Интервью для интернет-магазина «Озон». 18 июня 2001 г.
…Наша жизнь состоит из суррогатов и банальностей, это относится ко всем областям — к речи, к музыке, к текстам, к пластике. Если захочешь преодолеть это, двинуться куда-то дальше, то можешь идти по разным путям. Но в каждой области человек проходит примерно одни и те же стадии.
Ольга Арефьева: Все учатся на своих ошибках и умнеют, умнеют, умнеют…
— Музыка каких зарубежных и отечественных исполнителей есть у Вас дома?
— Её много, но кратко описать трудно — она всё время обновляется и меняется.
— А в настоящее время что появилось?
— Последнее поступление — это три диска «Кронос-квартета». Сегодня слушала «4:33» Алексея Айги. Вообще мне дают слушать много нового, и я, как правило, честно слушаю, но не всегда оставляю себе.
— Что Вы оставили себе за последнее время?
— Слушала этнику разных народов мира. Чукотскую группу «Ят-Ха» переписала только ради последней вещи — «Содом и Гоморра», это старинный староверский кант, леденящий душу. «Desert blues» — «Блюз пустыни» — отличный сборник музыки на этнической, африканской, основе.
— Вам близка этника?
— Да, но в основном она попадает в руки уже обработанная музыкантами. Но настоящая этника во-первых не очень доступна, а во-вторых, её не всегда легко понять.
— А что нравится из нашей музыки?
— Вчера была на «Радио-1», меня попросили кроме собственных дисков принести любимые записи. Я принесла «Далеко-далеко» Леонида Фёдорова совместно с «Волков-Трио» и народную композицию «Таня-Танюша» в исполнении Сергея Старостина, записанную тоже с Шилклопером и Волковым. Вот так нечаянно получился бенефис «Волков-Трио».
Не вся музыка сразу доходит. Например, диск Валентины Пономаревой «Форте» вначале мне не очень понравился, но две вещи я для себя отметила и позже к ним вернулась.
— Это какие вещи?
— «Хелло Ла Донна» и ещё одна, то ли шестая, то ли седьмая на диске. Они пригодились в моей работе, когда мы с пианистом Сергеем Перминовым делали проект «Рояль-Ковчег». Это был уникальный случай — когда одна певица, то есть я, в концерте использовала фонограмму другой. Я танцевала с маской. Хотя трудно представить, что под это вообще можно танцевать. На радио мы поставили и с этого диска вещь. Кто-то сказал, что если бы почаще на радио крутили такую музыку, то и народ бы у нас был другой.
— Вы часто ходите на концерты других исполнителей?
— В последний год довольно часто ходила. По-настоящему, наверное, понравился только Алексей Айги, я была на нескольких его концертах — в «ДОМе», «Проекте О.Г.И.» и ЦДХ.
Но клуб «Проект О.Г.И.» сам по себе плохой, грязный, тесный, неудобный, там невозможно слушать музыку.
— Там собираются интеллектуалы. Вы считаете «Проект О.Г.И.» неудобным с точки зрения исполнителя?
— С точки зрения зрителя. Там ничего не видно и ни слышно, нечем дышать. А выступление Айги и 4’33» в ЦДХ стало для меня концертом года. Я испытывала непрерывный восторг, почти на грани сумасшествия. Под впечатлением мы накупили его дисков. Сейчас пытаюсь к ним привыкнуть. В записях это выглядит по-другому.
— Часто Вы испытываете восторг от музыки?
— Очень редко, хотя я очень подвижная. У меня вообще душа в теле плохо держится. Если меня слегка пнуть, она сразу выскакивает. Но чем дальше, тем таких пинков меньше.
— Вы имеете ввиду яркие впечатления?
— Да, яркие. Были ещё впечатления, правда, не совсем музыкального плана — спектакли «Класса экспрессивной пластики» Геннадия Абрамова. У них есть два главных спектакля — «Стая» и «Кровать». Вначале мы сходили на «Стаю», потом на «Кровать». «Стая» меня просто выбила из себя, я никогда не видела ничего подобного, я почувствовала, что именно это долго искала.
— А чем Вас поразил этот спектакль?
— Наша жизнь состоит из суррогатов и банальностей, это относится ко всем областям — к речи, к музыке, к текстам, к пластике. Если захочешь преодолеть это, двинуться куда-то дальше, то можешь идти по разным путям. Но в каждой области человек проходит примерно одни и те же стадии. Мне всегда было интересно человеческое тело, его возможности в танце. Но то, что я обычно могла видеть, было скучно.
— Вы говорите о классическом искусстве?
