О поездке в Израиль осенью 2000 года

Страница 1 из 5

Часть 1

Театр начинается с вешалки, поездка — с оформления виз. Ранним хмурым утром мы с Сашей Пеньковым и «ковчегами» отправились к известному зданию израильского консульства на Добрынинской. Приглашения, которые мы имели на руках, были довольно странными — двух видов, одно — на всех четверых, но частное, другие — на каждого в отдельности, но от людей, которых мы пока не видели, а только встречали в интернетной переписке. Сказать, что мы рвались в Израиль — было бы слишком громко. Придумала всё это Умка, она же связала нас с израильскими организаторами, уговорив их нам написать. После этого она взялась за нас, приложив всю свою эмоциональность, чтобы расписать в самых ярких красках, как здорово было бы съездить вместе, как там ждут и без нас скучают. Мы это себе представили, но довольно умеренно, ибо гастрольные поездки похожи одна на другую и всегда оставляют осадок в виде усталости. Трудные организационные заботы, большие перемещения в пространстве, риск непредсказуемых обстоятельств, житьё вне дома, в казённых гостиничных номерах, неудобства с питанием, отрыв от семьи, друзей и ежедневных дел — это всё не стоит заработков, которые, как правило, гораздо меньше московских, где на концерт можно приехать и на метро. Единственное, что оправдывает поездки — это желание встретиться со своими слушателями в других городах, хотя и тут встреча, как правило, получается односторонней — они с тобой встречаются, а ты с ними нет. Сцена, аппарат, звук в мониторах, свет в лицо — и вот по дыханию темноты перед тобой пытаешься ощутить зрителей. Только по несколько более высокому градусу накала эмоций в зале и определишь, что, кажется, собрались люди, которые и вправду тебя давно ждали и впервые видят воплощение голоса, много раз слышанного в записи. Ещё — страсть к путешествиям, новым встречам, но она есть у Умки и практически отсутствует у меня. Чтобы хорошо себя чувствовать вдали от дома, мне надо привезти с собой или встретить на месте целый мирок. Я, скорее, мизантроп, и если люблю людей, то не всех подряд, и могу с ними общаться только в определённых ситуациях. Ковчеговские музыканты в этой ситуации не подспорье, и даже наоборот — всегда есть реальный риск, что, оторвавшись от семей, они начнут пить и этим полностью испортят мне настроение. Так что шла я в консульство без особого энтузиазма. Сонные «ковчеги», поёживаясь на прохладном ветерке, тоже относились к ситуации по принципу «родилось — пусть валяется». Умка за визами отправлялась отдельно, так как её случай был совсем не таков, как наш. Во-первых, они с Борей едут не впервые, во-вторых — они оба на некую частицу организма принадлежат-таки к богоизбранному народу. С ними дело гораздо проще. «Как это умудрились — целая группа — и ни одного еврея!» — смеялась Умка. Ещё до обращения за визой полагается купить страховку, около 17 долл. на человека. Не помню, правда, потом пришлось ли нам её где-то предъявлять. Хоть о поездке в Израиль было известно задолго, неорганизованный Сева ужасно долго (несколько месяцев) тянул с новым загранпаспортом, поэтому нам не смогли прислать вовремя рабочие приглашения. Когда номер его паспорта стал наконец известен, в Израиле настали длительные праздники, в течение которых не работало МВД. Поэтому пришлось нам отправляться за визами с более чем неубедительными частными приглашениями, сдублированными одним общим от фирмы, занимающейся авторской песней. Наслышавшись о том, что за границу крайне неохотно впускают молодых и несемейных, я поняла, что поодиночке нечего и дёргаться, в лучшем случае впустят всех, кроме меня (такая юмористическая ситуация уже имела место, когда мы выезжали на концерты в Германию). Так что мы сразу, ну то есть отстояв очередь в консульство на улице, пройдя просвечивание вещей и «звенелку», на которой у Севы были временно изъяты паяльник и перочинный нож, дождавшись очереди по взятому в автомате номерку, двинулись к одному из окошечек всей тусовкой. Охрана бдит — нам постоянно не давали сложить куда-то в кучу наши сумки и куртки, дабы исключить возможность того, что кто-то что-то туда подложит (из уже прошедших тщательный контроль посетителей). Приходилось вещи держать чуть ли не в зубах. Выезжающие на ПМЖ не задерживались в помещении, а через другую дверь выходили дальше. Все они долго путались с электрическим замком, так что ожидавшие очереди «ковчеги» скоро стали специалистами по объяснению, как им пользоваться. Впоследствии заветная дверь пригодилась Севе, который, разумеется, в самый ответственный момент умудрился захотеть писать и убежать на поиски туалета аж на чужую территорию, почти на землю обетованную. Туалет был благополучно найден, несмотря на то, что Умка предупреждала, что он там бесчеловечно отсутствует. Зачем пишу всё это? — может, пригодится тем, кто пойдёт по нашим стопам.

