Интервью для свердловской газеты «Рок-хроника» №1(10). 1992 г.
…Художника можно сравнить с цветком на поляне, который воспринимает солнечные лучи, одинаковые для всех, а перерабатывает их в только ему свойственные краски и запахи.
Как таковой известности у неё пока нет. Одна небезызвестность, как сказал бы Венедикт Ерофеев. Но это пока. В её жизни были и взлёты, и резкие повороты. И только преданность музыке оставалась неизменной. Впрочем, её имя знакомо многим, кто серьёзно интересуется рок-н-роллом уральского разлива. Её отлично знают завсегдатаи московского Рок-кабаре. Кто-то возможно, ещё помнит её успех на Юрмале-87. На сегодня она — студентка института имени Гнесиных и лидер группы «Блюз-ковчег», родившейся на развалинах старого «Ковчега». Новая команда мало общего имеет с прежней — иная идея, иной состав. Общее — она сама, её песни, её музыка и страстное желание раствориться в потоках мелодий и растворить в них нас, тех, кто имеет уши. Её музыка — свежая кровь в жилы нашего безвременно одряхлевшего, юродствующего и занимающегося самопародией рок-н-ролла. Её стиль — вольный романтизм, так непривычный сегодня, когда миром правит «весь этот джаз».
Образ жизни рок-тусовки для меня загадка…
— Ольга, твоей музыке трудно найти строгое стилистическое обозначение, и всё-таки она тяготеет к блюзу, фолку и барокко. Соединяя их в единое целое, сама ты отдаешь чему-нибудь предпочтение?
— Я не стремлюсь соединять ничего ни с чем. Все это стороны моего характера, разные настроения, чувства. Моя музыка — это я, такая какая есть, вместе с противоречиями и раздорами, радостями и победами. И всё-таки в новой группе, в «Блюз-Ковчеге», мы объединились под знаменами блюз-рока. Сейчас мне эта музыка ближе всего, от неё я заряжаюсь эмоциями и энергией.
— Значит ты оставила мысли об альбоме «Барокко», над которым работал старый «Ковчег»?
— Он уже существует в акустическом варианте, записан в дуэте с Еленой Алексеевой в 90-м году… Барокко-рок в том виде, в котором его исполнял «Ковчег», пока отошел на задний план. Новая группа преследует иные цели, а «Барокко» осталось лично при мне.
— Что же всё-таки произошло после последнего твоего приезда в Екатеринбург осенью, когда ты успела несколько раз выступить сольно на разных площадках?
— За это время произошло много событий. Главное — распался «Ковчег», о чём я объявила в Рок-кабаре 29 декабря. Именно этот день был и днём первого выступления группы «Блюз-ковчег», состоящего из новых людей. Как всегда, у меня всё происходит спонтанно и неожиданно. Когда я поняла, что «Ковчега» не существует, у меня возникло ощущение краха, огромной потери. Но мне не пришлось возрождаться из пепла. Новая группа возникла в считанные дни, и первые же репетиции дали мне такой заряд энергии, что мне показалось будто я сбросила старую кожу и родилась заново.
— И всё-таки ты не отказалась полностью от названия группы, которое отсылает нас к тем ветхозаветным временам, когда поиски духовности не считались чем-то из ряда вон выходящим. Ковчег — слово не случайное?
— Нет, конечно. Оно заключает в себе идею спасения через музыку, возрождения духа. Кстати, группа «Ковчег» появилась благодаря фестивалю духовной музыки «Пробуждение» (сентябрь, 1990 г.). За две недели до фестиваля после прослушивания организаторы мне сказали: поёшь ты неплохо, а играешь — не особенно, хорошо бы найти каких-нибудь ребят. Вот я и нашла скрипачку Людмилу Кикину и гитариста Владимира Симбирцева. У нас ещё не было названия и там мы назвались «Армия спасения».
— Для «Пробуждения» тебя рекомендовал Сергей Гурьев из «Контр-культуры»?
— Да. Он видел моё выступление в Череповце на фестивале «Рок-Акустика» и даже определил мой стиль как «классный джизус-рок» * .
— Оля, расскажи о более древней истории, о Юрмале?
— То, что было в Юрмале, мне сейчас и самой интересно. Хотела бы я услышать, что я пела, как я пела. Вышла сборная пластинка, я её даже в глаза не видела. Правда, из трех песен, котрые я пела, выбрали, естественно, самую плохую. А вот вещь Пантыкина ** «Кто ты» — действительно потрясающая. Это было явно лучше всего, что там пелось, но, конечно, не в струе шлягерной ориентации. Поэтому мне пришлось за неё бороться. Увы, у меня не осталось никаких записей с тех пор, как и многие другие работы канули в лету. Исчез и первый рок-альбом.
— К тому времени у тебя уже был контакт с рок-клубом?
— Да, пела в группе «Раут» Владимира Огонькова. В 85 году (я только что поступила в музучилище) из неё ушли Алина и Антон Нифантьевы *** , и меня пригласили стать вокалисткой группы. Подготовили целую программу. Что-то мне нравилось, что-то не очень, но всё как-то двигалось в лучших традициях рок-тусовки — через пень-колоду. Правда, мне хотелось чего-то большего, но мне говорили: не волнуйся, мол, и так всё нормально. Выступали на втором фестивале свердловского рок-клуба, после которого отправились в гастрольную, можно сказать, поездку по мрачным окраинам области. Затем уже успешно развивались.
— …Затем последовал сольный проект?
— Почему сольный? Я пела в дуэте с Еленой Алексеевой. Тогда и родился почти весь материал для программы «Барокко» **** . Но понимаешь, я всегда лелеяла мечту о группе. Хотя это и труднее, и сложнее. И материально, и особенно психологически. Трудно собрать и удерживать команду, в которой каждый был бы и яркой индивидуальностью, и членом коллектива.
