Программа «Сигналы точного времени» на «Радио России». 22 мая 2019 г.
Во всех возможностях существования есть достоинства, которыми невозможно поступиться ради других. В сольном выступлении есть возможность прямого диалога, эксперимента, очень проникновенного соединения с публикой и выхода на высокие, сильные энергии. А на больших концертах с полным «Ковчегом» есть масштаб, мощь, размах, возможность пережить космический полёт другого рода – через единение…
Ведущие: Людмила Шаулина, Алексей Певчев, Василий Белоусов.
Ведущие: Приветствуем всех! Здесь Людмила Шаулина, Алексей Певчев и Василий Белоусов.
Ольга, здравствуйте!
Ольга Арефьева: Здравствуйте! Очень рада.
– Сейчас мы будем разговаривать и слушать ваши песни. Давайте начнём с моей любимой композиции, она называется «Семь с половиной» и длится семь с половиной минут. Я считаю, что это будет очень правильная заявка, чтобы все понимали, что Ольга и певица, и композитор, и поэт.
[Звучит песня «Семь с половиной»]
– Мне случайно захотелось именно эту песню, и все согласились начать именно с неё. Я представляю вас именно как поющего поэта. И у меня первый вопрос. Я воспитывался на поющих поэтах, в первую очередь это Высоцкий, Окуджава, позже появились Башлачев, Майк Науменко, Гребенщиков, Леонид Фёдоров.
– Совпадаем во многом!
– Скажите, как вам кажется, почему сейчас стало как-то напряжённо с поющими поэтами? Нет людей. Навскидку я вчера пытался сканировать, узнавать, но нет. Вот, что случилось, значение слова как-то девальвировалось, уходит? Что происходит?
– У меня нет информации о том, что стало плохо с поэтами. Я такого не знаю, в это не верю и, мне кажется, такого нет. Всё нормально существует. Может, форма меняется: в рэп они уходят. Или поэты начинают исполнять стихи в виде мелодекламации – и это не песня, а просто чтение под музыку. Но формы, мне кажется, могут быть разные. Поющий поэт – это в первую очередь стихи, если отталкиваться от вашей идеи. Я не очень за этим слежу, это вы радиоведущие – специалисты, а я варюсь в своей работе, у меня не всегда есть время. Я, например, занимаюсь именно песней. В ней есть главный момент – это мелодия. Я не знаю, что главнее, поэтому тоже не скажу, что я прям поющий поэт. А вообще, тут рамок-то нет, лишь бы произведение получалось талантливым.
– Вы затронули изобразительные средства. Я знаю, что на гитаре вы довольно рано начали играть, причём, гитара была чуть ли не Шиховского завода, инструментами которого можно было только пальцы разбивать. Хрупкая девушка берётся за гитару, а не за клавиши и скрипочку.
– Она была не завода, а какой-то мебельной фабрики. И, конечно, мне это было не рано. Наоборот, поздно. По-нормальному музыке начинают учиться в первом классе, идут в музыкальную школу. У меня не было музыкальной школы, родители не поверили в то, что я их прошу туда меня отправить. Представляете, ребёнок вдруг говорит: «Я хочу в музыкальную школу». Как я вообще догадалась об этом? Откуда я знала, что она существует? Но они не поняли этого, они сказали: «Тебе сегодня хочется, завтра перехочется, а нам пианино надо покупать, и куда мы его поставим?» А когда уже я, наоборот, заканчивала школу, вернее, в восьмом классе, вот тогда просто получилось, что мне случайно купили эту гитару, разумеется, не разбираясь ни в чём. Гитара была семиструнная, ужасная. Папа мне её потом переделал на шестиструнную. Училась я сама, никто меня не учил. Это был кошмарный инструмент.
– Но вы поступали в музыкальное училище вообще не зная нот, получается? Или у вас был какой-то музыкальный багаж, опыт, хотя бы игра на гитаре?