Итак, мы подошли к окошечку. Разговоры там ведутся оригинально — сквозь стекло при помощи телефона, как на свиданиях в западных тюрьмах. Услышав, что мы группа, нас немедленно переправили в окошечко «служебные визы». На объяснения, что, мол, едем мы, скорее, как частные лица — на некий некоммерческий фестиваль, к людям, которые очень хотят видеть лично нас и берут на себя все расходы по нашему перемещению и пребыванию, тётенька ответила: «Мы тут занимаемся теми, кто едет к детям, родителям и друзьям!», на всякий случай сходила с вопросом к консулу и всё-таки отправила нас в служебное окошко. Наверное, наше спокойствие нам и помогло, потому что, как выяснилось, по всем раскладам нас никак не должны были пустить. В новом окошечке очень милая девушка отнеслась к нам с явной симпатией. Может быть, она даже узнала наши лица? Или вообще такая человеколюбивая попалась. Она поговорила с нами подробно, выдала нам анкеты для заполнения, и когда мы, с горем пополам накарябав в них что надо, вновь подошли к ней, ещё раз морально подготовила к тому, что сейчас надо будет пообщаться с консулом. Похоже, в этот день мы оказались самыми беспокойными клиентами — по количеству внимания, которое им пришлось нам уделить. Время работы консульства (до 12 часов) уже подошло к концу, когда пришёл консул, седой красивый уверенный дядя и вновь — «на горе кол, на колу мочало» — сказка началась сначала. Опять мы изложили нашу историю. Его интересовало всё. Где мы познакомились с приглашающими нас людьми? Ответ «по интернету» его, в общем, убедил. Выезжали ли мы когда-нибудь? — Германия и Норвегия, это хорошо, но где подтверждения? Паспорта конечно новые — саркастически улыбнулся он. И то верно. Взять с собой старые недействительные паспорта мы конечно не догадались. Пресс-релиз его не убедил. На эту толстую пачку распечатанных листов с нашими фотками и газетными отрывками он еле глянул. Всё ясно, поняла я, самостоятельно состряпать такую фигню ничего не стоит за один вечер, и даже быстрее — если скопировать чужой релиз и наставить своих фамилий и фото. Письмо на иврите от приглашающей фирмы было просмотрено уже не раз, там вроде написано всё то же, что мы говорим. Есть ли у нас подтверждение например, из переписки, что это действительно наши друзья? Ну, личными письмами мы не запаслись как-то. Как можем доказать, что мы действительно группа? Тут мы вывалили и презентовали наши кассеты, заверив, что этот состав существует уже шесть лет. Он наугад вскрыл «Батакакумбу» — и вдруг строго вопросил «Кто такой Мстислав Кондратьев?». «Он давно не играет с нами, лишь участвовал в записи «Батакакумбы»!» — ответствовали мы, не зная, плакать или смеяться. Тут до меня дошло, что на всех кассетах у нас слегка разный состав — особенно на «Колокольчиках» — все, кроме Севы, не те. Я выбрала «Божию Коровку», вскрыла её и продемонстрировала наши рожи и фамилии на внутренней стороне вкладыша. Совпадение было стопроцентное, подделать такое трудновато, наверное, и ему оставалось только хмыкнуть — «а что это вы диски не выпускаете…» Я заверила, что на дисках это тоже есть, проигнорировав неявный намёк на то, что дарить надо что-то посерьёзнее, чем несчастные кассеты. Дисков у нас с собой всё равно не было. «Вы послушаете, и в следующий раз уже будете знать нашу музыку» — самонадеянно заявила я. Консул улыбнулся на мой намёк на возможные будущие поездки. Изнурительная беседа вроде шла к концу. И вот он вздохнул и, наконец, выдал результат — «мы не можем вас впустить». Блин, ну почему?! И тут мы выложили последний козырь — а у нас есть на каждого и отдельное частное приглашение! Его глаза просто округлились — ну вы, друзья, даёте! Не мытьём, так катаньем! Он взял одно приглашение наугад: «Кто из вас Борис Марков? Вот вас приглашает Виктор Левин. Это ваш друг? Вы знаете его?» Конечно, Боря ничего путного не мог ответить, пришлось мне снова пускать в ход телегу про общение по интернету, про наших слушателей в Израиле, которые хотят нас видеть, но которых мы знаем пока не иначе, как по переписке. Ну мы же не врём и не собираемся этого делать! — наш случай действительно такой вот — пограничный. Чего вы в конце концов боитесь — говорю я нагло и устало — что мы не вернёмся? — «Да нет!» — «Что мы будем там работать?» — «Да!». Вот, оказывается, в чём загвоздка! Как бы мы не пополнили там ряды грузчиков и уборщиков в свободное от единственного концерта время. Действительно — едем на один концерт, а визу хотим на две недели. Одни люди всю жизнь мечтают посетить святую землю, другим это пофигу, они в Израиле только беспорядку добавляют. Но мы в свободное время и вправду хотим поехать к святыням и историческим местам. И ещё — к русским людям, которые там живут. Едем мы в Тель-Авив, но что ни говори — я мечтаю увидеть Иерусалим. Что-то случилось с Кинчевым, когда он съездил туда, если его убеждения развернулись на 180 градусов в сторону веры. Что-то особое звучало в записи концерта Шевчука в Иерусалиме, если я запомнила на много лет эту дрожь, единственный раз возникшую у меня при звуке его музыки. Я писала об этом городе стихи и песни, я почти скрывала сама от себя, как сильно я хочу оказаться в этом центре нашего маленького земного мироздания.