— Насколько я понимаю, ты всегда жила музыкой. В детстве ты училась в музыкальной школе?
— Нет. Я поступила в Свердловское музучилище, не зная даже нот. Сдала только что летнюю сессию в университете, за вечер прочитала книгу «Элементарная музыкальная грамота» – и вперёд.
— В таком случае, когда же для тебя начала существовать рок-культура, первый толчок?
— С момента приезда в Свердловск, в 83 году. До этого я не подозревала о наличии этого целого слоя контр-культуры. В первый день, я только вещи принесла, в коридоре общежития встретила человека, который сидя на подоконнике, пел под гитару «Аквариум» и «Зоопарк» вперемешку. Это было как удар молнии.
— Что касается рок-н-рольного духа, то мелодика твоих песен придаёт ему какое-то новое качество, трансформирует его новое измерение (или хорошо забытое старое). Откуда этот мелодизм?
— В первую очередь — я вокально мыслю. Для меня песня — это прежде всего мелодия. Одна из сложностей работы с командой в том, что мыслить надо гораздо шире. Как должны звучать бас и барабаны, т.е. то, что является сердцевиной рока, я только теперь начинаю понимать. Сейчас, когда группа нацелена на блюз-роковые формы, и когда меня окружают прекрасные блюзовые музыканты, все стало как-то яснее и чётче (в смысле технической стороны исполнения и аранжировкаи).
— Стихи значат для тебя то же, что и музыка?
— Они всегда стояли на втором месте. Я не строю на счёт себя иллюзий. Хотя по инициативе Алексея Дидурова меня приняли в профсоюз литераторов. Он в меня верит и мои стихи всегда хвалил… Я же просто стараюсь, чтобы они соответствовали музыке, повторяли её изгибы, рождали дополнительную энергию чувств.
— В твоих стихах часто встречается неразрывная пара — тело и душа…
— Я всё время живу с мыслью — в каких отношениях находится тело и душа? Какой неразрывный и трагический союз противоположностей! Всё материальное исчезает. Душа — остаётся. Что было в мыслях, в творчестве — не стареет и не меняется. Существует вечно. Я недавно поняла, что меня нельзя ограбить. Всё моё всегда со мной. Меня нельзя будет убить, если я успею оставить свои песни людям — в записях, в съёмках. Поэтому я всегда так тороплюсь жить.
— Веришь ли ты в переселение душ?
— В бессмертие — да, конечно!
— Одна из твоих песен называется так же, как посмертная пластинка Дженис Джоплин — «Жемчужина». Не связан ли её дух с твоей оболочкой? Есть нечто общее в ваших интонациях.
— Если говорить об интонациях, то когда человек пишет, он, конечно же, не от себя пишет. Что такое человек? Слабое, грешное, ограниченное создание. Но когда человек сочиняет музыку, стихи, занимается творчеством в любом виде, он подключается к какому-то космическому каналу. Он общается с Богом. Так евангелисты записывали Библию. Здесь то же самое. Воспринимаешь то, что льётся на тебя. А льётся оно на всю Землю. Во все времена. Вполне возможно, что я слушала в какой-то момент ту же волну, что и Джоплин. Художника можно сравнить с цветком на поляне, который воспринимает солнечные лучи, греющие одинаково всю Землю, одинаковые для всех, а перерабатывает их в только ему свойственные краски и запахи.
— Есть ли у тебя кумиры? Кто оказал на тебя влияние?
— Кумиров нет, но есть увлечения. Сейчас — Кейт Буш. Раньше, конечно, Дженис Джоплин. А ещё раньше — Махалия Джексон.
— Повлиял ли на тебя свердловский рок-клуб, музыкально-тусовочные отношения?
— Понимаешь, я не тусовочный человек. Кроме того, в то время город был для меня чужим. Представь себе девочку из Верхней Салды, которую никто не знает, и она никого не знает. А вообще, у меня определённый круг общения, люди, которые мне нравятся. Это такой особый тип людей, их в толпе сразу видно, они — другие. Образ жизни рок-тусовки для меня загадка. Я верю, что когда-нибудь смогу жить так, как захочу. Мне хочется какого-то такого уединения, слияния с природой, чтобы жить в доме с садом, возле речки, завести собаку, лошадь. У меня никогда не было ни собаки, ни кошки, ни тем более лошади… Но пока я не могу себе этого позволить. Столько всего не сделано, не записано, что иногда становится страшно. И всё время появляется что-то новое, иногда даже кардинально меняющее всю жизнь, восприятие чувства. Мне это кажется открытием себя. Вот и в этот приезд одной из моих основных целей было встретиться с моим педагогом Валерием Борисовичем Гуревичем, чтобы получить его «благословение» на то новое, что я сделала. Ведь иногда эксперименты в вокале бывают довольно рискованными для голоса.
— И ты получила это благословение?
— Да.
Задавал вопросы Алексей Коршун
Комментарии от О.А.:
* Джизус-рок — от англизированного имени Иисуса. В Череповце я пела песню «Господи», начинающуюся и заканчивающуся 90 псалмом, поэтому видимо, у Сергея Гурьева возникло такое определение.
** Александр Пантыкин — свердловский композитор, в те времена — лидер группы «Урфин Джюс».
*** Антон Нифантьев был много лет потом басистом группы «Чайф», их сольный проект с Алиной в качестве певицы не приобрёл известности, но говорят, был интересным.
**** «Барокко» — это то, что сейчас иногда называют испанским циклом — песни на переводные стихи. «Сделай меня тенью», «Тишина», «Два человека».