Интервью на радио «Кузбасс FM» (Кемерово). 21 августа 2014 г.
…любая ситуация, в основном, это просто изменение. А изменения всегда дают возможность какого-то нового решения и совершенно неожиданные плоды, очень хорошие. И ты становишься богаче оттого, что у тебя ещё какие-то возможности есть, ещё какие-то варианты. Всё это обогащает. А если ты упираешься во что-то одно, и говоришь: ой, какая беда! — Это такой не гибкий путь, и неправильно воспринимать его как единственный.
— Ольга Арефьева и группа Ковчег на волнах Кузбасс FM. Больше того, Ольга Арефьева прямо здесь в студии.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, Ольга. Очень приятно, что Вы нашли время и появились у нас здесь. Вчера состоялся концерт и люди говорят, что очень-очень неплохо. К сожалению, меня не было. Не успел. Я вот почему-то сделал выбор в сторону спорта — мы играли просто вечером в футбол. В 10 часов вечера (смеётся) у нас был назначен футбольный матч. У нас тут команда.
Как у Вас настроение после таких вот выступлений? Я так понимаю, тур довольно продолжительный.
— Настроение прекрасное! Что ещё можно сказать. (смеётся) Погода отличная, зрители добрые, звук хороший.
— Рад. Очень здорово. Это был акустический вариант концерта, насколько я понимаю? — Была заявлена виолончель и гитара.
— А также скрипка, да, и ещё одна гитара. (смеётся) И мой голос.
— У меня эта вот неделя прошла под знаком Вашей музыки. Я её очень много слушал с понедельника, потому что ждал появления здесь.
— Спасибо. (смеётся)
— Концертных записей только не послушал, за исключением этой записи — Каллиграфия, которая с Тони Левиным записана. И когда общался со своими друзьями питерскими. Они говорят: вам прям повезло, что будет именно в таком варианте выступать Арефьева, потому что это чрезвычайно интимная будет программа. Так и получилось? Налагает же набор инструментов на какое-то изменение настроения?
— Конечно, что-то меняется. Хотя, по сути, что-то и остаётся. (смеётся) Когда мы играем электричество, это более для танца, для тела, для радости. А в момент внимательного слушания акустики не потанцуешь. Но с другой стороны, по силе переживания, по силе потока, силе радости, мне кажется, это всё сравнимо. Вам очень повезло, что так. А — то, тоже бы повезло. (смеётся)
— Тоже бы повезло, потому что мы в электрическом варианте не слышали Вас, к сожалению, я бы так сказал.
— Ну, ладно, сожалеть. Всё прекрасно. Жизнь удивительна. (смеётся) Ещё услышите. И диски есть.
— Но беда-то заключается в том, что…
— Как ты сегодня всё: беда… — радость и веселье!
— …в какие-то такие грустные моменты сидишь и думаешь: чего не успел-то?
— (смеётся) Всё нормально.
— Спасибо. На самом деле здорово, что именно такое настроение. Я, кстати, когда читал интервью — у Вас постоянно именно такое настроение, что: а это же не беда, можно сделать и лучше, и получается лучше, главное, если делать это с душой, с настроением, и тогда всё на самом деле получится, и получится высококачественно. Спасибо Вам, что вы работаете с таким настроением.
— Иначе и нельзя, на самом-то деле. Жизнь сама нас этому постоянно учит — что надо улыбаться. Человек приходит: у нас проблема. Я говорю — не так скажи: значит так! у нас такая задача сейчас, (смеётся) такие планы. А любая ситуация, в основном, это просто изменение. А изменения всегда дают возможность какого-то нового решения и совершенно неожиданные плоды, очень хорошие. И ты становишься богаче оттого, что у тебя ещё какие-то возможности есть, ещё какие-то варианты. Всё это обогащает. А если ты упираешься во что-то одно, и говоришь: ой, какая беда! — Это такой не гибкий путь, и неправильно воспринимать его как единственный. (смеётся)
— Как Вы воспринимаете какие-то такие форсмажорные обстоятельства, которые потом, в дальнейшем, так или иначе, всё равно влияют на конечный продукт или поступок человеческий? Форс-мажоров Вы боитесь или тоже воспринимаете также?
