О поездке в Израиль осенью 2000 года
Часть 3
По ночам в центре Тель-Авива кипит жизнь. Начиная часов с 12-ти и даже с 2-х ночи — самый расцвет. Ресторанчики забиты молодёжью. Что за радость — просиживать ночи в дымных и шумных заведениях — совершенно не понимаю. Около входа в один из кабачков мы увидели толпу народа. Я не поняла, что за демонстрация — оказалось, желающие попасть вовнутрь. Моё удивление разрешилось объяснением — оказывается, это голубой клуб. И правда, толпа состояла все больше из мужиков, впрочем, экзотических одежд и внешностей на глаза мне не попалось. Просто люди. Итак, вывод — голубизм пользуется в ночном Тель-Авиве особой популярностью. Вообще, все общественные слои и национальные группы имеют возможность посещать свои ресторанчики. Есть дымные пивнухи с живыми удалыми песнями под баян — для румынов, которых много приезжает на заработки. Есть ночной клуб-кафе-библиотека, где в уютной атмосфере проходят интеллектуальные посиделки секс-меньшинств и сочувствующих. Есть рестораны для иностранцев, ну и, разумеется, процветают русские.
В первый же день присутствия в Израиле меня удивило, что практически все израильские мужики постоянно клеются к девушкам. Нельзя просто пройти по улице, сделать покупки, посидеть на лавочке, чтобы с тобой не заговорили несколько раз. Хорошо, что, не зная языка, я не понимала или даже не замечала большинства знаков внимания. Но всё равно вначале я, девушка, воспитанная на Урале, по привычке встревожилась. Если на Урале к тебе на улице подходит мужчина и начинает знакомиться, огонёк «опасность!» в голове зашкаливает. В наших холодных и опасных краях нарушить личную границу решится только какой-нибудь больной на голову маньяк. Но в Израиле всё иначе. То ли у израильских мужчин большие проблемы (то их тягают в армию, то им без конца надо зарабатывать деньги), так что приходится самоутверждаться, то ли это восточная вежливость имеет такие вычурные формы, то ли, извините, русские женщины создали себе такую репутацию. А может, мы им просто нравимся своей светловолосостью? Так или иначе, любая русская девушка (уж не знаю, как израильтянки) в Израиле всё время окружена заигрываниями мужчин. Но к счастью, это абсолютно безобидно, надо только слегка привыкнуть и не шарахаться зазря. Как приклеются, так и отклеются. Грубо посылать подальше нельзя — они обижаются и расстраиваются — «Я разве тебя обидел? Я что-то плохое сказал?». Просто надо не замечать, или отшучиваться. Или говорить — нет. В крайнем случае (до этого не дошло) мне посоветовали отвечать — «У меня есть бой-френд» — это действует. Муж тут не канает — они отвечают «ну и что — муж?». Русских мужиков это приводит в ярость, и некоторые до сих пор бросаются с кулаками на безобидных местных, заигрывающих с их жёнами. Думаю, тут имеет место непонимание культур. Хотя… маленькая, но нелицеприятная деталь — вся проституция в Израиле русская. Одна из причин того, почему израильское консульство в Москве крайне не любит выдавать визы незамужним девушкам. Как мне известно — такая ситуация и в других странах. Есть и другая сторона вопроса — как показало исследование, не помню, то ли 60%, то ли даже больше клиентов израильских борделей — религиозные евреи. Уж не знаю, снимают ли они свои кипы, лапсердаки и шляпы, когда туда идут. И как же это, блин, с их верой уживается? А вот как — связь с гойкой даже за связь у них не считается (гои — неевреи, отсюда и юмор: «еврейская артель «с гоем пополам»»)! Ну, конечно, самообман. Он и в других религиях есть. Мухаммед не велел пить вина — мусульмане пьют водку, курят траву и опиум, Мухаммед сказал, что человека губит первая капля вина — её сплёскивают и пьют, сразу начиная со второй…
Кроме почти легальных, хоть и как бы запрещённых, украшенных бегущими огоньками, борделей, которых полно в «нечестивом» Тель-Авиве, в Израиле есть ещё крупная и болезненная проблема — наркомания. Наркотики там доступны и недороги, ими торгуют, конечно, арабы. Вообще, сферы деятельности арабов требуют отдельного описания. Вкратце: это мелкая торговля, уличные кафешки, сельское хозяйство, деревообработка, грязные работы — уборка, строительство, авторемонт. Отдельная статья дохода — кражи машин. Машины крадут виртуозно и часто, увозят в арабские деревни и там разбирают на детали. И наркобизнес сейчас достиг невиданного расцвета. Травы в Израиле полно как грязи, её курят практически все и за наркотик почти не