Программа «Звёздный вечерок» на кабельном ТВ «Телеинформ». 10 ноября 1998 г.

…Когда я на сцену выхожу, меня трясёт, и колбасит, и всё, что угодно. Но выйдешь — и в какой-то момент чувствуешь, что всё началось, всё пошло, уже получается. Я научилась это более-менее скрывать, не подавать вида, но на самом деле так оно всё и есть.

— Расскажи пожалуйста, как образовалась группа «Ковчег» — тебя ребята пригласили, или ты выступала в роли организатора, находила себе музыкантов?

— Музыканты находились сами, так получалось. Я думаю, это судьба нас свела, никто никого не искал, а даже если бывала ситуация, что кого-то искали, то получалась ерунда. Это всё ненадёжно. А тут, хотим мы или не хотим, но мы вместе и уже очень долго. И я чувствую, что это не просто так — это действительно так на небе стоят звезды, что мы должны играть вместе. И они меня нашли, и я их нашла, и все мы видимо всю жизнь что-то искали и вот оно — группа «Ковчег».

— Кому принадлежала идея создать группу?

— Я думаю, что небесам принадлежала идея создать нашу группу, а мы только оказались в этой роли, от которой не можем отказаться.

— Ты не только исполнитель песен, но ещё и их автор. Всё-таки девушки более склонны к лирике, к любви и романтике, а тут — «На хрена нам война»! Довольно странно.

— На самом деле, это тоже и лирика, любовь и романтика. Очень гуманная и правильная песня. Против войны, за мир. Дело в том, что многие понятия опошлены — неправильным воспитанием, школой, эстрадой, поэтому люди кривятся при словах «мы за мир» или «мы любим Родину» или «народная песня». Это самые лучшие понятия, а они опошлены. А чувства-то имеют место! И песни пишутся об этом сами. Нужна, может быть, для этого какая-то смелость, чтобы, как Шевчук, взять и спеть «Родина, еду я на Родину». А мне вот чтобы спеть, что я не люблю войну, пришли в голову вот такие слова. Опять же я их не сочиняю — они ко мне приходят, и зачастую, они меня даже пугают — я думаю, как это я осмелилась такое взять и написать? Думаю, быть может можно это как-то обойти? Никак. Нет. Ничего. Другие слова не встают. Эти здесь на месте.

(Далее ведущая зачитывает вопросы, поступившие от телезрителей прямого эфира)

— В каком душевном состоянии должна находиться женщина, чтобы рождать такие песни, как «Мой Фредерик»?

— Состояние души очень радостное и очень хорошее. Вообще мне кажется, что всё в жизни становится всё лучше, лучше и лучше. Мы тут, кстати, между собой решили организовать общество оптимистов — безосновательных, безудержных и несокрушимых. Чётких законов в нём нет, но есть одно тайное правило — на вопрос «как дела?», всегда отвечать «отлично!»

— А дальше будет ещё лучше!

— Всё лучше и лучше, что бы там не случилось! И вот «Фредерик» это как раз такая песня..

— Близко ли тебе творчество Юрия Наумова и оказало ли оно на тебя влияние?

— Я его уважаю. Наверное, до любви что-то немножко не дотягивает, но по крайней мере, это человек который достоин похвалы, очень много сделал, представляет из себя уникальную личность с уникальными стихами и выдающейся манерой игры на гитаре, которую практически никто не может по настоящему повторить. Многие у него учатся, но лучше него пока никто этого не делает.

— Кто пишет для Вас песни, в частности «Андеграундный рай»?

— Нуу… Музыка Александры Пахмутовой, стихи Николая Добронравова. Песня «Андеграундный рай». Тут я загадочно промолчу. Сделаю многозначительное лицо.

— Почему песни поются про войну?

— Вообще есть глобальный вопрос «почему поются песни?» А уже первый вопрос — как подмножество. И вот на этот глобальный вопрос не существует ответа, который можно выразить человеческим языком, но, тем не менее, всем понятно, почему поются песни. Вот поются и всё! Почему поются песни про то-то или про то-то? Они хотят этого, сами песни. Они берут и поются. А мне остается только рот открывать. Открыть ворота, чтобы им было, откуда выйти.

