Интервью газете «Взгляд». 15 октября 2010 г.
…Мне стыдно и неприятно наблюдать за человеком, который, выложив чужую музыку в торрент, раскланивается и принимает благодарности. Кто он такой? Он украл музыку и выложил её без спроса. Поступать так или нет — вопрос порядочности. И музыканты, заметьте, далеко не всегда за.
«Настоящего искусства мало, оно еле-еле выживает, но у него есть очень серьёзный тыл — люди, которые это искусство ценят и не променяют ни на что другое», — рассказала газете ВЗГЛЯД Ольга Арефьева, лидер-вокалистка группы «Ковчег», недавно выпустившей новый студийный альбом «Авиатор».
Ольга Арефьева и группа «Ковчег», не нуждающиеся в представлении поклонникам отечественной независимой музыки, выпустили новый альбом, который называется «Авиатор». После очередного концерта, состоявшегося в Центральном доме художника, Ольга Арефьева рассказала газете ВЗГЛЯД о своих музыкальных интересах и профессиональных принципах.
Мы не ради денег рубимся
— Ольга, в альбоме «Авиатор», как и на других ваших пластинках, есть довольно пространные композиции с большим количеством текста, требующие сосредоточенного и пристального прослушивания. Вас не смущает, что они не укладываются в распространённый лимитирующий формат?
— У нас всегда были длинные песни. Даже хрестоматийная «Дорога в рай» звучит шесть минут — это абсолютно не радийная длина. Я, кстати, её по радио давно не слышала и не обращала внимания, сократили её или целиком ставят. Там финал очень длинный, его можно сократить, а что было бы делать, если бы там до самого конца были слова?
Мы никогда себя не сдерживали, не стремились уложить наше творчество в какое-то прокрустово ложе. У песни есть своя воля, и если песня хочет быть именно такой длины, то мы эту волю ставим выше каких-то внешних, совершенно не нужных нам условий. В этом смысле мы сами определяем правила игры. Берёт песню радио или нет — это уже другая история, здесь мы отдаёмся на милость судьбы.
— Ваша публика — это преимущественно те, кто вас давно знает и любит, или круг слушателей расширяется?
— На каждом концерте есть довольно много новых людей. Но при этом количество слушателей на концертах уже много лет остаётся неизменным. Кажется, что кто-то приходит, кто-то уходит, кто-то возвращается, происходят какие-то миграции. Но однозначного увеличения или уменьшения аудитории не видно.
— Три года назад вы дебютировали как прозаик — у вас вышла книга «Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной», которая была отмечена премией «Астрея» и попала в лонг-лист статусной «Большой книги». Проза пришла к вам вслед за музыкой, вместе с ней или, может быть, раньше?
— К тому моменту, когда всё это стало записываться и складываться в книжку, я уже была на сцене лет десять или пятнадцать. Я ведь непрерывно пишу тексты песен, и стило в руках для меня — инструмент абсолютно привычный, ежедневный, орфографии учиться не приходится. А то, что стихи могут быть и в прозе, — это уже нюансы, вопрос накопления количества текста.
— Книга о Ефросинье — это стихи в прозе?
— Ну да, это такой маленький секрет, позволяющий понять эту книгу. Истории как таковой там нет, или, вернее, есть, но это некая метаистория, а смысл в самом тексте.
— Сейчас, как всем известно, в высшей степени популярен рэп — он звучит отовсюду, молодёжь слушает и пытается сочинять в первую очередь его. Что об этом думаете вы как автор и исполнитель совсем другой музыки, более традиционной для России?
— Что мы подразумеваем под рэпом? Это музыка, основанная на тексте. До тех пор пока в нашей стране за рэп не взялись поэтически состоятельные личности, у него не было ни настоящего, ни будущего, это было невесть что. Но появился Noize MC — во-первых, он настоящий поэт, а во-вторых, у него очень хороший IQ. Он правильно мыслит, хорошо соображает, и его тексты для меня интересны. Через него я и обнаружила такое явление, как рэп. Оно меня не интересовало абсолютно, но в его исполнении рэп сразу приобрёл другой смысл. И я вижу, что на российской почве для этого есть место. Это поэтическая песня, а у нас всегда была очень сильна эта традиция — как у бардов, так и в русском роке. Оба эти жанра, по мнению некоторых, себя несколько исчерпали, а рэп — это свежая струя, новая возможность услышать текст. Притом текст отлично работающий, правильно упакованный, точно бьющий. А то, что тут используется внешняя оболочка, придуманная не русскими людьми, совершенно не портит дело.
— А есть ли, по-вашему, опасность, что этот жанр потеснит или отодвинет на второй план мелодичную музыку?
