Интервью для сайта wordyou.ru, 17 января 2012 г.
…Люди, которые ходят на мои выступления, не могли не заметить, что концерты Ольги Арефьевой давно уже стали спектаклями. И всё, что я смогла впитать из театрального арсенала — такие эффекты, как снег, дождь, ветер, дым, свет, тени — я использую на своих концертах. Поэтому шаг к тому, что мы объединились с цирком — очень логичный. Я получила от «Аквамарина» лестное предложение, от которого не смогла отказаться.
Недавно в Цирке танцующих фонтанов «Аквамарин» состоялся концерт Ольги Арефьевой и группы «Ковчег». На фоне танцующих фонтанов рок-исполнительница презентовала зрителям свой новый альбом «Снег». В интервью WordYou Арефьева рассказала о своём цирковом дебюте, о непростых отношениях с Церковью, а также о том, почему победив однажды в конкурсе поющих поэтов, певица не спешит записывать себя в их ряды.
Ольга Арефьева: Мои концерты давно уже стали спектаклями
На сайте wordyou.ru интервью опубликовано в сокращении. Ниже мы помещаем материал полностью.
— Ольга, давайте начнём с корней. Вы родом из Верхней Салды, в Москву переехали в 90-ом году. Не испытывали трепета провинциалки, очутившись в столице?
— Абсолютно никакого. Другое дело, что у меня тут не было ни друзей, ни знакомых, всё нужно было начинать с нуля. Ну, в общем, куда деваться-то? Получилось.
— Вы окончили Гнесинку, класс эстрадного вокала у Льва Лещенко. Сложно ли было продвигать себя на московском эстрадном подиуме?
— Всё выглядело немножко иначе, не было ощущения эстрадного подиума и какого-то продвижения. Несмотря, на то, что общалась с Львом Валерьяновичем очень тепло, мы жили совершенно в разных мирах. Он приезжал на занятия в дорогой машине, в хорошем костюме, в сопровождении директора, решая какие-то глобальные вопросы по телефону. Кстати, никогда не опаздывал. А я приходила в драных джинсах и уходила в такой же мир, где всё было на грани выживания. Это был андеграунд.
— Но ведь теперь вы высоко поднялись?
— Могла подняться выше, могло и вообще ничего не быть. Где находится этот верх? Есть пословица «достигнутые вершины кажутся ровным местом». Вот и у меня сейчас вполне ровное место — ежедневная работа, творчество.
— Вспомнив Гнесинку, хочется узнать, как Вы отнеслись к тому, что после долгих митингов и дебатов колледж всё же был присоединён к Академии Музыки в качестве его структурного подразделения?
— Первый раз об этом слышу. Даже и не знаю, что это означает и чем чревато. Но вообще, музыкант — профессия жизни, в которой понятия начального, среднего и высшего образования крайне условны. Например, своё основное образование я получила в свердловском музыкальном училище. В Гнесинке я училась на заочном отделении, и это было больше для того, чтобы мои родители успокоились, что у меня высшее образование.
По большому счёту, огромная работа по превращению обычного человека со способностями в музыканта была произведена именно в училище. И есть ещё такое музыкантское правило: главное обучение происходит тогда, когда начинается работа. Кто работает по профессии, тот будет в форме и будет развиваться, а кто нет — быстро теряет сложные навыки.
— В итоге из Вас сформировалась популярная рок-исполнительница. Говоря о роке, Епископ Александр Милеан утверждал, что некоторые рок-группы призывают к опровержению традиционных христианских принципов. А многие рок-музыканты занимаются не только оккультизмом, но и сатанизмом…
— Эти разговоры напоминают мне спекуляции непонятно на чём. Ведь творчество — это выращивание в себе тонких нервных окончаний. А какие-то люди пытаются придать этому непростому процессу идеологическую окраску. Это не моя игра, не мои разговоры, не мои дела. Меня такие вещи даже несколько шокируют. Нет простого правила, по которому читаешь ярлык — и сразу знаешь, к чистым или нечистым причислять целые жанры и отдельных людей, которые вообще-то очень сложные существа. Это только в мультфильмах очевидные злодеи и прекрасные добрые герои. В своей жизни я пережила и гонения, и, напротив, лестный интерес со стороны церкви. Меня приглашали на дорогие концерты, я выступала перед патриархом, получала грамоты, призы и иконы из рук церковных иерархов. Однако я ни на секунду не забывала, как когда-то в монастыре меня били крестом по голове и говорили «сама погибаешь, и других за собой тянешь, бросай немедленно, певица — это не профессия». Я больше не слушаю, когда меня осуждают или превозносят. Просто занимаюсь песней и думаю о том, чтобы делать это честно, максимально искренне и правдиво — вот мой критерий.
— 8 декабря 2011 в Цирке Танцующих фонтанов «Аквамарин» состоялась презентация вашего нового альбома «Снег». Что вы можете сказать о нём? Вы его кому-нибудь посвятили?
