Владимир Навроцкий. Стихи.

Я иногда пишу и кажется буду еще писать сдержанно-раздраженные посты про графоманов. Очень уж тема бессмертна, очень уж регулярно каналы связи всовывают тебе новые кучки творческого компоста, а ты не успеваешь укрыться. Очень уж все это свойственно человеку — писать, а потом всем навязчиво рассылать. Писать плохо, плюс безвкусно оформлять свои вирши. И все же надеяться на «старик, это ты написал? Гениально, я прям прослезился, сейчас перепощу». На самом деле неграмотно и уныло, тысячу раз те же грабли. Но нельзя честно, можно лишь утешительно. Ничего, мол не вы первый, все начинали. Почитайте классиков, орфографию подучите. Ну и не бросайте, пишите, только не посылайте.
Но если вокруг так плохо — что, нет исхода? И все эти люди пишут всегда в помойку? Нет, среди непонятного сброда внезапно попадается такое… Его не прислали тебе спамом, не впарили в личку. Ты просто набрел на стихи где-то скромно в сети. И понимаешь: ну вот чувак, живет в своей Пензе. И вроде вредно вслух сказать, ты, мол, гений. Ладно, талант. Вот профиль в контакте, по’лно. Один из миллиона, все внешне банально. Ни тебе пламени взгляда, жестов царских. Просто внутри есть чувствилка колебаний. Ну как нюх к УКВ среди длинных тяжелых волн.
Иногда думала делать подборки таких находок. Но это же надо не просто походя заметить — мол, круто. А погрузиться, вопрос изучить, проникнуть. Или хотя б до конца дочитать в журнале. А времени нет, получится некрасиво. Ругать все горазды, хоть-сдержанно-безымянно. А вот когда на улице все же праздник, молчат критиканы. Им некогда и неохота вникать глубоко. Дела бросать и дочитывать до конца. Еще эти резонансы. Хотела писать прозой, получается стихами. Бью себя по рукам, а они пишут. Поэтому и не хочу читать чужие вирши. Что когда хорошо, то оно ужасно заразно. Ну хватит слов, пора уже к цитатам. Вдруг кто-то из вас дочитает глубже чем сверху. Это так хорошо, что тысячи пишут. Чтоб хоть один вдруг встал, вышел и оказался поэтом.

Ольга Арефьева

разворот

Не уходи из песочницы, Тань, сандаликами наш дом
не растопчи песочный; я щас, супа поем, вернусь.
И не вернулся, конечно. А Таня, как мне сказали потом,
дом растоптала, окончила втуз, уехала в Беларусь.

(Надо найти неправильный знак «место для разворота».
Ждите, я говорю. Вернуться — моя забота).

Ира, с работы моей письмо, нужно десять минут.
Не засыпайте, приду, прочту
сказку, убавлю свет.
Десять минут превратятся в ночь, Настя с женой уснут.
Тысячу триста раз — без меня.
Я всё пишу ответ.

(Могут и без меня прожить
самые близкие люди.
Сказку-то я придумал.
Кто её слушать будет).

Знак разворота — багровый фон — выполнен не по госту.
так я и видел во сне. Нашёл.
Все остальное просто.
(Всем оставаться на тех местах,
где говорил, что буду
скоро — и убежал, исчез,
выкрался отовсюду).
Времени току сев поперек, прямо в пальто на глину,
я возвращаюсь. На этот раз
я никого не кину.

(c)Владимир Навроцкий nvm

энтропия

С каким мудаком ни едешь в купе, а послушай его
и всё ему расскажи.
Любой человек прекрасен хотя бы тем, что тёпл человек,
разговорчив, округл и жив.

Не просто же так именно этот вот скучный чувак дан тебе в ощущениях.
Вот это оно и есть, называется «роскошь человеческого общения».

И то, что его не засыпало снегом в палатке в обнимку
с трупом твоим твёрдым
и то, что тебя не засыпало чернозёмом в окопе вдвоем
с половиной его трупа
так это считай Мироздание и Провидение, сёстры-близняшки, любят тебя
и целуют тебя в морду
и за уши треплют, и чешут загривок —
ласково-весело-грубо.

(А люди лучше всего смотрятся не в окопе, не в беге и не в казенной вагонной постели,
а лучше всего они смотрятся, когда с энтропией бьются
когда, например, становятся к мойке, чтоб вымыть вилки, накопленные за неделю,
а также чашки и блюдца.

и жмётся под мойку испуганное Неустройство Всего,
ему там никак не устроиться
и капает едкое фейри на шкурку его,
и кран с кипятком никак не закроется.

никто не отпустит теперь из-под раковины ощетинившийся мировой хаос,
не оставит его в покое.
вот так человек на минуту становится богоподобен,
он создаёт Порядок железной рукою).

Да даже когда в вагоне сидит и семки грызет, всё равно это лучше,
чем если б его вообще не произошло.
ведь он, например, занимает объем, который при прочих раскладах могло занимать
какое-нибудь абсолютное зло.

поэтому надо наушники вынуть, когда путешествуешь в поезде,
с полки своей спуститься и за жизнь с человеком перетереть.
пока не окоп, пока не лавина, пока из-под полки не вылезло всякое
и не устроило тут и потом везде
тепловую смерть.

(c)Владимир Навроцкий nvm

черная вязкая холодная

Вообразим себе шар, километр в поперечнике, заполненный чёрной вязкой водой.
Вообразим себе медленных рыб, плывущих там разнонаправленно и произвольно,
Предположим, что невозможно сделать различие между этой рыбой и той.
Да, у этой грудной плавник поразвесистей, у той пообкусанней хвост,
Но вода, напомним, черна. При соударениях рыбам не больно.

Как в четыре вытаскивания определить, какая из них
счастье твоё и радость?
(При условии, что вытаскивать незачем, нечем и некуда,
ведь и мы, погляди, холодные рыбы в стеклянном шаре)
(При условии, что в черноте не поймешь,
плавниками надо вслепую шарить)
(При условии, что температура воды
понижается в день на градус)

это будет задача на тридцать, а тридцать для сдачи мало,
вот ещё один пункт, с ним получится 34 балла:

требуется определить частоту столкновений, хотя бы грубо
и процент лобовых — чтоб не жабра о жабру,
а склизкие губы в склизкие губы.

(c)Владимир Навроцкий nvm
http://nvm.livejournal.com/