Вот что почувствовала наконец я, стоя перед стеклом, отделявшим меня от консула и святой земли. Я не сказала об этом вслух, но что-то дрогнуло в сферах, они провернулись и консул сказал — ладно, идите в служебное окошко, платите деньги. Ответ будет через два дня. Надо отдать им должное — они до самого последнего момента не брали с нас консульский сбор, что-то около 20 долларов с человека за рассмотрение просьбы о визе без гарантии её получения. Через два дня пришёл будничный ответ — нас впускают. Приятно быть честным человеком. Начались заботы Саши Пенькова по поиску билетов на самолёт. Оказывается, надо ещё знать места, где их покупать. Стоя в очереди перед консульством, я мельком заметила цветные бумажки — рекламки авиакомпании, где называлась цена — 330 долларов за билет туда-обратно. По причине своей нелюбви к рекламе, я проигнорировала эти бумажонки, но скоро пришлось об этом пожалеть. Саша, яростно заверявший, что он прекрасно знает, где покупать билеты, радостно сообщил мне по телефону, что находится на Арбате и нашёл билеты по 350 долл. Только маленький нюанс он не заметил — те билетики были в один конец. Мы вроде бы собрались ехать в Израиль не навсегда, так что я несколько наехала на него по поводу разницы. Организаторы концерта прислали нам из Израиля деньги на билеты из расчёта на в два раза меньшие цифры. Последующее время дня для него было не самым урожайным — он звонил мне из разных мест и сообщал всё новые откровения. Отысканные им цены всё изменялись и дошли до 420 долл. за туда-обратно. Кроме того, он уверял, что дешёвые билеты можно купить только за две недели, и вообще, Умка знает всё на свете, а купила такие же. Эпопея закончилась на следующий день — звёзды переместились и Саша преспокойно купил нормальные билеты в представительстве израильской авиакомпании Эль-Аль. Экономия на четверых могла бы позволить свозить с собой ещё от одного до четырёх человек. Кроме того, у них в офисе он висел на телефоне часа полтора, чуть ли не пил чай, и вообще узнал массу неформальных подробностей про то, как надо готовиться к поездке. Что приезжать в аэропорт надо за 3 часа до самолёта, так как необходимо время для беседы со службой безопасности, что вес бесплатного багажа 28 кг и т.д. Слава израильской авиакомпании! Не только покупка билета, но и полёт оказался обставлен комфортно. Самолёт выглядел новеньким, как из игрушечного магазина, в пути не только кормили, но и наливали вино, пиво и коньяк. Стюардессы не говорили по-русски, что конечно удивительно, но это сразу ввело нас в израильский колорит. Да и прилетели мы даже на несколько минут раньше, чем по расписанию.