– Самостоятельно. Вообще, у меня жизнь так интересно сложилась, что это моя сильная сторона: я умею учиться самостоятельно. Даже когда мне некому помочь и подсказать. И потом я это много раз проходила: когда училась монтировать видео, когда сейчас учусь делать аранжировки. Мне даже некого спросить, как там в программе что работает. Это иногда бывает трудно, возиться приходится дольше. Так же я училась и жонглировать. Гораздо проще и ближе путь, когда тебе – раз! – и показали ключики. А с другой стороны, в этом пути больше силы получается – когда ты не получаешь знание готовым. Ты его вначале изобретаешь, и лишь потом узнаёшь, как там всё называлось. Да, у меня действительно музыкальная одарённость была с детства, но её не заметили. Я сама пела какие-то песни, которые слышала по телевизору. Знаете, какая была первая моя песня, подобранная на гитаре самостоятельно придуманными аккордами? Это был Шнитке, «Песня Мэри» из «Пира во время чумы»:
«Было время, процветала
В мире наша сторона…»
Мне безумно нравилась эта песня. Может быть, многие слушатели её знают.
– То есть, вы уже слушали достаточно нетипичный репертуар!
– Это просто показывали по телевизору, фильм «Маленькие трагедии». Это великолепный номер, он меня очень вдохновил, срезонировал. И, конечно, я не «сняла» всю аранжировку Шнитке, тем более, у меня не было домашнего магнитофона, их вообще не было в природе. Услышала по телевизору, нашла текст и по памяти, довольно похоже, но не точно, как я потом уже узнала, всё повторила.
– А вот такая мысль в голову пришла: если родители, как вы сказали, не поддержали вашу идею пойти в музыкальную школу, может в этом и есть ключ вашего успеха? Потому что, сколько детей, которых отправили в школу, а потом всё по схеме: купили пианино, ставить негде, заниматься заставляют, ребёнок бросил после второго класса.
– Да, об этом периодически вспыхивают дискуссии у меня в блоге. Тема болезненная, вообще этот вопрос интересен. И я пришла к выводу, что учиться-то надо и учиться с детства! Просто нельзя калечить учением, нельзя по человеку прокатываться асфальтовым катком. Чтобы потом он полжизни лечил свою травму, шарахался от инструмента, при этом любя музыку. Чтобы у него любовь была смешана с ненавистью и ужасом, и потом он расхлёбывал это. Но так как наша система обучения не была (и сейчас вряд ли) заточена на то, чтобы беречь психику ребёнка, то – да, вопрос остаётся краеугольным. Для себя и своего внутреннего ребёнка я решила эту проблему так: я никогда себя не заставляю, никогда! Конечно, у меня есть ответственность, и я, разумеется, не подвожу никогда людей. Но на стадии планирования и обещаний я всегда думаю. Я себя заманиваю, увлекаю, каким-то образом мотивирую. И, в частности, помогают эфемерные цели, например, договорённости о выступлении или о чём-то другом. Вот совет, чтобы чему-то научиться – ты берёшь и назначаешь, пусть и дурацкое, выступление. Такого-то числа, пусть перед пятью старушками и тремя пионерами. И у тебя есть цель, иллюзорная цель! Вот такими выдуманными временными целями я себя и заманиваю. И у меня всегда есть какая-то высота, которую я беру, готовясь к любому очередному событию. Я давно могла бы расслабиться и ехать по старым рельсам, воспроизводить старые пластинки, играть старые известные трюки, как обезьянка. Но мне не это интересно.
– Следующая песня, которая будет звучать – «Не верьте мне». Но Ольге можно верить. И можно верить Олегу Ковриге, который мне сказал, когда узнал, что она придёт к нам на эфир: «Это уникальный человек, ты завтра встретишься в очередной раз с женщиной-воином. Потому что нет такой плоскости, за которую взявшись, она её не освоит. Причём она берётся за всё и всё делает чётко». То есть для вас границ нет в постижении плоскостей?
– Границы есть. Просто я очень любопытная и не ленивая. Но, разумеется, я со своими границами сталкиваюсь очень часто. Даже знаю уже динамику этого процесса. Тем более, я учу людей. Я всегда вижу, что первый шаг – самый благодарный. Или второй. Первый шаг – бывают трудности, пока ещё изучаешь материальную часть: как на гитаре ставить руку, например. Это, конечно, занудный и скучный урок, тут надо чуть-чуть перетерпеть. Но как только ты выучил, нашёл свои первые аккорды, то всё! Перед тобой такое море разливанное открывается: вся музыка, вся эстрада, все простые песни! Ты захватываешь целую комнату в своём дворце, в которую не заходил, не знал, что она есть. Это очень благодарный этап. А потом, ты упираешься в то, что дальше нужна серьёзная практика. Нужно сконцентрироваться на ней на годы, продвижение становится более медленным, но изменения становятся качественными. А качественное продвижение – это не больше, а тоньше, как заточка меча. Я слышала, есть такие семейные династии в Японии, которые точат меч сто лет и потом только продают. Представляете – изо дня в день точить меч сто лет?