считают. Самое ужасное другое — тяжёлые наркотики. Видимо, относительно высокий уровень жизни, межнациональная напряжённость, чувство ненужности, не знаю ещё что, но что-то — толкает людей к опасной стезе. Существует ужасное место, называемое «банкомат». Выглядит примерно так — глухой район, стена, в ней маленькое окошечко на уровне пояса. Протягиваешь туда деньги — в ответ получаешь дозу героина. Никого не видишь, ничего не слышишь. Про это место наслышаны практически все, разумеется, полиция тоже. Но она ничего не может поделать — если приезжает патруль, всё немедленно закрывается, торговцы бесследно исчезают, отступая на подготовленные позиции. «Держат» это место несколько арабских семей, весьма опасных и агрессивных. Были случаи вооружённого отпора с их стороны — например, однажды деньги, полученные ими, оказались фальшивыми — так они догнали своих покупателей на машине и расстреляли. Бороться с ними — это поднимать целую войну, что в условиях и так предельной взрывоопасности арабо-израильских отношений очень рискованно. Череда смертей уже несколько раз проходила именно по покупателям этого «банкомата». Ходят слухи, что в героине был стрихнин. Притом, совершенно ясно, что арабы-торговцы не заинтересованы в потере клиентов. Ходят странные слухи, что стрихнин — хитрая операция израильской полиции, использовавшей какие-то совсем тайные каналы, дабы отпугнуть смертями оставшихся в живых наркоманов. Заодно я наслушалась про деревню Лифту. Это заброшенная арабская деревня с многовековой историей в непосредственной близости от Иерусалима. Но о ней позже.
В парке кактусов, куда мы пришли на прогулку, вход стоит 10 шекелей. По дороге Умка рассказала, что некий персонаж Печкин говорил, что в Израиле существует два вида изобразительного искусства — песель и еманут. Типичный песель мы увидели по дороге в парк — гигантская решётчатая конструкция непонятного назначения, наклонно торчащая в небо. А еманут — это бесформенное нечто торчащее уже во все стороны, желательно с дыркой посередине. Было очень смешно. На самом деле песель — это скульптура, а еманут — живопись, но умкинско-печкинская классификация идеально работала на всех авангардных объектах, попадавшихся нам на дорогах и в парках. Заметив очередной песель, мы опять смеялись.
Разнообразие кактусов в парке поражает воображение и наводит на мысли о том, что Бог одновременно велик и весел, как ребёнок. Придумать такую тучу забавнейших вариаций на простую тему можно только действительно, играясь. Кактусы воплотили в себе пространственные формы, которые можно смело использовать в архитектуре, дизайне чего угодно, не говоря уже об искусстве. Любая человеческая фантазия не сравнится с лаконичной гениальностью форм этих неприхотливых растений. Пальмы, мхи, мандариновые деревья с плодами — всё это сопровождало и обрамляло кактусовое великолепие. Среди шебуршащих в пальмах стаек птиц по малому размеру и характерной для птиц отпрыгивающей траектории полёта мы определили колибри. Сева сразу схватился за розовый, говорят, съедобный плод, увенчивающий лист одного из часто встречающихся кактусов. Многочисленные тончайшие колючки из его руки мы потом вынимали долго и сообща, местный работник обрадовал, что теперь несколько дней поболит. Так что в дальнейшем Сева избегал слишком приближаться даже к самым безобидным колючкам. Извитые дорожки, источник, каменные садики, места для медитации — всё это переполняло душу тихим экстазом. Оказалось, что все работающие в парке румяные мощные мужички лет по 45 — русские. Я пошутила: «что, русская мафия?» Отвествовали они: «Русская мафия там, где надо целый день на солнце спину гнуть. А где в офисе с кондиционером надо сидеть — там нет никакой русской мафии». Работа у них и вправду тяжёлая — всё это великолепие надо непрерывно пропалывать, чистить и улучшать. Кстати, и орошать — в Израиле вообще любое культурное растение обязательно снабжено шлангом, разбрызгивателем или системой гидропоники. Русские мужички оказались тоже заражены израильским вирусом «гостеприимства» — на выходе из парка моложавый привратник пригласил меня приходить в гости когда угодно, а когда я вполне искренне заявила, что парк настолько мне понравился, что я готова в нём остаться жить, он быстро добавил, что у них есть свободная квартира в парке и вообще — вино, еда. Я прям была растрогана такой простотой нравов, тем более, что беседа происходила в присутствии Димы Орлова.
