Интервью для сайта kroogi.com, 18 сентября 2013 г.
…Вот этот контраст между лошадью, сшитой грубыми нитками из мешковины, и возникающим на её месте волшебным Коньком-Горбунком, разрывающим завесы и мчащимся в неведомое — и есть главная загадка театра.
21 сентября в московском ЦДХ состоится презентация нового альбома Ольги Арефьевой и группы «Ковчег» под названием «Театр». В скором времени он также станет доступен для скачивания на портале Kroogi.
В преддверии этих событий мы решили расспросить певицу о героях и декорациях будущего представления и о том, из какого репертуара оказался построен новый альбом. Напомним, что помимо сочинения песен за плечами у Ольги многолетние занятия танцем, жонглированием, руководство тренингом «Человеческая комедия» по движению, перформансу и речи и визуальный театр KALIMBA.
Театр — это магия, мистика и чудо, которое мы создаём из ничего
— Ольга, первое, что бросается в глаза, — это число треков альбома. Их восемнадцать, а один из них — «Борода» существует аж в двух вариациях, в одной из них становясь эпилогом «Театра». Расскажите, как все эти песни появились на свет и в таком количестве сложились в один альбом?
— Меня давно волнует тема театра. Сверкающая сцена и актёр в луче света, пыльное закулисье и невидимые зрителю шестерёнки, которые вращают этот мирок. Фантазии, трагедии, влюблённость, слёзы и волнения, игра масштабами, картонное великолепие. Загадка, волшебство, праздник и провал.
И на эту тему у меня собралось уже очень много песен, в альбом вошли далеко не все. Скажем, «Семь с половиной» попала в альбом «Авиатор», хотя она, несомненно, больше подошла бы для «Театра».
В альбоме «Каллиграфия» 2008 года, составленном из разных концертных записей, часть песен явно театральные.
Некоторые мы теперь записали уже в студии, сделали ещё шажок вперёд — «Стихи ни о чём» и «Многоликую». А вот «Модерн-Данс» — так и нет.
С другой стороны, такие песни, как «Почерк» или «Смотри на тот свет» могли бы попасть и в следующий электрический альбом. Так бывает, когда материал, как тесто, лезет из кастрюли, и его хочется уже предъявить публике, а не ждать неизвестно сколько.
— Многие песни этого альбома напоминают звуковое сопровождение к некоему маленькому спектаклю. Есть ли такие представления у вашей театральной труппы KALIMBA?
— Концерт и спектакль — разные вещи. Но, конечно, я добавляю в концерт элементы театра, а в театр — свой музыкальный опыт. Но с театральностью мы не перебарщиваем, поскольку главное в концертах — всё же музыка. Конечно, на сцене бывают и ходулисты, и жонглёры, и танцоры KALIMBA в разных образах — визуальное сопровождение музыки у нас стало традицией и, может быть, даже визитной карточкой.
Спектаклей у нас был целый ряд, но проходили они буквально по нескольку раз. Это отдельная тема: насколько трудно в стране независимым театральным труппам. Каждый спектакль — это преодоление и какие-то сверхъестественные затраты сил.
Театр ведь дело очень технически затратное и требует определённого фанатизма. А подходящие помещения в городе одно за другим оказываются съеденными. Можно целый мемориальный список начать составлять: погибшие театральные и клубные площадки.
Но не будем о грустном.
Зато со спектаклей у нас получались очень красивые видеоматериалы. Они подтолкнули меня к тому, чтобы начать монтировать, а потом и снимать клипы. Наш первый спектакль лёг в основу клипа «Оборотень», потом был «Орфей» — он стал видеорядом к песне «Человек отживёт». И пошло-поехало: нам открылось интереснейшее поле на стыке театра, кино и музыки. Теперь мы всё время придумываем и снимаем.
К альбому «Театр» уже существует целый ряд клипов: «Борода», «Жонглёр», «Театр», «Смотри на этот свет». Ещё сняли видео на песню «Мёртвый», но пока не смонтировали. Мне очень повезло: когда душа горит придумывать и снимать, не надо просить у кого-то песни. А мне — певице и автору не надо у кого-то постороннего заказывать клипы. Гармония!
Кстати, в моей книге «Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной» есть сцена воображаемого спектакля. И постепенно становится ясно, что его действие происходит немного не в этом мире.
Театр — это сложносочинённая штука. Гибрид материального и нематериального. Материя его — картон, блёстки, костюмы и декорации, раскрашенных в разные цвета, слова и жесты. И всё это вместе — не что иное, как фокус, своего рода обман зрения, который заставляет нас включить воображение.
Вот этот контраст между лошадью, сшитой грубыми нитками из мешковины, и возникающим на её месте волшебным Коньком-Горбунком, разрывающим завесы и мчащимся в неведомое — и есть главная загадка театра. И будоражит она всех: и тех, кто играет на сцене, и тех, кто приходит в зрительный зал.