— Очень зависит от того, с каким настроением. Какая-то задержка в концерте или какая-то техническая накладка, зато зрители так промариновались и так были рады нас слышать. И у нас наоборот великолепный получился коннект. Потому, что так долгожданно, и настроение было какое-то невероятное. Просто прям волшебство висело в воздухе. — Это с одной стороны. — С другой стороны, всегда есть возможность испортить себе настроение, и я тоже в этом мастер, и замечаю эти моменты в своей жизни. Когда есть развилка чтобы выбрать, но ты не можешь ничего изменить кроме одного: ты сейчас будешь в хорошем настроении или в плохом. (смеётся) И тогда осталось выбрать быть в хорошем настроении, и, внезапно, мир становится светлым, тучи расходятся, и оказывается, что всё так здорово. Например, ты потерял тапочки. Можешь от этого так расстроиться. А потом себе скажешь: всё, я потерял тапочки и их уже не вернёшь, но давайте… (смеётся) Это такая ерунда! У нас есть возможность дышать! Солнце, счастье! Есть вещи большие и настоящие: что мы живы, что мы дышим, что рядом друзья, что у нас — музыка, что — солнце. А есть мелочь, и на этой мелочи можно зациклиться, упереться в неё и всё померкнет. Надо просто себя от этого отрывать и говорить: есть что-то поважнее.
— А Вы не откладываете на потом ничего?
— Есть всегда какие-то жизненные нити. И некоторые вещи, безусловно, не случаются здесь и сейчас. Здесь и сейчас может случиться то, что в твоей власти: улыбнуться, например, что-то сочинить, сплясать. А бывает, что ты прозреваешь, что должно быть что-то, и оно может произойти с тобой далеко не сейчас. Бывает, какая-то мечта вдруг у тебя появляется. Или тебя охватывает какое-то очень сильное чувство, какой-то поток. Но он такой манящий, будоражащий, и ты, может быть, ещё много лет будешь идти к тому, чтобы с этим встретиться. Уже не раз замечала за собой, что какая-то штука мне даётся в руки авансом. Что вдруг у тебя случается невероятное чудо. И ты уже думаешь: вот это да, всё, теперь так будет всегда. И вдруг оно исчезает. (смеётся) И потом ты должен вырасти до этого, заработать, и эту птицу, не то что схватить, а с ней вровень встать. А потом скажешь: ну теперь это уже не просто подарок небес, а это уже — моё, я уже этим владею, я понимаю как. Для этого иногда нужны годы. И этот момент безвременья — когда оно было и улетело, а потом ты к этому шёл, шёл, шёл — это такой стимул идти и развиваться. Со мной так мир играет: заглядывает, выглядывает — убегает, зовёт, а потом встречает, обнимает.
— Это не везение, это просто такой посыл?
— Вообще не та история где говорится о везении. Не то, что можно рассказать о каких-то жизненных событиях. Это, например, в 90-м году я написала сразу очень много потрясающих песен. У меня не было ни группы, ничего. Собирали совершенно в нищенских условиях, с какими-то ребятами где-то там репетировали, какие-то отношения строили… И вдруг у нас — раз и сложилось: «Аку-Аку», есть такая запись. И после этого всё развалилось. Просто развалилось. Всё, люди не хотят: один влюбился, одни разозлился, один поссорился, один уехал — и я без всего. Вроде бы локальное крушение, но оно настолько мимолётное. И берёшь потом и осваиваешь это потихоньку. И наконец делаешь что-то более стабильное. Находишь людей, которые с тобой дольше. Где ты можешь без кого-то обходиться. Но ты потихонечку роешь эту дорогу свою, протаптываешь. И мимолётно налетевший подарок в виде того, что ты вышел на концерте и случилось чудо. Это уже должно быть не таким хрупким моментом, который ветерок разнесёт. Ты должен построить это, так чтобы всё уже было предсказуемо, запланировано. И ты уже точно знаешь, что на каждом концерте обязательно будет чудо. Оно для тебя всё равно остаётся чудом. Это что-то святое, волшебное. И для нас это тоже переживание не менее ценное, чем для каждого зрителя.
