Интервью для музыкальной газеты «БлокНот.УН» (Челябинск). 12 июля 2006 г.
…Много другого является моим творчеством. Например, театр, движение, проза. Различия разных видов творчества — в материале, с которым играешься.
Она родом с Урала. Она — создатель и бессменный лидер группы «Ковчег». Она автор музыки и практически всех текстов этого коллектива. Она всегда не прочь поэкспериментировать. Она — настоящая поющая поэтесса. В 1998 году она по итогам публикаций в журнале «Знамя» даже получила специальную литературную премию за артистизм. Она удивляет и поражает своими песнями. Она загадочна. Она необычна. Она — Ольга Арефьева.
Не в её стиле, конечно, давать интервью через Интернет, однако для нового номера БлокНота она сделала исключение и ответила на несколько вопросов нашего корреспондента.
Женщина, которая пое/эт
— Вы в 1999 году вступили в Союз писателей. Это была ваша инициатива? Поддерживаете ли вы сейчас связь с поэтами из Союза?
— Поэт Алексей Дидуров активно участвует в судьбе многих молодых и начинающих бардов-поэтов: ему нравится кого-то находить, поддерживать. Его неиссякающий энтузиазм в этом направлении меня просто поражает. Он не один год руководит «Рок-кабаре» — таким сообществом, куда почти каждому можно прийти с гитарой или со стихами, выступить перед такими же непризнанными бедолагами, выслушать их мнения. На раннем этапе это, порой, единственная возможность авторам вообще выйти к людям. Такой детский сад для талантов, нищий и гонимый изо всех помещений. Так вот Дидуров однажды уговорил меня поучаствовать в конкурсе поющих поэтов. Состязание оказалось концертом в Центральном Доме Литераторов при лекционном звуке и свете. Зрителей собралось, примерно, ползала. Я не ощущала себя в своей тарелке, но совершенно неожиданно получила первое место и узнала, что призом за первые три места станет приём в Союз писателей. Думаю, это получилось вовсе не вследствие моего выступления (оно было так себе), а просто по совокупности всего, что было сделано раньше. Но что-то там в итоге не сложилось, и я забыла об этом событии. Примерно через год раздался звонок от Дидурова: «Поздравляю, со вчерашнего дня ты член Союза писателей!» Всё же он довёл дело до конца. Но в целом, кроме какого-то очередного звания, мне это ничего такого не дало. И никаких новых знакомств или событий по этой линии не случилось.
— Как вы считаете, поэзия должна что-то скрывать? Должна быть подвержена какой-то цензуре? Или в ней всё должно быть открыто, ясно?
— Поэзия ничего не должна. Как только становится «должна», так сразу она начинает умирать. Её можно представить себе как живое существо, которому мы только помогаем родиться. А какое оно будет — в перьях, из бронзы или пирожных, — не автор решает. Хотя его настроение очень влияет. Но мы же не владеем тем, какое у нас настроение: оно само по себе приходит. Совершенно разные чувства и состояния выражает поэзия. Часто стихи — просто игра и забава, умственные построения, математические задачки. Порой поэзия — это заплывы в столь далёкие сферы, для которых и слов-то не придумано. И запретного для стиха ничего нет, потому что дело имеем с изнанкой разума. Внутри у человека больше, чем он показывает, и всё это пища для поэзии. Пристойное и непристойное, интимное, тайное и болезненное, внутреннее, откровенное, возвышенное. Не принято о многом публично говорить, но это содержится во всех нас. Поэтому один человек резонирует с другим через поэзию. Всё правдиво, только тогда и действует. Поэзия своей искренностью, тотальностью получает право говорить обо всём.
— После создания стихотворения вы можете со стороны взглянуть на своё произведение и сразу же трезво оценить его?
— Я ощущаю растерянность и неуверенность в таком случае. Мне очень страшно показывать это кому-то. Я не знаю, хорошо это или плохо. Изредка бывает, что сразу новое стихотворение очень нравится, перечитываю его много раз, а если это песня, пою про себя.
— Ваши одностишия, может, следовало назвать просто мыслями, а не стихами?..