— В России существует ниша, занятая русским шансоном — музыкой, которую слушают такие, как бы сказать, полубандиты в душе. И если это место займёт рэп, не будет ничего плохого. Пусть даже это и заунывные страдания пацанов на районе, но, тем не менее, рэп почему-то кажется мне более культурным явлением, чем русский шансон, от которого просто хочется застрелиться. Русский шансон — это ужас-ужас, а неталантливый рэп — это «ужас» один раз, а не два. Что же касается соотношения рэпа с другой музыкой, то это разные поля. Есть люди с определённым типом вибраций, способные к восприятию чего-то более высокого. Их немного, но человек, принадлежащий к их числу, не будет хавать свиное пойло.
Настоящего искусства действительно мало, оно еле-еле выживает, но у него есть очень серьёзный тыл: люди, которые это искусство ценят, не променяют его ни на что другое. Правда, их самих может стать меньше — это уже другой вопрос, более сложный, более обидный, вопрос деградации общества. Но к таким процессам приводит не музыка, а действие совсем других сил.
Существует пассивный сектор — слушатели, которые не задумываются над тем, чего бы они хотели, и потребляют то, что им льют в уши. Я думаю, что если бы им из тех же утюгов транслировали что-то высококачественное, то, возможно, они бы прониклись, частично или полностью. Но это ситуация гипотетическая, в реальности её нет. Вернее, она была в Советском Союзе, когда было запрещено всё, что обреталось ниже определённой планки. Люди слушали советскую песню, а она была довольно качественной, даже несмотря на то, что была совершенно убита идеологической ангажированностью. По музыке, по тексту и исполнению это всегда была очень хорошая, крепкая работа. Люди были приучены к хорошему продукту. Сейчас ситуация не та.
— Вы, в отличие от многих известных артистов, учились вокалу, прошли большую школу — вашими учителями были высококлассные педагоги Валерий Гуревич и Лев Лещенко. Как вы считаете, обязательно ли для современного музыканта музыкальное образование?
— Я считаю, что любое образование, любое ремесло — это инструмент. Как нож, скажем. Что с его помощью будут делать, зависит от того, в каких он руках — в хороших или в плохих. Но само по себе его наличие сразу даёт другие возможности — ты будешь хлеб не ногтями драть, а разрежешь. Обладание настоящими, неподдельными навыками ещё никому не мешало. А как сохранить свою психическую целостность в условиях образования, которое никогда не обходится без духовного насилия — это уже другой вопрос. Кто смог, тот молодец.
— В связи с выходом «Авиатора» вы сделали развернутое заявление на предмет бесплатного и бесконтрольного распространения музыки в Интернете. Правильно ли я понял, что вы видите здесь серьёзную проблему?
— Да, я вижу в этом проблему, причём проблему моральную. Мне стыдно и неприятно наблюдать за человеком, который, выложив чужую музыку в торрент, раскланивается и принимает благодарности. Кто он такой? Он украл музыку и выложил её без спроса. Поступать так или нет — вопрос порядочности. И музыканты, заметьте, далеко не всегда за.
Есть такой анекдот. Встречаются два музыканта, один говорит: «Я альбом записал». Второй спрашивает: «Ну и как, продал что-нибудь?» А тот отвечает: «Да, продал — квартиру, машину, дачу». То есть человек отдает всё, чтобы что-то записать, и тут же находится кто-то, кто норовит это скорее утащить и свалить в торрент. Понимаете? Это один момент. Другой заключается вот в чём: часто выкладывают то, что сам музыкант не хотел бы показывать — записи не самых удачных исполнений, вещи, которые не удались или исполнены с ошибками, сырые варианты. Это очень неприятно видеть, потому что это шлак. Шлак должен быть отфильтрован, а его приумножение — это засорение ноосферы. Право решать, выкладывать ли ту или иную запись, принадлежит автору и исполнителю. А в поведении тех, кто выкладывает записи в открытый доступ, не считаясь с предпочтениями артистов, есть какая-то гадостность. У этих людей повадки мелких воришек.
— Но сама по себе практика выхода к аудитории через Интернет вам не чужда — вы разместили все треки «Авиатора» на ресурсе kroogi.com.
— Я понимаю, что наши слушатели не относятся к самой богатой части населения. Это молодёжь, у которой, может быть, денег нет на еду и транспорт. А тут ещё деньги вставали бы между нами и ими. Мы не ради денег рубимся. Другое дело, что деньги — субстанция-посредник, они приходят и уходят, всё приводится в действие с их помощью. Мне на деньги в принципе вообще плевать, но мне нужно, чтобы мои музыканты что-то ели, у них у всех семьи, нам всем нужны инструменты, одежда, в конце концов. Нам нужно иногда отдыхать, хотя я вот не отдыхала уже тысячу лет. Отношение слушателя к музыкантам должно измениться, он должен понять, что грешно воровать у тех, кто тебе поставляет духовный хлеб. В мире есть система равновесий, и если ты что-то любишь, то поддержи это — ведь если это загнётся, тебе лучше не будет.
Беседу вёл Кирилл Решетников