– А я напоминаю, у нас сегодня в гостях поэт, композитор, певица – Ольга Арефьева. Сейчас мы послушаем композицию. Это будет песня «Не верьте мне».
[Звучит песня «Не верьте мне»]
– Ближайший концерт Ольги состоится завтра, 23 мая, в кафе «Март». Также заявлен тур в Израиль.
– Да, сначала после концерта в «Марте» едем в Череповец, там в филармоническом зале играем программу «Анатомия». А потом, едем в Израиль, играем в Хайфе, Иерусалиме и Тель-Авиве. И когда возвращаемся в Москву – будет концерт 12 июня в ГЛАВCLUB. И 15 июня Тула.
– Плотно, очень плотно. А завтрашний концерт тоже в большом составе?
– Напротив. У меня есть разные ипостаси, разные мои размеры. Завтра будет самый маленький – это сольный концерт. Задумывался он, как – я одна. Но одна я всё равно не умею, я не могу чего-то не придумать. И в итоге сольный стал с-Ольным. С-Олей выступает Лена Калагина – бэк-вокал и перкуссия. А в Главклубе, наоборот, самый большой состав. Там будет электричество: масштабная музыка, самые большие залы, наиболее открытые к разным вкусам зрителей.
– А в каком формате выступать вам комфортнее: сольно или в большом составе?
– Мне нравится всё! Я такой человек, которому нравится и то, и это. Я хочу всё сразу или хотя бы последовательно. Во всех возможностях существования есть достоинства, которыми невозможно поступиться ради других. В сольном выступлении есть возможность прямого диалога, эксперимента, очень проникновенного соединения с публикой и выхода на высокие, сильные энергии. А на больших концертах с электрическим составом, с полным «Ковчегом» есть масштаб, мощь, размах, большой драйв и кач, возможность пережить космический полёт другого рода – через единение…
– При этом сольные проекты – понятно, что гораздо больше ответственности и нагрузка выше, правильно? Потому что вы выполняете всю работу, которая распределялась между участниками большого коллектива?
– Ответственность – всегда велика. А с большим коллективом тоже непросто. Потому что взаимодействие с людьми – это одна из самых сложных вещей в наших жизненных заданиях. И в чём-то сольники легче – мне не надо никого спрашивать, ни с кем договариваться, ни с кем спорить, находить какие-то общие мнения по сложным творческим вопросам. Я беру на себя ответственность, я делаю всё сама. Хорошо, плохо, удачно, неудачно – только я за это отвечаю. А с людьми приходится очень много балансировать – это тоже замечательно и очень интересно. И группа – это, конечно, мощнее, чем один человек.
– Оль, а вот вы очень серьёзно относитесь к собственным правилам. Вы не любите спонтанных фотосессий на концертах, не любите бутлегерские записи, не любите, когда люди пристают к вам с автографами незнамо на чём. Любой артист, конечно, не любит, но тем не менее.
– Многим вполне хорошо. Они хорошо относятся, если их останавливают по дороге в туалет и заставляют фотографироваться со всем классом школы.
– Вы – не артист-мужчина, вас не заставляют на груди расписываться, так что это можно расценивать, как несомненную творческую удачу.
– Ну, на мужской можно. Шутка.
– Слушая ваши песни, понимая, о чём вы поёте и что чувствуете, я хочу спросить: скажите, как вы абстрагируетесь от мира вокруг? От радиоточки, которая может звучать в магазине, куда вы пришли, такси, в котором играет какой-нибудь страшный попс. Вот, вы – человек, работающий с текстом, со стихом и музыкой, имеете ли какую-то панацею, чтобы этого не замечать, быть подальше от всего этого?