— Помнишь ли ты свой первый выход на сцену, в качестве певицы и страшно ли было выступать в первый раз?

— Да мне до сих пор страшно! Когда я на сцену выхожу, меня трясёт, и колбасит, и всё, что угодно. Но выйдешь — и в какой-то момент чувствуешь, что всё началось, всё пошло, уже получается. Я научилась это более-менее скрывать, не подавать вида, но на самом деле так оно всё и есть. А в качестве певицы… В школе. В художественной самодеятельности. При том, для меня это было страшно всё сложно и глобально, потому что я была девушкой безумно закомплексованной и какой-то чужеродной в этой среде, и для меня был очень большой шаг — в первый раз что-то спеть. И это для меня были тогда очень большие и значительные события — когда я выступила каком-то школьном конкурсе политической песни и победила. А потом на городском конкурсе — и там победила. И даже поверить в это не могла.

— А какую песню пела, помнишь?

— «Лежите вы в Чили, как в братской могиле, Неруду убили, Неруду убили…» Что-то такое. Минута анафемы. Но, кстати, такая сложная песня. Очень было интересно.

— Как ты относишься к легализации лёгких наркотиков в России?

— А она, что, уже произошла?

— Видимо хотят, но я думаю, этого не произойдёт.

— Да, мне кажется, что этого не произойдёт. Правда, кажется, что логичнее было бы поставить на одну доску с алкоголем ту же марихуану и бороться или не бороться с ними вместе. И не отвлекаться от борьбы с тяжёлыми наркотиками. На самом деле, то, что происходит сейчас с наркоманией, это страшно. У меня есть друг, врач-реаниматолог, который вытаскивает пачками народ с того света. Он говорит, что сейчас творится что-то жуткое, потому что постоянно приходится спасать (и не всегда успешно) детей и молодёжь 12-16 лет. Речь идет о тяжёлых наркотиках и вот с этим надо бороться и бить тревогу.

— Но от лёгких к тяжёлым — тоже несколько шагов!

— А от алкоголя то же самое. Видимо чего-то не хватает нашему народу. Какой-то духовный вакуум люди так заполняют. Молодёжи не хватает чего-то важного в жизни. Видимо, как-то надо это восполнять, чтобы у людей были другие интересы.

— Кто придумал название группы?

— Так — кто-то… Название возникло давно. Группа «Ковчег», самая первая, была образована в 1990 году, а вот этим, нынешним составом мы уже пять лет. А до этого был «Ковчег», потом «Блюз-Ковчег», «Акустик-Ковчег», и был «Регги-Ковчег», вот он же сейчас и остался просто под названием «Ковчег».

— Каково отношение к вам у других групп?

— Отношение самое замечательное!

— ???

— Существуют области, в которых люди грызутся. Это касается коммерции, где замешаны деньги, популярность. Там духа уже совсем мало, зато много грызни. А в нашей области — людей, которые пишут песни, пишут их от души, не для денег, стараются в это действительно что-то вкладывать — если ты видишь кого-то другого, кто сделал что-то хорошо, то ощущение — только величайшей радости, восторга, братства, желания дружить, помогать и всё в таком духе. Конкуренция? Её нет, потому что… а что нам делить? Духа — его много, его сколько не дели, всё равно будет на всех с избытком! А когда люди из-за денег что-то делают, денег будет всегда не хватать.

— Название первого альбома и начало творческого пути.

— По-моему у него просто не было названия. Мы записали первым «Ковчегом» домашний альбом и он никак не назывался. А начало творческого пути… Наверное, ещё в школе я начала писать песни, правда прошло довольно много времени до тех пор, пока я осознала, что это моё, что это песни которые я могу показывать людям, пока они стали действительно хорошими. Так что я не могу сказать, что «такого-то числа такого-то года начался мой творческий путь».

