Интервью для газеты «Крымский ТелеграфЪ» №335 (Симферополь). 3 июля 2015 г.
…Концерт — действие коллективное, такое совместное радение, его можно сравнить с молитвой. Мы все вместе воспламеняемся и получаем исключительные переживания.
В Крыму впервые прошли концерты экстравагантной певицы. На часах 23:30. Только что закончилось почти двухчасовое выступление Ольги Арефьевой, на котором она выкладывалась по полной. Но, несмотря на усталость, она соглашается на интервью. «Только дайте грим снять», — просит московская гостья.
На первый симферопольский концерт Арефьевой в ресторан-клубе «Ирей» собрался полный зал. Казалось бы, она — певица нерастиражированная, по радио её не услышишь, да и на телеэкране мелькает нечасто. Но оказалось, что в Крыму Ольгу любят и песни её знают, так что выступление закончилось продолжительными овациями и просьбами спеть на бис.
Ольга Арефьева: Я — не автор, а работник почты
Мне нравятся места, не испорченные заборами
— Это первые ваши концерты в Крыму. Они для вас особенные?
— Музыкант едет туда, куда его зовут. Врач — где больные, священник — где паства, артист — где его слушатели. Крымские организаторы пять лет вели с нашим директором переписку — и вот наконец состоялось.
— Но до этого в Крыму наверняка бывали…
— Неоднократно. Но давно.
— И какие впечатления о полуострове остались?
— Разные. Мне нравятся места, не испорченные заборами и помойками. Я совершенно равнодушна к развлечениям набережных, сувенирам и кафешкам, к зонтикам-лежакам. Мне нужно просто посидеть у костра. А мест, где можно расположиться с палаткой, — не так много… Весь Крым оказался за заборами и шлагбаумами.
— А вообще в России есть любимые места?
— Я ездила на Утриш, но потом и его съели. И сейчас я даже не знаю, куда можно деться, чтобы просто тихо пожить на природе.
Песни глубоко проникают в кровь
— Как вас встретил крымский зритель?
— Зрители очень горячие здесь. Если сравнить, например, с Питером, то там молча внимательно слушают, даже непонятно, нравится им или нет, а в конце вдруг устраивают стоячую овацию. Здесь сразу, с первой минуты — активный отклик. Это, конечно, очень приятно. Хотя задумчивый зритель мне тоже импонирует. Мой радиопередатчик работает и на тех, и на других частотах. (улыбается)
— У вас сложные песни. Как вы думаете, большинство зрителей понимают, вдумываются в ваши тексты или воспринимают вас просто как необычного артиста?
— Конечно, зрители понимают. Но какие-то вещи требуют больше времени для осознания. Песни — это такая таблетка, которая очень глубоко проникает в кровь. То, что мы делаем, — это не развлекуха, хотя в этом и театр, и кабаре, и шутка. Я всегда была таким грустным шутом, но потом нашла в себе ещё и весёлую сторону, познакомилась с ней. При этом шуты — это не юмор и не сатира. Шуты — это циники и романтики одновременно, они всегда были людьми и весёлыми, и трагичными.
— А вы — трагичная певица?
— Безусловно.
У меня нет цензуры
— Во время творческого процесса вы ждёте вдохновения или воспринимаете всё как работу, которую в любом случае надо делать?
— Это никаким боком не работа. Когда и как стихотворение или песня настигнет, и настигнет ли вообще — невозможно предвидеть. Меня всегда удивляло: такой-то человек — поэт, у него такая работа! Это невозможно поставить на поток или как-то монетизировать. Всё равно что отвечать за облака. Или быть пророком… Неизвестно, чего тут больше: боли или счастья, ответственности или встречи с неведомым. Поэзия — это сгусток, который прилетает из другого мира. В дальнейшем можно работать: чтобы огранить алмаз и создать из него продукт, воспринимаемый людьми. Стихи нуждаются в шлифовке, мелодии. Когда получается песня, её нужно показать ребятам в группе, передать им, зажечь. Информация передаётся на уровне твоего собственного горения.
— Какая роль отводится на вашем концерте зрителю?
— Концерт — действие коллективное, такое совместное радение, его можно сравнить с молитвой. Мы все вместе воспламеняемся и получаем исключительные переживания, таких в одиночку не достигнешь. И я не являюсь автором происходящего, а, по сути, выступаю работником почты. (смеётся) Иногда мне кажется, что я такая машинка по переработке земных материй в более тонкие.
— А у вас есть собственная цензура, когда вы создаёте песню, но не хотите выпускать её в зрительный зал по разным причинам? Может быть, боясь, что люди не поймут, либо это просто какие-то личностные вещи, которые оставляете для себя?
— У того, кто пишет стихи, личностных вещей уже не остаётся. Это очень общие вещи, иначе они не резонировали бы. У нас у всех внутри сердце и кровь, я говорю из этого, поэтому люди меня и слышат. Если я начну грузить тем, что у меня болит, это будет никому не интересно. Каждого интересуют его собственные боль, любовь, радость или мучительный философский вопрос. Врачи, священники и поэты могут говорить о каких-то очень интимных вещах. Так что у меня нет цензуры — всё становится материалом.
Хрупкий и мистический процесс
— Вы не только певица, но и актриса, и жонглёр, и клоун… Какая из этих частей доминирует?
— Не знаю. Может быть, то, что не должно вообще доминировать, — философия. В последнее время появилось некое ощущение, что всё происходящее бесполезно. У Кастанеды есть такое понятие — «контролируемая глупость»: воин понимает, что всё на свете бесполезно, но он выбирает что-то делать, и делает так, как будто это важно. И я себя на этом поймала.
— А почему это ощущение пришло — от усталости, от разочарований?
— Наоборот, сейчас я не могу говорить о том, что разочарована. Юность у меня была куда более тяжёлой. Это был большой и достаточно безжалостный путь без поддержки. А сейчас приходит много благодарностей от людей, есть отклик. Но вопросы остались.
— Расскажите о планах на ближайшее будущее.
— Работать, как всегда. Сейчас на подходе следующая книга одностиший. Ещё несколько дней интенсивной работы — и я её сдам издателям. Как обычно, очередной альбом надо начинать писать. Выбрать очередную дюжину песен, которые пора осчастливить.
— Значит, скоро ждать альбом?
— У нас только что вышел альбом «Время назад», за следующую запись ещё не брались, поэтому, может, и не так скоро. Вообще записываться — долго, дорого и трудно. Надо сделать так, чтобы получилось волшебство, чудо, а не просто «записать». Это хрупкий и мистический процесс, тут важно дух не потерять. Так что я чётких сроков себе не ставлю.
Беседовала Евгения Королёва