— Я поняла, что классический балет, бальные и спортивные танцы мне неинтересны. Одно время я даже начала думать, что танец мне вообще неинтересен. Но оказывается, нет, существуют люди, которые продвинулись к таким смелым горизонтам, что это можно сравнить с целой философией.
В старом чёрно-белом фильме «Свадьба» актёр Эраст Гарин говорит фразу: «Я вам не Спиноза какая-нибудь, чтобы выделывать ногами всякие кренделя! Я человек положительный и с характером!» Говорят, в то время, когда Островский писал эту пьесу, в России был с гастролями итальянский танцор Эспинозо, вот его имя жених и путает с именем мыслителя… Но смейтесь-не смейтесь, движение — это мощный способ познания. Эти ребята, абрамовцы, очень далеко ушли. Чтобы достичь такого уровня, надо целую жизнь прожить. Я имею в виду не только сверхидею спектакля. Поражает воображение само существование тел в пространстве.
У меня ощущение, что в искусстве давно нет прогресса. Вершины человеческого интеллекта, живописи и т.д. были достигнуты уже в Средние века. Последние сотни лет происходит движение в сторону подделки, масс-культа, дешёвого суррогата. Но есть ростки, которые не отомрут, когда отвалится вся шелуха, когда никому не будет нужно то, что сейчас заполняет рынок. Весь этот масс-культ, поп-арт (я имею ввиду не Энди Уорхола, а саму пепсикольно-штампованную жизнь).
Давным-давно прошёл этап разрушения формы. Мне интересно то искусство, которое создаёт новую форму, разрушив стереотипы. Форма, логика, стройность есть и в «Волков-Трио», и в «Классе экспрессивной пластики», но она уже новая. Небанальная, выходящая в новое измерение. Сейчас есть движение к авангардности, гармонию находят в дисгармоничности, превышении человеческих стереотипов. Мысль ползает по плоскости, только гении способны подняться над ней. Читаю книгу воспоминаний об Андрее Тарковском, собранные его сестрой Мариной. Там есть такой эпизод: в компанию принесли тесты на гениальность — листочки с рисунками. С этими рисунками надо было что-то сделать — зачеркнуть, добавить, выделить — и по твоему отношению будет видно, гений ты или нет. Все задумались, а Тарковский перевернул лист и на обратной стороне нарисовал крест. Человек, который принёс эти листки, побледнел и воскликнул: «Так это и есть гениальность!»
— Вы хотите стать «Спинозой» в своём творчестве?
— Спиноза, кстати, пантеист, а я нет. Но по сути вопроса — есть такое правило: нельзя толкать реку. Мы живем в некоем процессе, куда-то идём, если начать ставить цели, можно легко выпасть, отстать или начать зря форсировать себя. Главное — находиться в реальном времени.
— То есть находиться в пассивном состоянии…
— Это активное состояние, присутствие в настоящем. Никто не знает, чего хотят от него высшие силы. Но чего-то хотят, зачем-то мы сюда посланы. Всё что мы можем сделать — это пытаться соответствовать этому предназначению.
— В атмосфере каких московских залов Вам наиболее уютно, как зрителю и как исполнителю?
— Очень большие залы не для меня. Мне ни разу не понравилось на концерте в «Олимпийском», или даже в Горбушке, хотя она более компактна.
В маленьких залах бывает уютнее. Но я не люблю клубы, места, где курят, пьют, едят. На мой взгляд, это должно происходить отдельно. Искусство требует хоть какую-то возможность его воспринять, а всё постороннее мешает.
В результате прихожу к выводу, что это среднего размера концертные залы.
— Например, в ЦДХ достаточно большое расстояние от исполнителя до зрителей. Вам так удобнее?
— Это не очень хорошо. Но приятно, что там амфитеатр. Довольно неуютно находиться в плоских залах. Если впереди зрителя сидит хоть один человек, он уже заслоняет сцену.
— А сценографию своих танцев на презентации диска «Анатомия» Вы сами выстраивали?
— Я импровизирую. Когда учишься танцевать — изучаешь конкретные танцы, но побочный результат, пожалуй, главнее основного: ты учишься оперировать определённой двигательной лексикой. Чувствовать себя ненапряжённо и легко, на ходу создавая свой собственный танец.
— В Ваших танцах, как мне показалось, чувствуются испанские мотивы. Испания, её культура Вам близка?
— Несколько лет я занимаюсь фламенко, кроме этого многими видами танцев. Но по-настоящему задержалось во мне фламенко. Если говорить об Испании, есть режиссёр Педро Альмадоваро, его фильмы мне нравятся. Плюс, испанские стихи, на которые написан ряд моих старых песен.