Но я забежала вперёд. Два дня, оставшиеся до отъезда я пыталась выяснить у очевидцев, к чему же мне готовиться. Странное дело — кроме неконкретных восторгов и длинных исторических телег, переписанных из путеводителей, я ничего не добилась. Мои познания в географии оказались слабы до крайности. Так что я ехала в прямом смысле в терра инкогнита. Чтобы выехать в час, а аэропорт мы притащились в 10, соответственно выйти из дома надо было в 8.30. Ночью поспать пришлось мало, тем более, что сборами я занялась лишь после полуночи. Как выяснилось, нас перестраховали — так рано приезжать всё-таки не было необходимости. Можно было прибыть и за час, только чтобы успеть поговорить со службой безопасности. Этот разговор состоялся с каждым по отдельности и довольно подробный. Нас опять выспрашивали, куда и зачем мы едем, хотя меня узнали и даже сообщили, что в Израиле у меня полно поклонников. Больше всего их интересовало, сами ли мы собирали свой багаж, не оставляли ли его без присмотра, кто нас подвозил в аэропорт (в смысле — знакомый ли?) и т.д. Не были ли в арабских странах и не дружим ли с арабами. Не передавали ли через нас посылки. В общем, не могла ли как-то случайно в наш багаж попасть бомба. Эти меры предосторожности можно понять, учитывая, что как раз за несколько дней до нашего выезда мир обошли кадры того, как арабы буквально линчевали — растерзали на куски и выкинули со второго этажа двоих случайно заблудившихся евреев, призванных на военные сборы, искавших свою часть и попавших на палестинский блок-пост. Надо заметить, что чёткой границы в городе нет, и забрести не туда не составляет труда. Незадолго же до нашего отъезда прозвучали очередные взрывы террористов, разрушившие гробницу Иосифа Прекрасного и угрожавшие гробнице еврейской праматери Рахили. В общем, не в самое спокойное время мы ехали, но наши израильские друзья по переписке заверили нас, что это будни, такие же, как у нас война в Чечне. Что жизнь идёт прежним чередом (как по библейским предсказаниям будет идти и перед концом света), люди рождаются, женятся, покупают и продают, строят дома и… ходят на концерты. В случае чего, подумала я, погибнем на святой земле. Не самое ли лучшее место для этого? Впрочем, шестое чувство подсказывало мне, что всё будет в порядке. Оно было выразительно подтверждено знаками. Дело в том, что у меня была с собой посылка — и после разговора служба безопасности попросила показать ей только её. Происхождение посылки было вполне мистическим. В последнее воскресенье перед отъездом как раз переводили часы. Мы с подругой явились в школу танцев не как в последнее время — ко второй паре, а к началу, так как прошёл слух, что будут давать некую интересную для нас теоретическую информацию об устройстве компАсов во фламенко. Когда обнаружилось, что в результате перевода часов сейчас не 10 утра а 9, мы стояли на метро Таганская и нам ничего не оставалось, как начать думать, в какую бы пойти церковь. Мы ходили иногда в церковь перед началом воскресных занятий, так что были в курсе расписаний близлежащих храмов. На Болгарском подворье (нормальная православная церковь, только настоятель болгарин и в ектениях молится за землю не только Российскую, но и Болгарскую) как раз изменилось расписание, и литургия стала начинаться не в 9, а в 10. На афонском подворье мы незадолго до того попытались узнать какие-то подробности про службу и напоролись на такую узколобую злобную упёртость, что вспомнили про недоброй славы сектантство. Так как мы были в брюках, идти туда и нарываться на грубость было совершенно неинтересно, хотя служба там и в 9. В результате мы пошли в совсем незнакомый большой храм, видневшийся издалека. Он оказался храмом Св. Мартина Исповедника, и литургия там как раз началась в 9. Мы хотели постоять немного, но так заслушались, что не смогли уйти, пропустили сначала первую пару, а потом и часть второй. В полупустом огромном храме мне не удавалось понять, откуда доносится чудесное пение хора, и когда решила об этом спросить местную тётеньку, она показала на небо. Нам ничего не оставалось, как понять этот символический жест буквально. Не сразу мы поняли, что хор находится на огромной высоты балконе над нашими головами. К концу службы до меня дошло, что надо бы благословиться у батюшки на поездку в Иерусалим и я, подойдя к кресту, как бы невзначай обратилась к нему с просьбой о благословении. Молодой красивый и явно интеллигентный священник отреагировал неожиданно живо, стал расспрашивать, по какому поводу и как я еду. Я честно призналась, что по работе и на вопрос о том, кем работаю, откровенно сказала, что певица, уже приготовившись к стандартной негативной реакции, так часто встречающейся у ортодоксов. К моему облегчению, священник ни словом не выказал неодобрения, а только повторял — будьте там осторожны, помоги вам Бог и т.д. Когда мы уже совсем собрались уходить, нас догнал служка и попросил вернуться и ещё поговорить с батюшкой. Мы вернулись, ожидая всё-таки подвоха, но действительность приготовила нам подарок. Батюшка попросил нас передать посылку в православную миссию недалеко от Гроба Господня — лекарства и …шоколадки. Оказалось, общеизвестный факт, что ключи от храма Гроба Господня находятся у мусульманина, чтобы шесть христианских конфессий не перессорились, имеет частное следствие. Арабы, владеющие ключами от храма, очень любят русский шоколад, поэтому на каждую службу им надо дарить по шоколадке. Их постоянно передают из России, но теперь, в связи с напряжённой обстановкой, паломнические группы перестали ездить в Иерусалим. Вот такой нечаянный интерес — не куда-нибудь меня попросили передать посылку, а не больше, не меньше, как к Гробу Господню. Надо ли говорить, что я вышла из храма вне себя от счастья, уверенная в судьбе и вообще нужности моей поездки.