[Звучит песня «Теaтр»]
— Ольга Арефьева у нас в студии, ещё раз здравствуйте. Послушали песню, которая называется «Теaтр». Это песня, которая открывает альбом, который называется «Театр».
Ваше увлечение перформансами, и танцами на сцене, и театром. Это понятно, что очень много времени отнимает, для того, чтобы это ставить. Но это всё равно где-то в глубине есть. Что для Вас театр?
— Отнимает… Даёт, на самом деле очень много. Это такое большое слово, мало букв и прям такой иероглиф — ТЕАТР. Он висит и столько в себя включает смыслов, и для каждого, наверное, свои. У меня это большой кусок жизни. Он связан со сценой. Но это немножко не та штука, которая внешняя — всегда есть внутри: разные механизмы и процессы того, как ты взаимодействуешь и с людьми, и с собой, и с образом, который через тебя хочет говорить. Это такая история целой жизни, огромного исследования близкого к нам мира. Это практика. Я даже не знаю как…
— Это способ уйти от реалий этого мира или наоборот что-то дать или показать, выйти в реалии?
— Это способ преобразовывать реальность. Потому, что то, что ты делаешь на сцене, это вовсе не уход. Это волшебство. Очень сильный волшебный мир, который ты втаскиваешь, и в который ты втаскиваешь зрителей. Они за этим и приходят. Как ученик волшебника ты годами: «я не волшебник, я только учусь». Есть такой клоун — Даниэль Финци Паска. Он говорил, что клоун проходит три стадии: первая это — солдат, когда ты просто учишься терпеть и впахивать; вторая — это маг, когда ты преобразуешь энергии, ты их создаёшь, передвигаешь, перекрашиваешь, выдуваешь и убираешь, ты ими манипулируешь — это работа на всю жизнь, с публикой, с собой, с образом; а третья — это ангел, когда ты абсолютно одинок.
— Это параллельно существующее или последовательно?
— Я думаю это последовательно. (смеётся) Хотя конечно никуда не делся солдат, он всегда остаётся. В искусстве огромное количество времени уходит вовсе не на искусство, не на приятную часть, когда наконец-то — вот оно! Оно уходит на таскание декораций, на грязные, тяжёлые и мокрые материи: договоры, технические, организационные проблемы. Это такая машинерия, чтобы наконец лучик света был на правильной точке в правильную секунду, и ты выходишь в правильном состоянии. Это состояние ты ещё поди сохрани, когда тебя рвут на тысячу маленьких медвежат. Когда на тебя сваливаются какие-то неприятности. Посторонние люди говорят: «А чё вы тут хотели, этот зал ваще для этого не предназначен». — А для его он предназначен? — » Ну не знаю, там, для пьяных гулянок. Чего вы тут хотите, чтобы мы вам включили свет что-ли?» Который не в лоб тебе, как вспышка, а какой-то другой. Приходишь иногда просто в настоящий ад. И этот ад берёшь и перепреобразовываешь, перестраиваешь по кубикам — в рай. Это такая работа, такая магия, внутренний стержень, такая сила, чтобы в этот момент улыбаться, чтобы действительно сделать так, что даже если, бывает, место совершенно левое, но пришли люди к тебе. И, как, знаете, любовники встречаются в гостинице какой-нибудь — она бы туда не пошла и он бы туда не пошёл — в это место. (смеётся) Но они встретились там, они пришли туда друг для друга, и они должны сделать, чтобы это стало раем. И бывает говорят: «ух ты, какие у вас зрители, мы тут таких приличных-то и не видели, к нам такие не ходят». Они пришли в это место ради меня. А нет другого варианта, в городе нет другого зала. И ты туда не приедешь, если ты не скажешь: окей, я буду в этом вашем кафе, рок-кафе — бар-подвал. (смеётся) Но ты должен сделать. Официанты какие-то ходят с равнодушными рожами. Это всё — раз, и ты должен всех построить, настроить и всё сделать. И выйти, и никто не заметит чего тебе это стоило. И в этот момент, когда ты вышел, ты включаешь такие тонкие штуки — они в тебе должны выжить в этой мясорубке (смеётся) — это самое главное, ради чего это всё творится.
