что маркетологам понравилось. Ну да, а чё, взгляд цепляет.
Говорят, есть люди, у которых хватает силы воли переупрямить целое издательство. Не знаю. Скорее всего, ты просто закроешь глаза и поймёшь, что ещё один месяц тебе не выдержать. И что твоё дело писать, а не думать о продажах. И у тебя на совести уже десятки тысяч слов этой книги и пусть уж то, что на обложке, останется на совести других людей.
(Про себя могу сказать, что мне везло и с дизайнером, и с редакторами, и даже с маркетологами. Я благодарна тем, кто со мной работал, и результат мне нравится, уж извините, оправдываться не буду.)
И вот её печатают, а ты делаешь вид, что ничего не происходит. Придёт время, и ты научишься от неё отстраняться и не воспринимать, как часть себя. А пока вдруг оказывается, что кусок твоей личности существует в десяти тысячах экземпляров. И вот ты видишь её — на полке рядом с Барбарой Картленд или фэнтэзи (в зависимости оттого, что понял менеджер из аннотации), с царапинами на лаке, с опечатками, с твоими и чужими ошибками. Глупую, плохую, безобразную. Твою.
И тут приходят те самые близкие из первого абзаца, о которых ты почти забыл.
«Какая маленькая. Ну и обложечка… Что у тебя с лицом тут? А ты у нас, значит, «молодой, талантливый и подающий надежды»? Ну-ну. Так, посмотрим-посмотрим. Это опечатка или ты так пишешь это слово? М-да, редактор точно дурак. Слушай, насчёт обложки, — ты не думаешь подать на них в суд?… Видел ляп на 43-й странице?»
Ты не то что видел ляп на 43-й странице, он у тебя на жопе вырезана ровно 10 тысяч раз. Что все эти люди хотят — чтобы ты взял ручку и всё исправил? Выкупил тираж и пустил под нож? Почувствовал себя ещё хуже?
Будет крайне неловко, когда ты заорёшь и пошлёшь всех на хуй. Они же не по злобе, а от большого желания поучаствовать в твоём одиноком деле — да просто соскучились, в конце концов, пока ты жил со слепым лицом.
В любом случае, ничто не имеет особого значения, потому что сейчас ты отучаешь себя от книжки, боясь даже смотреть в её сторону, молчишь о ней, как о мёртвом, и слушаешь пустоту внутри себя.
И невозможно поверить, что будет ещё одна.