Можно сказать, что театр — это магия, мистика и чудо, которое мы создаём из ничего.
— Чего не увидит человек, скачавший ваш альбом в интернете и не попавший на ваши концерты?
— Концерт от записи отличается только одним: эффектом живого присутствия, атмосферой, которая возникает из соединения полей.
И вроде бы у мысли нет пределов. Она может проникать через страны и континенты, но когда мы собираемся все вместе, то получаем очень концентрированную атмосферу. Мы все вместе: и музыканты, и актёры, и танцоры, и зрители создаём это волшебство. И чтобы его пережить, нужно ощущать и плечо соседа, и дыхание зала, и запахи, и всю стереоскопическую вселенную звука и света, но не только то, что можно увидеть на экране и услышать в наушниках.
Вот это, пожалуй, то, чего на расстоянии не пережить. Одно дело, например, прочитать о чуде, и другое — оказаться внутри него. И то и другое неплохо, но второе всё же лучше.
— Расскажите о музыкантах, которые участвовали в записи, и о поиске новых звуковых средств, которые так отличают «Театр» от других альбомов.
— В этом процессе мы живём уже довольно давно, весь вопрос в том, откуда и что начинать считать новым. Пожалуй, отметить в этом альбоме можно то, что его было особо сложно писать. Я думаю, по вложению нашего труда и по филигранности работы он бьёт все наши личные рекорды.
Электрические инструменты записывать несколько легче, а вот акустические — очень капризные. Они куда менее управляемы, звук надо ловить с воздуха, динамический диапазон огромный, тембровых нюансов куда больше. Там есть масса тонкостей, особенно в соединении электрических и акустических звуков.
Одно дело — живой организм, группа, которая играет в воздух одновременно, в этот момент всё сливается естественно. И совсем другое — отдельные звуки, которые ещё предстоит соединить, чтобы сделать их живым организмом. Демиургия десятого уровня. Это старая проблема звукозаписи вообще, о ней специалисты могут говорить часами.
Этот альбом нельзя отнести только к «акустическому» или «электрическому» жанру. Тут есть и то, и другое, и десятое, притом часто — в одной песне. Мы использовали много наложений, один и тот же человек часто играл на разных инструментах. Кроме нас пятерых здесь участвует ещё и много приглашённых музыкантов. Я даже не знаю, как всё это будем играть на концертах, ведь мы не можем возить с собой постоянно десять человек плюс маленький оркестрик. Но в записи мы постарались воплотить это в том виде, в каком нам мечталось.
— Как вы считаете, кто ваша аудитория сегодня? Люди, которые полюбили «Ковчег» ещё в 90-х, или те, кто открыл его недавно? Каких зрителей вам приятнее всего видеть?
— Конечно, аудитория со временем меняется. Например, у нас был некогда большой всплеск популярности, связанный с выходом альбома «Батакакумба». Это самый всенародно любимый альбом, хотя при всём том он несложный. Как-то очень удачно была поймана волна. Плюс обстоятельства: информационное пространство ещё не было так жёстко поделено, альбом интенсивно крутили по радио.
С одной стороны, я, конечно, этому рада, а с другой, мне узко, когда люди пытаются меня свести только к этому стилю и этому альбому, — я сразу ощущаю тесноту и начинаю биться, как бабочка. Те части меня, которые не влезают в эту клетку, начинают протестовать. И поэтому для меня очень ценен зритель, который не пытается что-то от меня отрезать и сказать, что, мол, я люблю только это. Который нашёл в себе силы и какие-то центры мозга, чувств и сердца, чтобы вникнуть в куда более сложные вещи, более оригинальные, более странные и предназначенные уже не только для такой простой функции, как развлечение. И вот эти зрители для меня, безусловно, дороже.
Так как все последние годы я, можно сказать, целенаправленно занималась разрушением, а не созиданием удобного существования в понятной для всех ячейке, и всё время самим фактом своего движения всё дальше создавала для зрителя сложные задачи, то те, кто в итоге со мной пошёл, для меня, конечно же, братья по духу и мои друзья.
Этот зритель — не тот, от которого надо отгораживаться или строить какие-то кордоны. Это люди, с которыми я с удовольствием общаюсь, потому что они меня слышат.
Я не скажу, что это сложно. Театр — площадное по сути искусство, безусловно завязанное на зрителя. Театр — это всегда и радость, и страдания, и бурлеск, и фейерверк, но при всём этом — слёзы и тяжёлый пот.
Я не встаю в позу элитарности. Мои песни легко воспринимают дети, люди с подвижным сознанием и вообще те, кто не сидит в прошлом.
Песня каждый раз должна рождаться заново, старая она или новая.
Я не воспоминание, а живое существо, которое интенсивно мчится через Вселенную.
Беседовал Дмитрий Попов (Kroogi.com)