За Диму явно взялись мистические силы. Он специально взял к нашему с Умкой приезду на работе двухнедельный отпуск — чтобы быть с нами, возить нас и развлекать. Учитывая всё вышеизложенное, думаю, ему и самому это было интересно и нужно. В первый день, когда они с Витей и Лёней встретили нас в аэропорту, мы забросили вещи на вписку и допоздна гуляли в Яффо. Вечером Дима завёз меня, потом «ковчегов», потом уже в два часа ночи возвращался к себе, в снятую квартиру на дальних выселках. На скорости 120 км у него лопнуло колесо (притом, что он менял все колёса пару месяцев назад). Машина закрутилась волчком, а в этом месте дорога огорожена бетонной стеной — и вот в эту-то стену он и полетел на полной скорости. Счастье, что машина врезалась задом. Что Дима испытал при этом — можно представить. Машина превратилась в груду металла, а он сам, в полном шоке, побывавший на волосок от гибели, не получил и царапины. Я крепко спала и даже не услышала ночного звонка об этом событии от перебаламученного Вити. Через день несколько пришедший в себя Дима был уже опять при машине — купил подержанную советскую (в марках я всё равно не разбираюсь). Одна из первых наших поездок была — в Иерусалим, вместе со всеми «ковчегами». На середине дороги радиатор начал безнадёжно греться и кипеть, мы дотянули до бензоколонки в Латруне, и дальше стало ясно, что придётся вызывать тягач и транспортировать машину в ремонт. Забегая вперёд, упомяну, что машина эта после ремонта ещё некоторое время послужила, а последние известия о ней я получила уже в Москве — она сломалась окончательно и бесповоротно. После поломки «Ковчеги» сильно растерялись, наполнились дезертирскими настроениями и захотели возвращаться. Я заявила, что поеду в любом случае дальше, у меня с собой посылка в православную миссию и вообще, я давно мечтаю поехать автостопом. Они долго колебались, но в результате решили продолжать путь со мной, тем более, что обратно им ехать тоже было не на чем. В тягач в лучшем случае удастся сесть разве что одному Диме. Автостоп в Израиле — наиудобнейший и бесплатный способ перемещения между городами. Учитывая местный повышенный интерес к женщине, стопить надо, разумеется, девушке. Но видимо, учитывая иллюзорную опасность, ей лучше быть при этом со спутником. Если машина уже остановилась, водитель никогда не скажет «нет», увидев, что девушка не одна, люди в Израиле вежливы, и если уж взялись помочь, то не будут отказываться на полдороге. Машины останавливаются очень легко, притом, во многих за рулём симпатичные дамы. Многие водители с радостью берут попутчиков хотя бы потому, что им приятно сделать небольшое доброе дело. Тот же Дима Орлов всегда подвозит кого-нибудь, если может. К тому же автостоп — способ познакомиться с жизнью совершенно разных людей, так как в дороге люди с удовольствием общаются, рассказывают о себе и расспрашивают о тебе. В России я ни разу не пыталась ездить автостопом — ощущение опасности превышает мои допустимые пределы. А Израиль, несмотря на войну, весь заполнен чувством благодати и спокойствия, люди богаты и общительны, без следа русской озлобленности. Мы искали достаточно большую, чтобы поместиться вчетвером, машину, идущую до Иерусалима. Я почувствовала адреналин в крови, и моё настроение сильно улучшилось. Было весело представлять, как водитель захочет подвезти девушку, а тут она как бы невзначай продемонстрирует ему троих здоровенных лбов, едущих с ней. Лбов было, кстати, четыре — Дима провожал нас, так что водителям наша компания представлялась весьма внушительной. Пропустив несколько автомобилей, ехавших не в Иерусалим, мы попали в прекрасную, огромную, снабжённую музыкой и кондиционером машину к молодому человеку. К сожалению, он не знал ни слова по-английки, тем более — по-русски. Мне хотелось хотя бы понять, араб он или еврей, но так и не удалось. По мнению остальных — возможно, молодой араб. К слову сказать, мне сначала стыдно было признаваться, что я их не различаю, потом оказалось, что я не одна такая. Несмотря на противостояние, у евреев с арабами много общего. Смуглая кожа, тёмные волосы, письмена справа налево, общительность, кое-какие общие интонации в музыке. Если пожить