— Но ещё должны быть рядом люди, которые всё это понимают, и также неистово работают на результат?
— А они есть. Это всё есть. Мы тут ради этого. Ради чего ещё? — Чтобы гитары тяжёлые по аэропортам таскать бессонными ночами? — Нет. Ради того, чтобы выйти и всё это пережить. Не то, что выйти и отбарабанить. Иначе что тогда переться? Заработок что ли тут какой-то хороший? — Да не особо. — Это только потому, что тебя ждут люди. И ты ждёшь этих людей. И вы встречаетесь. И у вас сейчас будет такая любовь, такое чудо, это будет апогей вех смыслов. Это для меня также важно и трепетно, я также этого жду. Вот как свидание.
— Ваши песни, они так самостоятельны, я имею ввиду, что не требуется дополнительных таких штук, для того, чтобы их правильно воспринять, но при этом у вас на сцене и движение, и танцы, плюс какие-то костюмы сумасшедшие. — Не просто вышли в рубашках и джинсах и сыграли под гитару, а именно происходит какое-то действо. Но и текст несёт в себе огромную смысловую нагрузку, и музыка не «умца-умца» — Всё это очень в гармонии и поддерживает друг друга, и ещё нате вам: танцы, красоту костюмов и так далее…
— По молодости мы были более экстремальными. И когда набирали ещё свои изобразительные средства… Во-первых, это всё очень интересно. Это дико манит: и танец, и театр. — Это такие миры, интересней ничего придумать нельзя. Конечно, мы это выносили на сцену, по первости. Иногда очень круто попадали, иногда наоборот садились в лужу слегка. Это на разный вкус. У мастера кончается тем, что у него минимум средств, они могут все исчезнуть, но они есть. То, что я 20 лет занималась танцем, и я буду сейчас полчаса перечислять какими видами, это я уже не показываю на сцене вообще. Это видно совсем в другом. Другое качество присутствия. Для этого потребовалось иногда с перебором, иногда то и сё. И вы говорите, там, какие-то огромные фантастические костюмы. — Да не особо они огромные… они просто есть. Т.е. я к этому отношусь внимательно. И я музыкантам тоже не даю выпереться на сцену в белых кроссовках и в майке «кока-кола». Это я преувеличиваю. Но очень многие музыканты, кстати, разные, они очень визуально не развиты. Это целая культура. Люди аудиальные, они даже не задумываются о том, что они как-то выглядят, какой-то свет на них светит. Это отдельный мир, который надо осваивать. Вкус, который надо воспитывать. Это фото, видео, то, чем ты занимаешься, кто-то рисует. Знаете — многие музыканты рисуют, есть целые выставки: у Бутусова, у Шклярского, Макаревич рисует… Люди проходят эти пути параллельно. Ты вроде бы как музыкант, но ты обязательно рано или поздно задумаешься о том, как это выглядит, что действует на зрителей, какие небольшие совсем рычаги; вначале они большие, потом ты — раз, убрал до минимума, и их вообще не видно, — но они есть, они так работают ещё сильнее… как гомеопатия.
— Спасибо Вам огромное…
— Да, к сожалению, времени мало, мы на самолёт и на Ольхон, будет такой фестиваль «Байкал-live»
— Супер-супер. Был там как раз. Там вообще прекрасно. И сама природа, я думаю, окажет огромнейшую помощь в восприятии всего этого.
— Надеемся на это. Ждём встречи.
— Спасибо Вам большое.
— Спасибо, что позвали. До встречи.
— Всего доброго. До свидания.