— Посвятила? Это как премию Гремми получают? Спасибо Господу Богу и маме? (смеётся) Вообще, свои творческие подвиги я обычно партии, комсомолу или каким-то именам не посвящаю. Не возникает у меня такого порыва. Но то, что мои песни безусловно связаны с личными переживаниями, видно без бинокля. При этом было бы довольно нелепо обсуждать какие-то имена и сплетни. Песня это расскажет, но не на бытовом уровне. Многие события происходят вообще в нематериальной сфере. Это переживания, фантазии, влюблённости, размышления о жизни и смерти.
— Ольга, сразу возникает вопрос, а почему именно Цирк? Решили не только порадовать зрителей новыми песнями, но и показать им свой акробатический дар?
— Нет, акробатический дар я точно не буду показывать, у меня его просто-напросто нет. Кроме того, человек, который поёт, связан микрофоном и дыханием. Не до лишних движений, я же не могу бросить петь. Но между делом жонглирую, танцую, потому что люблю это. Люди, которые ходят на мои выступления, не могли не заметить, что концерты Ольги Арефьевой давно уже стали спектаклями. И всё, что я смогла впитать из театрального арсенала — такие эффекты, как снег, дождь, ветер, дым, свет, тени — я использую на своих концертах. Поэтому шаг к тому, что мы объединились с Цирком — очень логичный. Я получила от «Аквамарина» лестное предложение, от которого не смогла отказаться. Представьте: огромная сцена, свет, технические возможности, которые раньше мне и не снились — лебёдки, фонтаны, лёд, масштабное оборудование, куча людей, посвятивших свою жизнь сложнейшим навыкам — той же акробатике. Это всё очень серьёзная артиллерия. И соединять представление с музыкой — это ровно то, чём я в эти десять лет и занималась.
— Анита Цой, участвуя в проекте «Цирк со звёздами», повредила позвоночник. Евгений Стычкин надорвал сухожилие. Не боитесь ли и вы физически пострадать на цирковой арене?
— На самом-то деле ничего такого страшного я и не делаю. Самое опасное — когда меня поднимают на трапеции под купол, но в этот момент я пристёгнута страховкой. Хотя всё равно как-то адреналиново. Момент, когда лебёдка пошла вверх — мощное переживание. Мало того, что трапеция раскачивается, так ещё и резко начинает набирать высоту. А мне приходится держать в одной руке микрофон, другой держаться за трапецию, и при этом петь. Но я не подвела, и не спела в таких вот условиях ни одной фальшивой ноты.
— После концерта немалую часть ваших поклонников интересовал вопрос, что случилось с Арефьевой, ведь раньше её песни были скорее депрессивными, а сейчас стали оптимистичными, положительными?
— Честно сказать, я противоположную модификацию этого вопроса тоже часто слышу. Мол, песни раньше были светлыми и прекрасными, а стали депрессивными и непонятными, объясните, почему. Из этого могу сделать вывод, что всё зависит от того, что творится в голове у воспринимающего. Слушатели очень многое включают в восприятие от себя. Чистые видят чистоту, восторженные — восторг, злые — злость, депрессивные — депрессию, влюбленные — любовь. И так далее. Кто-то что-то не понимает, потому что ещё не прожил чего-то. Зато потом люди рассказывают, что когда в собственной жизни произошли какие-то события и их осмысление, вдруг и в песне становятся понятны прежде недосягаемые вещи.
Я во время концерта прохожу человеческую жизнь в миниатюре, помещаю себя в обстоятельства и атмосферу каждой песни с абсолютной полнотой. Тогда возникает сценическая правда, и зрители чувствуют резонанс. Практикуюсь в этом каждый выход на сцену. Песни — это мои лица, мои состояния в разных точках судьбы. Но надо понимать, что конкретные радости и печали, приведшие к созданию песни, остались в прошлом. В настоящее время их исполнение и переживание — это интегрирование человеческого опыта. Взгляд на жизнь с высоты режиссёра и актёра, который понимает, что всё это маски великой игры. В этом познании силы, но мимолётности человеческих эмоции и состоит работа театра.
— Альбом «Снег» выложен в сеть. Причём, конкретной платы за прослушивание композиций не устанавливалось. Насколько результативна схема «Плати сколько хочешь или не плати вообще»?
— Довольно много людей перечисляют деньги. Не очень большие суммы, но, тем не менее, набирается. Сейчас общая ситуация такова, что уже давно нет разговора о том, чтобы озолотиться на музыке, и в этом есть положительный фактор. Надеюсь, настанет момент, когда в музыке останутся только те, кто занимается музыкой ради любви к музыке, а не к деньгам. Но не стоит забывать, что существует технологический процесс — нужны инструменты, студия, много чего. Музыкантам элементарно надо есть. Поэтому вот эта связующая материя — деньги — должна появляться, чтобы сослужить свою службу. Должен присутствовать природный баланс прихода и ухода. Мы не паримся на тему, как озолотиться, а хотим, чтобы наше творчество дошло до слушателей. Их искренняя, а не из-под палки, благодарность — дорого стоит.
— Представьте, что сейчас у Вас есть возможность спеть дуэтом с «легендой прошлого». Кого вы выберете?