— Конечно, это стихи! Бывают они неудачными, до гордого звания стихов не дотягивающими. Но присутствие там парадокса, наблюдательности, неожиданного взгляда на мир плюс художественной формы, ритмической организованности — это признаки поэзии.
— Ваше творчество — это больше стихи или тексты песен? Есть ли для вас различия между этими понятиями?
— Много другого является моим творчеством. Например, театр, движение, проза. Различия разных видов творчества — в материале, с которым играешься. Есть и общие черты: сам процесс и общие законы гармонии и новаторства. Между текстами и стихами различие лишь в том, что одни поются на музыку, к другим музыка не нашлась или не приросла. Бывают стихи, которые могли бы быть песней, ну просто никто не написал мелодию. Редко бывает, что никакая музыка не подходит в принципе, и слова не могут петься. Потенциально любое стихотворение — песня. Но не каждый текст, пожалуй, тянет на стих. Иногда это просто слова, заклинания, фразы. Они могут быть простыми донельзя и отдельно звучать неинтересно. Или непонятными, сложными, ни к чему не применимыми. «Лой быканах Вышли хлай» у БГ — пример бессмыслицы, которая с музыкой очень и очень осмысленна. Одними лишь словами этого не передашь.
— Как пробиться на поэтический олимп?
— Не знаю. Много лет меня заваливают своими творениями молодые поэты или считающие себя таковыми. Иногда очень навязчиво и часто совсем неинтересно. Я не могу это читать и не знаю, что им отвечать. Золотники мелькают крайне редко, и, как правило, автор в таком случае уже замечен кем-то до меня. Зато именно графоманы часто обладают тяжёлым характером и чересчур завышенной самооценкой. В этом смысле вышеупомянутый Дидуров просто герой! Со всеми носится, всех выслушивает. На тренинге «Человеческая комедия», который я веду, мы занимаемся чем угодно и периодически речью, абсурдом, стихами. Я открыла, что все люди без исключения к этому способны. Если их правильно настроить, они легко генерируют речевой поток очень высокого качества. Хоть сиди с диктофоном и записывай. И они на это не обращают внимания, не считают каким-то невероятным достижением. Поэтому мне кажется нелепой идея куда-то прямо-таки пробиваться. Пишите себе в альбомах, давайте читать подругам и мамам. Пойте друзьям: человек с гитарой ценен в любой компании. А дарование — такая настойчивая вещь: она не даст ни спать, ни есть. Это в чём-то даже крест, который уведёт вас на голгофу. И тогда и узнаете, почём фунт стиха. Если вы и вправду гений, окружающие вам это обязательно очень скоро скажут.
— Напоследок расскажите о своём увлечении искусством фотографии.
— Для меня фотография — это не только хобби, но и выражение энергии, которая изнутри требует выхода. Конечно, нет времени для работы в студии, на выезды на природу и поиски разнообразных моделей… Если бы я была занята только фотографией, я бы снимала гораздо больше и качественнее. Пока занимаюсь этим от случая к случаю, редкими приступами. Для меня фотография близка танцу, кино и живописи. Рисовать я не умею, но оторопь перед красотой человека, его тела и движения требует своего выражения. Соответственно, мои модели — те, кто мне близок, — в основном актёры нашей группы KALIMBA. Мне нравятся необычные люди, с выражением чего-то «неместного» на лицах, может быть, немолодые. Нравятся жилистые узловатые тела танцоров, странные движения и пейзажи. Иногда видишь лицо незнакомого человека, думаешь: какой интересный объект, я бы его поснимала. Но у человека свой путь — у меня свой. Мы бежим в разные стороны:
— А съёмка обнажённой натуры вам близка?
— «Обнажёнка» — это сфера, где грань между прекрасным и отвратительным особенно тонка. Неправильно осветишь тело — оно превратится в мясо. Гламур тоже мерзок: напудренные девицы с «искусственной» осанкой меня отталкивают. Хочется правды, откровенности, где-то даже жёсткой, но пропитанной силой.
Константин Бабушкин