— Как Вы думаете, Вы могли бы жить в Испании?
— Я там не была, хотя наши девчонки с фламенко на ней сдвинуты и беспрерывно туда ездят, занимаются в танцевальных школах, даже учат язык. Но мне ехать неохота. Да и жарко там…
— Вы любите готовить?
— Мне чаще всего лень готовить, но если я начинаю это делать, то с большим удовольствием, и у меня получается.
— А сладкое любите?
— Нет, люблю солёное и кислое. Например, для меня лакомство — квашеная капуста, а вовсе не пирожное.
— Какие Ваши любимые цвета?
— Нежные, яркие, дикие, любые. У меня разнообразный спектр пристрастий. Всё зависит от душевного состояния, поэтому одеться утром для меня порой проблема. Уловить, какой именно цвет сейчас хочется использовать.
— Вы устраиваете концерты по настроению или у Вас есть определённый график и Вы знаете, что в месяц должны дать. к примеру, 2-3 концерта?
— Организация концерта — достаточно трудоёмкий процесс, планируется всё заранее чуть ли не за полгода — за год. Сейчас у нас расписаны концерты до следующей весны, по крайней мере, в ЦДХ. Я не могу предположить, какое настроение у меня будет в следующем январе, может я вообще заболею. Но у меня такой подход: если назначен концерт, я должна найти в себе силы сделать так, чтобы всё было по-честному, по- настоящему.
— Как Вы думаете, для чего вообще человек рождается на свет?
— Василию Великому принадлежит великолепная фраза: «Человек — это животное, получившее задание стать Богом». Мне кажется, земля — это плантация, на которой постоянно сеются семена, все они прорастают: кто-то приносит плоды, кто-то сохнет, кто-то других душит. И всё время разыгрываются одни и те же игры, взаимоотношения: рождение, любовь, ревность, власть, деньги, собственничество, карьера, отношения духа и тела. Каждая наивная душа, попавшая сюда, по очереди попадает во все ловушки и по очереди из них как-то выкарабкивается. Поэтому земля больше всего похожа на школу.
— А много в этой школе отличников и медалистов?
— Думаю, не много, но и у двоечников нет другого выхода кроме как что-то понять. Не сразу — значит в следующий раз, не в следующий, так в другие. Будешь топтаться и биться головой об стену, пока не поймешь, как через неё проходят.
— Как, по-Вашему, творчество разрушает личность или нет?
— Интересный вопрос. Думаю, нет. Оно даёт возможность самовыражения. Это может отнимать много энергии, сил, но трудности личность как раз не разрушают, а формируют. Позавчера была презентация моего альбома «Анатомия», после неё я почувствовала пустоту внутри себя. Как будто из меня вынули меня. Мне стало пусто, но ни страха, ни депрессии, одна пустота. Это очень серьёзно — отдать миру большой-большой кусок себя, но есть надежда, что на это придёт что-то следующее. Проточная вода не гниёт. Если будешь экономить и не отдавать, зарастёшь тиной. Я не хочу попасть в число артистов, которые всю жизнь выступают с одним номером. Настоящее искусство, это гонка за самим собой. Поймал, отдал, лови опять. Это коррида, где и бык и тореадор — ты сам.
— Можно учиться на своих ошибках или это иллюзия?
— Конечно, все учатся и умнеют, умнеют, умнеют.
— А человеку лучше от этого становится? Вокруг столько несчастных…
— Труднее становится, но и лучше тоже. Злодею не может быть легко, ему неприятно и тяжело жить, зло его тяготит. Думаю, всё происходит для того, чтобы мы задумались. Любой психоаналитик скажет, что если на вас есть какая-то тяжесть, себя ею не надо разрушать, надо найти корень беды, вины и его вынимать из себя. Церковь считает, что возможность покаяния и исправления есть всегда. А уничтожать себя, приводить к депрессии, сумасшествию, самоубийству — это неправильно.
— Как ты относишься к любви? Мужчина должен добиваться женщины?
— В Библии есть: «И служил Иаков за Рахиль семь лет и показались они ему как несколько дней, потому что он любил её.» Потом её отец сказал Иакову, что эти семь лет он прослужил не за Рахиль, а за её старшую сестру: «Потому что не могу выдать младшую раньше старшей. За Рахиль служи ещё семь лет. И служил он ещё семь лет». Любой человек так должен относиться к своей любви. Сейчас, конечно, времена другие, все от этого страдают, но и задумываются.
Елена Калашникова