— Дуэтом? Хорошо вы меня заставили задуматься. Мне безумно нравится Марлен Дитрих, великий человек, но как она поёт — не очень подходяще для дуэта: голос низкий, срипучий. Получится ли у нас дуэт? Я даже и не знаю. Нравится Вертинский, как личность и как автор, но дуэт с ним думаю, был бы неуместен. Я там совершенно ни к чему — у него сольные произведения. Дженис Джоплин… какой с ней дуэт? Она круче всех на свете! В общем, ответ такой — дуэт ни с кем не получится, но легенды прошлого, которым я выражу своё восхищение, воспользовавшись случаем, определённо существуют.
— Вы сочиняете музыку, сами пишете тексты песен. Случался ли у вас когда-нибудь неосознанный плагиат?
— Слово «плагиат» не подходит. Существует музыка простая и сложная. В простой музыке работают определённые законы: тоника-субдоминанта-доминанта, внутри которых всё и развивается. Люди в песнях фактически всё время используют одни и те же последовательности аккордов, и от этого никуда не убежишь. Поэтому так и получается, что целые пласты музыки, целые жанры сделаны из более-менее похожего теста. Пересечения неизбежны. Это перестановка тех же кубиков. Борхес говорил, что в литературе существует лишь четыре сюжета. Точно так же в песенной музыке существуют буквально несколько основных гармонических схем. А будешь завёрнуто писать — народ не подхватит. Я вообще-то понемногу включаю в программу сложные, необычные песни, но будет ли кто-то в компании их петь под гитару? Хитами становятся простые песни.
— Кстати, раз уж вы коснулись литературы, давайте вспомним, что помимо текстов песен, вы также опубликовали две книги — «Одностишийа» и «Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной». Кроме того, ещё пока так и не вышла книга детских стихов. Скажите, насколько высоко вы оцениваете себя как автора, и какие чувства у вас при этом возникают — довольство собой или желание что-либо улучшить в своём творчестве?
— Чувство… ни то, ни другое. «Ефросинья» была моей любимой игрушкой. И я не писала эту книгу специально, я просто играла словами. Когда я вижу свою «Ефросинью» в этой чёрно- оранжевой обложке Яны Клинк, то радуюсь тому, что всё так здорово получилось. Но хвалить или ругать себя за это не могу, так как не делаю из этого профессию. Я просто играла в игру, а надо ли что-то исправлять в игре? Ничего там исправлять не надо! Я сделала нечто нестандартное — написала книгу, которая отличается от многих книг. И регулярно получаю отклики. Книга нравится не всем, но те люди, которым она нравится, реагируют на самой высокой ноте.
— У спортсмена однажды заканчиваются силы заниматься спортом. У поэта есть такой срок? Вы не боитесь момента, когда вам нечего будет сказать?
— Мне, кстати, часто бывает нечего сказать. Поэтому в поэтах я себя и не числю. Поэзию я сравниваю с игрой. Часто увлекаюсь и начинаю играть в совершенно иное. Для меня поэтическое состояние наступает при определённом разгоне мозга. А в момент пения становлюсь косноязычной, с трудом могу разговаривать. Много раз ловила себя на том, что на концерте совершенно не могу говорить. Вот допустим надо между песнями что-нибудь сказать, а я такая: «ааа… блин… !!!». Мне трудно собрать способность к речи, потому что голова улетела абсолютно в другую область, где нет слов. Именно поэтому я пишу песни в свободное время, когда у меня нет концертов. Сидишь где-нибудь на гальке на берегу моря, отдыхаешь, не общаешься ни с кем — и именно в этот момент начинает что-то приходить.
— Рок-музыкант, бард, клоун, танцовщица, писатель — вы проявили себя во многих жанрах. Какими новыми ролями планируете порадовать своих поклонников в будущем?
— Такие вещи не планируются, а получаются сами. Со стороны может показаться, что возникло что-то новое, но на самом деле это прорастание того, что уже изначально было. Не вдруг с неба упало, а было в зачатке, просто непроявлено, а со временем реализовалось.
— Ольга, у вас куча поклонников и наверняка поступали предложения любви, женитьбы от многих из них?
— Постоянно.
— Какова ваша реакция?
— Если это просто искренняя благодарность, и я чувствую этот порыв — это очень дорогая вещь. Таким образом люди часто хотят выразить своё впечатление, откликнуться на то, что они получили. Но когда появляется какое-то требование или желание — это уже вторжение. Оно может быть тихим, но при этом цепким. Меня такое всегда тревожит. Я пугаюсь и стараюсь с этими людьми не пересекаться. Если нет возможности избежать пересечения, то как-то перевести отношения в другую плоскость — бытовую, будничную. Объяснить, что я обычный человек, а тот яркий блеск, в который они якобы влюблены — это то, что я пропускаю через себя на сцене. Оно не из этого мира полыхает. Потом кончился концерт — и погасло. Я переоделась в джинсы, и в метро меня не узнают, и никакого нимба надо мной не висит. Начинаются бытовые дела, нервы, настроение, больной зуб, всё, что угодно. Такого простого бытового человека тоже можно полюбить, но это совершенно другая история.
Екатерина Трифонова