в Израиле подольше, начинаешь накапливать знание признаков отличия — у арабов чаще бывают усы, звучание арабской речи и иврита различается, даже если не знать ни того, ни другого языка. Кстати, тема языка. Религиозные евреи — единственные, кто говорит ещё на идиш. Этот язык, гибрид с немецким, применяется ими в быту, чтобы не оскорблять иврит — священный язык Торы. Кто не знает, Тора — это Пятикнижие Моисея, она входит в Ветхий Завет, почитаемый православными наряду с Новым. Просматриваются аналогии со службой на старославянском языке, за которую держатся православные ортодоксы, дабы иметь отдельный язык для молитвы, отдельный — для мирского низкого общения. Основная часть израильского общества всё же выбрала для общения иврит. Этот язык долгое время был мёртвым, пока в конце прошлого века учёный Бен-Иегуда не основал специальный комитет языка, который взялся за создание современной его версии. Пришлось придумать тысячи слов, обозначающих понятия, которых не было в древние времена, создать словари и начать при помощи сети курсов внедрять язык в жизнь. Вопреки ожиданиям скептиков, иврит прижился. Теперь он родной для двух третей населения. Русские репатрианты решают проблему иврита по-разному — кто обходится без него, у кого основные понятия запоминаются сами собой без специальных усилий, кто целенаправленно учит. Моя подруга Неля с мужем Мишей, эмигрировавшие десять лет назад, рассказали мне, как они учили язык. Например, Миша, сам по профессии математик, вставал в восемь утра и учил до двенадцати ночи с перерывом на обед. В конце концов, он разогнался до скорости запоминания в пятьсот слов в день. Остановиться он решил, когда обнаружил, что уже знает язык на порядок лучше, чем «аборигены» (сабры — люди, родившиеся в Израиле, в отличие от олим — приезжих). По его с женой утверждению, иврит легко учится, он логично устроен, в нём понятные правила и ограниченное количество корней, от которых всё образуется. Они добились того, что иврит им стал родным. Например, Миша теперь преподаёт математику, и утверждает, что некоторые вещи может лучше объяснить именно на иврите. Что он думает на этом языке. Побочный результат меня сильно удивил — однажды вечером мы хотели посидеть и пообщаться в русском кабачке, но там не было места. Мы переместились в некий ресторанчик неподалёку, как оказалось, ориентированный на англоязычных иностранцев. Мои друзья оказались в полной растерянности, когда нам вдруг дали меню на английском. Они пробормотали — а разве на иврите нет? Обнаружилось, что они совершенно забыли все английские слова, даже простейшие! Мой английский ужасен, он практически вообще никакой, но какие-то основные слова типа «брэд» (хлеб), «миит» (мясо), «батте» (масло), «чииз» (сыр) известны каждому ребёнку! Официантка не говорила ни на иврите, ни на русском, поэтому мне впервые в жизни пришлось выступить в роли переводчика и попытаться, отчаянно подбирая слова, впрячь в одну телегу коня и трепетную лань. Кончилось тем, что из недр кабачка (а мы сидели за уличным столиком) была извлечена официантка, говорящая на иврите, и все благополучно договорились между собой. У израильской приезжей молодёжи часто встречается и трёхъязычье — родной (в нашем случае — русский), иврит и английский. Вот наверное трудно держать в мозгу перегородки между ними… В кабачке мы пили пиво. Я не разбираюсь в сортах, так как мало пью, но Неля с Мишей утверждали, что здесь попадается хорошее пиво, такое, какого не попробуешь в другом месте. Пьянство в Израиле практически отсутствует. Важная причина — то, что по жаре пить практически невозможно. Но кроме этого есть ещё что-то необъяснимое, из-за чего люди перестают пить. Даже когда жары нет, им почему-то не хочется, и всё тут. По старой памяти первое время пытаются пить новоприехавшие русские, но у них это проходит. Как говорила Света, новая израильская знакомая: «Я раньше не могла представить, что я трезвая в компании, теперь не могу себя представить пьяной». Спиртное в Израиле продается легко, водка, говорят, хорошая, даже если она дешёвая, вино — так себе, особенно кошерное — его делают таковым, почему-то нагревая до 80 градусов, что отнимает вкус и запах.