– Нет, не замечать нельзя. Тут выбор. Либо ты отращиваешь слоновью кожу и не замечаешь тогда уже ничего: ни тонкого, ни толстого, ни хорошего, ни плохого, ни нужного, ни ненужного. Либо ты живёшь с тонкой кожей. Поэтому, да, приходится выбирать какие-то определённые дороги: туда ходить, туда не ходить, выстраивать правила общения и периодически за свои границы немножко бодаться. Потому что, если не скажешь здесь – стоп! -– люди будут идти дальше и дальше, пока не сядут тебе на лицо. Но у каждого есть момент, когда он говорит – «стоп!». Был такой эксперимент: шла одна выставка, и чтобы туда пройти, надо было пролезть физически между двумя голыми людьми. Многие не могут. Есть и другие способы проверить момент, когда ты скажешь – «нет». Но я вас уверяю, этот момент всегда, у каждого человека есть. Это нормально – границы у нас есть. Но чтобы быть тонким и чувствительным, приходится идти на то, что ты живёшь с большой психической нагрузкой. Сейчас в такси ехала, слушала ужасную попсу и не могла от неё абстрагироваться. Выключить не попросила, это тоже выбор – иногда перетерпеть, иногда надо сказать нет.
– Я прочитал, что у вас более 500 песен, и больше половины из них не записаны и не выпущены. Но при этом вы их поёте. Не все, конечно, сразу, но поёте периодически на концертах. А почему так? Они все ждут своего часа или вы их вообще не планируете выпускать, жизнь этих песен в концертном варианте вас устраивает?
– Нет, ну, как устраивает. У меня есть предел моих сил и предел сил группы в записи. В год у нас получается записать один альбом – это очень много денег, очень много времени, это безумно трудоёмко, очень творчески сложно и выматывающе. И вот, один альбом в год. В одном альбоме 15-13 песен. И что мы имеем? Когда я запишу свои 600 песен? Тем более, что я за год ещё 50 напишу. И получается, что это гонка за самим собой. Поэтому я придумала сольные концерты. Не почему-то другому, а потому что я поняла, что иначе не дождусь реализации всего, что я делаю. Эти песни все кричат во мне, все требуют, я их все люблю, они – как дети. И всем надо давать жизнь, воспитание, обучение, выход в свет. Поэтому на сольных концертах я пою только редкое, новое или, наоборот, старое. Я очень трепетно всегда составляю программу. И на требование вместо этого бросить всё и спеть какие-то старые хиты реагирую немножко болезненно. Какой смысл тиражировать? Там всё состоялось, всё хорошо. А то, что я сейчас хочу спеть, оно ничуть не хуже. Просто то крутили, крутили, крутили по радио, и оно упало в народное сознание. Вот, благодаря вам сегодня, может, прокрутим что-нибудь.
– Да, сейчас как раз хочу послушать ещё одну мою любимую песню «Никто не умер, никто не ожил». Сейчас как раз время для неё.
[Звучит песня «Никто не умер, никто не ожил»]
– Ольга Арефьева у нас сегодня в гостях. Оль, вот, вы говорите, что стараетесь записывать примерно по одному альбому в год…
– Я стараюсь записывать по десять альбомов! Но получается один.
– Но это затратное, вы же сами говорите. А сейчас модно у музыкантов прибегать к такому делу, как краудфандинг, коллективный сбор. Вы тоже обращаетесь к такому способу?
– Я думала, вы сейчас скажете: модно у музыкантов делать аранжировки самим, и я вам расскажу, как я их начала делать, и как они у меня начали появляться! Но расскажу в следующий раз. А про краудфандинг… У нас был успешный опыт, даже два раза. Мы собрали деньги вначале на один альбом – «Джейн», а потом на два – «Ангел и девочка» и «Глина». По-моему, так. Что я могу про это сказать? Краудфандинг – это отдельная работа. Мало того, что ты записываешь альбом, ты ещё и занимаешься тем, что постоянно зрителей и читателей мотивируешь, призываешь. А потом всем ещё что-то даёшь за взносы: не просто же ты просишь подарить тебе денег. Люди покупают лоты: уроки, встречи, сувениры. Всё надо обеспечить, и это тоже отдельная работа. С одной стороны – мне всё очень понравилось, особенно встречи с людьми. Очень классные получились встречи, и люди – интересные. А с другой стороны – я просто поняла, что я лучше это время, которое потратили на всю эту организационную непрерывную хорошую шелуху, всё-таки буду тратить на то, что я делаю. Я понимаю теперь, что у меня есть такой способ в запасе, но он затратный ровно настолько, сколько денег он и даёт.
