Интервью журналу «2000 revolutions per minute» (Омск) №3, апрель 1998 г.
…ещё в году 87 в Свердловске один незнакомый мне художник нарисовал мой портрет и внизу подписал «Ноев ковчег». Никакой группы у меня не было, и я спросила, что это за странная подпись. Мне ответили, что это фантазия художника.
К сожалению, в нашей дыре, где мало знают даже, что такое «reggae» (солнечная ямайкская красно-зелёно-жёлтая музыка вообще не для нашей вечной мерзлоты) — Ольга Арефьева, в лучшем случае, только Ольга Арефьева и Батакакумба — только имя и магнитная лента; чудо телевидения нам ещё не знакомо, толстые журналы приходят с огромным опозданием и всегда мокрые от дождя и снега, так что текст не всегда разберёшь, листы слипаются — в общем, беда, и кабы не чудо Интернета, то и вовсе бы мы тут сидели в темноте — без этой лампочки ильича конца XX века. Однако в Омске оказалось довольно много тайных ковчегоманов или арефьевоманов, поэтому не лишним нам показалось связаться с Ольгой Арефьевой по Сети и взять у неё виртуальное интервью.
Ольга Арефьева — одна из немногих женщин на … (впрочем, термин «рок-сцена» показался нам вдруг ужасно постылым), в общем, разве это важно, одна из немногих, привлекающих силой не только голоса, и не физической, разумеется, а метафизической и даже нечеловеческой, безо всяких половых и социальных (тем более) признаков, и даже не важно, какая там музыка, регги или что-то ещё, таким голосом и с такой силой можно петь что угодно. Что она и делает. «Белый голубочек», «Я твой смертельный кайф», «Дом, которым заведует ЖЭК», «На хрена нам война», «Чёрная флейта», «Картонное пальто», … — число разных Арефьевых стремится к бесконечности, она схватывает любую поэтику, будь то обкуренные растаманы, аполлон питиримыч гуськов, вамп-women или фольклорно-мифологический «голубочек», другое дело, что некоторые вещи она травестирует до дурноты и тошноты, а другие драматизирует, а в третьих — просто искренна и честна.
Ольга Арефьева: Это не регги
Мы располагаем двумя электронными письмами, полученными по сети Интернет в ответ на наши вопросы. Мы воспроизводим их здесь оба с некоторыми купюрами.
<..> «Бакумба» — это была скорее шутка, пародия, которую приняли всерьёз. Если бы я себе представляла масштабы последствий, была бы осторожней. Но теперь ничего не остаётся, кроме как объяснять, что я не верблюд. Заодно вынужденно веду теперь просветительскую работу по поводу опасности наркотиков. Об Олди того же сказать нельзя, но он тоже крещёный и пассивно не против православия, хотя себя чаще зовёт растаманом. Вообще, в голове у него каша, но отрадно, что он хотя бы борется с наркоманией, правда, с переменным успехом. Сама я, к счастью, наркотиков никогда не пробовала. Даже спиртное, кофе и чай недолюбливаю.
<..> «Батакакумба» кто-то, с большой, правда, натяжкой трактовал как «жопа-огурец», об этом даже писал «Я молодой». Я это с языка псевдо-зулу перевожу как «поющий, да поёт».
<..> «Камикадзе любви» — кассета пиратская, выпущена без моего ведома с очень неудачного концерта. Вообще-то я беленькая и пушистенькая, и пою не так ужасно, как там.
<..> Сейчас утро, чудесное солнце, я тыкаю одним пальцем в клавиши компьютера, в котором не понимаю ничего. Редактирование своих стихов и ответы на письма постепенно отучили меня бояться клавиш, и я оценила преимущества компьютера перед печатной машинкой. Это, кстати, и ответ на вопрос о внемузыкальной жизни. Ещё, с тех пор, как мне подарили старенький «Фэд», увлекаюсь фотографией — снимаю исключительно портреты человеков, и только на улице (в помещении как-то не получается, я люблю яркий естественный свет, он и ровнее ложится).
<..> С пра-ковчегом Ноя была интересная история: ещё в году 87 в Свердловске один незнакомый мне художник нарисовал мой портрет и внизу подписал «Ноев ковчег». Никакой группы у меня не было, и я спросила, что это за странная подпись. Мне ответили, что это фантазия художника. Портрет был не очень удачным, и я о нём быстро и напрочь забыла. Вспомнила уже через годы, а моя группа называлась «Ковчег».
<..> Регги я играю изредка. В своё время меня привлекала эта ритмическая структура, а о идеологической стороне я имела весьма поверхностное представление. Впрочем, она оказалась настолько забавной, что я простебала это дело в очень смешной песне «Джа пустит трамвай». Все идеи там доведены до абсурда, я пока писала, была вся в соплях от смеха, при первом исполнении этой песни на концерте хохотала уже вся группа, а объявили мы её так: «сейчас была песня «это не рок», а теперь — не регги». Песня мгновенно стала народным хитом, но каково же было моё удивление, когда растаманы, столь жестоко простёбанные, юмора не поняли и стали считать меня за свою. Впрочем, когда они всё поняли, их отношение стало холодным, но они до сих пор приглашают меня на свои фестивали по поводу рождения и смерти Б.Марли. Первое время я выступала, но потом мне окончательно надоели грязь, дым, бардак и обилие невменяемых людей, которые там обычно бывают. К тому же я обнаружила, что и слушатели тоже порой не понимают моего юмора и принимают шутки за чистую монету, а это уже плохо. Но это цветочки, ягодки пошли позже. Я услышала о себе массу интересных легенд, впрочем, чисто рок-н-ролльных — о том, что я, в хлам укуренная, валялась на какой-то даче (рассказчик, мне абсолютно незнакомый, уверял, что курил со мной на этой самой неведомой даче), что наркодилеры выбили мне зуб (зуб, и притом передний, действительно сломался, но при менее романтических обстоятельствах, просто оттого, что пришла его пора), что я вообще давно и плотно торчу на тяжёлых наркотиках, поэтому такая худая и нервная (тут уж и вовсе крыть нечем!). В общем, у меня не жизнь, а сплошной фильм Тарантино.
<..> В Москве в последнее время появилось очень много регги-групп, поддерживают их, в основном, клубы «Не бей копытом» и «Айленд». Есть и неплохие, но я от них далека. Два года я не играла свои регги-песни, хоть и люблю их. Слишком уж часто от меня их начали требовать. А я не могу играть одно и то же, мне должно быть интересно самой, иначе это превращается в работу. Сейчас мы понемногу начали возвращать в программу регги-песни, но в небольшом количестве и на других правах — публика полностью перестроена на другую музыку, а голимые растаманы и вовсе меня покинули. Так и остался не доделан второй регги-альбом, но, может быть, когда-нибудь…
Демьян Михайлов, Елизавета Винт