…Первое что мы увидели, вступив на израильскую землю, были пальмы. Вот так да, я совсем не была готова к тому, что мы окажемся почти в Африке! До неё тут и вправду — рукой подать. Но всегда трудно поверить, пока не увидишь.

Но радоваться прибытию пока было рано. На паспортном контроле все отстали курить, я пошла первой, и меня сразу остановили, потому что в заполняемой на въезде бумажечке не был указан адрес места назначения в Израиле. По правде сказать, понадеявшись на то, что нас встретят, мы вообще не знали адреса. На фирменном бланке приглашения был адрес офиса в другом городе, не имеющий прямого отношения к реальной ситуации. Реальность в виде встречающих находилась близко, но вне досягаемости. В консульстве мы старательно перерисовывали непонятные буковки, но не оставили копию себе. Адреса, по правде сказать, в Израиле не очень проверяют, так как институт прописки отсутствует, а живут многие на снятых квартирах. Наружу нас не выпускали. Пресловутое письмо-приглашение, которое так часто раньше надо было предъявлять, я уже спокойно сдала вместе с рюкзаком в багаж. Пикантность ситуации состояла в том, что получить его можно было, только выйдя за паспортный контроль, а получив, зайти назад уже было нельзя. Хорошо, что вообще взяла письмо с собой — могла бы и забыть. Не знаю, что делали бы израильские паспортисты в этом случае, по крайней мере, пока я объяснялась со служащим, единственным из всех еле-еле говорящим по-русски, подтянулись остальные отфильтрованные и не пущенные «ковчеги». Все ждали от меня действий и капризно вопрошали, почему же нас не встречают. Нас-то наверное встречают, но где-то далеко снаружи, куда ещё нужно попасть. Меня наконец выпустили одну и я, пользуясь невероятным, но почему-то понятным всем выражением «увер из багаж?», нашла русского мусорщика, который с радостью указал мне наши вещи, сиротливо валявшиеся на московском транспортёре. С письмом в зубах я прорвалась обратно и вызволила наконец «ковчегов» из израильского плена. Мусорщик был рад за нас, как за родных. Снаружи уже беспокоились Витя Левин и Лёня Улицкий, счастливое воссоединение произошло. Нас охватила новая реальность — европейски одетый народ вперемежку с черношляпными хасидами. Совершенно русские лица большинства прохожих перемежались с лицами особого типа, который не берусь точно описать. Это местные — израильтяне в энном поколении. Смуглые, черноволосые, стриженные, какие-то стандарто-аккуратные на вид, в отличие от разнообразных, светловолосых, лохматых и расхлябанных русских (впрочем, не все светловолосые — русские, тут можно и ошибиться). И вправду говорят наши репатрианты — «в России мы евреи, в Израиле — русские». Я только так их и воспринимала. Как выяснилось, из шести миллионов обитателей Израиля, один миллион — русские, один — арабы. Остальные не все коренные — примерно половина населения недавно приехала откуда-то. Разумеется, приехавшие, как правило, гораздо больше похожи на народ своей прежней страны, чем на израильтян, и говорят на самых разных языках. Интересно при этом, что в правительстве Израиля очень много русских. Учитывая это и их количество на каждом шагу, он больше всего похож на ещё одну союзную республику. Русские просто совершили бескровный захват страны!

Страница