– Я знаю, вы сейчас продолжаете снимать новые клипы, даже объявили кастинг среди своих подписчиков. Съёмки проходят в Петербурге, в Москве, даже в Израиле. Расскажите, что это за песня, и как родилась эта идея вообще. Кто может принять участие в съёмках?
– Я всё время снимаю какой-нибудь клип, открою вам секрет. Как я всё время пишу какую-нибудь песню и делаю какую-нибудь аранжировку, так я всё время снимаю какой-нибудь клип. Это стало частью моей жизни. Поэтому это не прям такое событие, что ого-го! Это такая будничная, моя любимая рутина – то, что действительно люблю делать. Про песню я бы вам рассказала, но в записи её нет. Её можно услышать только на концерте, она называется «Мы были людьми». Параллельно снимаем на ещё одну песню «Калибры колибри», её тем более нет ни в каком альбоме. Но он, возможно, как раз скоро выйдет. Потому что он уже в очень высокой стадии готовности. Я сделала аранжировки сама. Стиль получился – попс. Мне безумно нравится то, что получилось! Когда своим показала, они были в шоке, не все поняли. Но я совершенно точно уверена, что есть аудитория, которая поймёт. И вот, на этот клип я сейчас ищу главную героиню – девчонку лет 15-16, живую, дерзкую, с яркими классными глазами, ловкую, быструю. Это моё альтер-эго, я бы так сказала. А в клипе «Мы были людьми» задуманы портреты красивых людей: молодых и старых, разных национальностей, а не только молодых и красивых европейских девушек, которые мне прислали сотню заявок. Но и совсем-совсем разных людей. Также, как и любой фотограф ищет их всю жизнь, я ищу интересные лица. Обращайтесь!
– Ольга, а у меня такой вопрос. Вы сказали, что песни – как дети. При этом альбомов у вас 22, а песен 600. А по какому принципу вы отбираете, какая песня войдёт в альбом, а у какой только концертная судьба?
– Нет-нет, я не выбираю для песни только концертную судьбу. Я просто ещё не смогла одолеть всё, чтобы это студийно записать. Это, и правда, выше человеческих сил, это невозможно так запросто сделать. А выбираются песни просто по ходу жизни. Они же ещё складываются, как цветы, как букеты, подбирается одна к другой. Потом, я же многие годы записывалась именно с группой, пока у меня без группы нет ни единого альбома. Конечно, играет роль, что выбирают сами ребята: что у них получается играть, что их вдохновляет. И так подбираешь одно к другому. Потенциально, конечно, самое броское, самое хитовое. На самом деле, есть же очень много лиц у песен: есть нежные, есть тонкие, есть заунывные – и в них тоже свой кайф. Одну заунывную мы сегодня послушали в начале – «Семь с половиной».
– Ничего себе, заунывная!
– Я тоже считаю, что это одна из лучших песен, в том-то и дело!
– Понятно, что не хватает времени, не хватает средств записать, а насколько хватает изобразительных средств? Например, Леонард Коэн начинал под одну гитару и пришёл к финалу жизни к тому, чего хотел: с оркестром, с крутыми аранжировками. Вам хватает вот тех изобразительных средств, которые сейчас есть в вашем распоряжении?
– Ну, я хочу всё. Я вам уже про это рассказала. И как раз когда я стала учиться делать электронные аранжировки, (хотя, на самом деле, там не все звуки электронные, многие и сэмплированные живые) то я как раз очень обрадовалась! У меня оказалась куда более широкая палитра, чем тот набор инструментов, который есть у живых людей. В любом случае этот набор небольшой – с тобой пять человек, пять инструментов, ну, шесть. Ну, сколько ты их там соберёшь.
– Ну, может оркестр хотите симфонический…
– Хорошо, предположим, у меня их будет 50. Всё равно этого будет мало, всё равно будут на свете звуки, которых больше нигде нет. А в библиотеках они есть. Поэтому делать аранжировки очень интересно. Но я хочу сказать, что краски не играют такой роли, какую играет сам художник. Краски, кисти, холсты – это всё второе, это всё средства. А есть смысл, есть цель.
– К сожалению, остаётся мало времени. Ольга, спасибо большое, что пришли к нам сегодня!
– Спасибо, что позвали!
Спасибо за расшифровку Ольге Пащенко (Санкт-Петербург)
Запись эфира