— Вот ты недавно говорила, что были комплексы, наверное было очень трудно кому-то показать эти песни, а вдруг засмеют, а вдруг не понравится?

— Нет, я не боялась, другое дело, что это было никому не надо. Наверное так. Хотя, с другой стороны, во всяких школьных тусовках, походах, вечеринках всегда очень нужен человек с гитарой. Вот я там пыталась что-то петь. Но так как песни, которые я пела, всегда были очень протяжными, печальными и высокоинтеллектуальными, то это всё равно не вписывалось в тусовку, потому что там надо, чтобы всё было весело, просто и всем доступно.

— А во сколько лет ты освоила гитару и кто учил?

— Никто меня не учил. Гитару мне случайно купили родители и очень скоро об этом пожалели. Гитара была ужасная. В те времена была такая категория музыкальных инструментов, произведённых на мебельных фабриках. Инструментов, на которых играть невозможно, и они вообще устарели. Это была семиструнка, с таким чудовищным расстоянием между грифом и струнами, что детскими мягкими пальчиками совершенно невозможно продавить. Мне папа переточил её верхний порожек под шесть струн. Колки надо было крутить втроём, с жутким скрипом… У меня с пальцев облезала толстенным слоем кожа, это было жуткое зрелище.

— Правильно, мозоли-же нужны!

— Нет, сейчас ведь я играю на гитаре и у меня такие мозоли, которые даже и не заметишь. А то, что было тогда… Кровь если надо было брать из пальца, то брали из правой руки а не из левой. Левая — это была жуть. Научилась играть я сама. Мне показали аккорды один раз, вернее даже не показали, а я их зарисовала. Всё. Дальше сама. Причём, буквально в течение нескольких дней я уже играла на трёх аккордах. Мне это казалось безумно красивым. То, что называется «цыганочка» или «три блатных аккорда». Когда я в первый раз их сыграла сама, я просто не могла насытиться наслаждением, которое получала от звучания, от сочетания этих звуков. Дальше я «сняла» всего Окуджаву и всю Бичевскую. «Сняла» песни цыган, которые я страшно любила. «Сняла» тексты на цыганском языке русскими буквами, как расслышала. Особенно цыганские песни меня тогда поражали, я была ими сильно увлечена и очень, кстати, здорово тогда их пела, сейчас у меня не хватает куражу так лихо петь. Но, правда, в основном это слышали стены нашей квартиры.

— А с каким животным ты могла-бы себя сравнить?

— Животное, с которым я себя сравниваю, это лошадь. Я, правда не верю в гороскопы, но я — лошадь и я чувствую, что это мой темперамент. Тем более, огненная лошадь. Я очень горячая, очень эмоциональная, при этом иногда эмоции берут верх и это становится разрушительным. Но так как я — лошадь, то у меня есть склонность много работать и везти, везти воз. И в этом смысле я ощущаю себя на месте. Как бы «рабочая лошадка», но с темпераментом.

— А часто ли приходилось разрушать?

— Я способна на это и я это знаю. В основном это касается отношений. Я очень горячо и эмоционально отношусь к людям, которые рядом со мной находятся, но если я в каком-то человеке разочаровываюсь, и понимаю, что это серьёзно, я могу порвать отношения очень резко. Могу долго терпеть и на что-то надеяться, но потом в одночасье это может кончится. Правда, этого, к счастью, уже давно не происходит. Я надеюсь, что ничего в моей жизни не будет больше распадаться, по крайней мере, я чувствую, что люди вокруг проверенные.

— Если бы у тебя была вторая жизнь, чему бы ты её посвятила?

— Видимо, тому же самому. Ну, может быть какие-то ошибки бы не совершила. Но всё равно, мой путь не случаен, как бы я сама не петляла, не ошибалась, даже иногда и не боялась, в результате всё происходит так, как Богу угодно, а не как угодно мне. Видимо Ему угодно, чтобы пока всё было так!

Беседовала Светлана Песоцкая