То, что Израиль — страна трёх морей — я узнала, только приехав. Мутноватое Средиземное море — на его берегу расположен Тель-Авив. Более холодное Красное, отличающееся исключительной чистотой, прозрачностью и богатством водной флоры и фауны, но до него ехать из Тель-Авива часа четыре. Ещё есть Мёртвое море, в котором всё-таки обнаружена жизнь — какая-то одна-единственная бактерия. Его целебная для кожи вода содержит 30% соли, (а не 4%, как мы привыкли), поэтому в ней не тонет тело и на поверхности можно лежать, читая газету, только не больше 15-ти минут. До него тоже надо далеко ехать, так что из трёх морей я ограничилась посещением Средиземного, которое просто попадалось на пути. При первой же возможности полезла купаться. Тёплая, как парное молоко, вода порадовала меня необычайно. Местные почти не купаются, а гигантские дорогие отели, которыми утыкано побережье, в октябре пусты. Смешные люди! Они приезжают сюда отдыхать в самую жару! Я, признаться, не была на море несколько лет, так как не переношу высоких температур, а в бархатный сезон весной и осенью по уши занята, так что внезапная встреча с прекрасным тёплым морем на пустых пляжах из нежнейшего песка мне показалась подарком судьбы. Я никак не могла уразуметь, почему местные избегают моря, пока не услышала фразу «ну это только русские купаются зимой!». Оказывается, температура воздуха в 28 градусов тепла и воды 20 с чем-то — это для них холодно. Я вообще-то не морж, хотя могу под настроение, собрав волю, перенести ледяное купание. Но плескаться в тёплом море в бархатный сезон — что может быть приятнее? Оказывается, местный жаркий климат перестраивает организм. Израильтяне очень мерзлячие — спектр переносимых организмом температур смещается вверх. Я только с ужасом могу слышать о летней жаре в Израиле — когда «не живёшь, не думаешь, не можешь ни работать, ни спать, а только плавишься» — вот это точно не для меня! Пишу сейчас эти строки в занесённой снегами деревне, в головокружительно, безумно, опьяняюще красивой зиме и втайне не могу нарадоваться, что свободно дышу этим чистейшим рафинированным воздухом… Увы, израильтяне почти не видят снега. Говорят, у них в прошлом году случился страшный снегопад — пальмы поломало и вообще три дня было стихийное бедствие… Кое-кто был, я думаю, всё-таки очень рад! Мое лучшее израильское знакомство — Эдик (о нём позже), хоть и приехал из Баку, например, страстно мечтал о снеге. Послать бы ему по почте снежок, да ещё глоток свежайшего воздуха! Признаться, с годами я люблю зиму всё больше, и даже — больше лета… Наверное, потому, что с глобальным потеплением она становится всё короче и мягче, а мне никогда так легко не дышится, кроме как зимой при снеге. Всё-таки мороз легче перенести, чем жару, нужна только хорошая одежда и натопленный дом. А вот от жары не спрячешься. Удел неприспособленных к жаре в Израиле — это перебежки из дома в машину, из машины — в офис, при условии, что везде есть кондиционеры. Ты просто не будешь видеть природы и не будешь выходить на открытую атмосферу. Но кондиционеры довольно дороги, да и машину не все себе могут позволить, так что страшно представить, что творится с некондиционированными гражданами. Зимой в Израиле тоже не очень комфортно — всю зиму льёт дождь, в домах не топят. Там вообще нет центрального отопления и централизованной горячей воды. Все дома принадлежат разным хозяевам, и те не могут договориться об общем отоплении и горячей воде — это чревато совместным строительством ТЭЦ и теплосетей. Так что отопление отсутствует, а вода нагревается в каждой квартире отдельно. На крышах установлены солнечные батареи, и в тёплое время года их энергия довольно эффективно греет воду. Этого может оказаться недостаточно для принятия ванны, поэтому везде имеются электронагреватели. Минут за тридцать они нагревают необходимое для мытья количество. Русским, привыкшим к разливанному морю воды из крана в любой момент, когда захочешь, поначалу трудновато к этому привыкнуть. Как и к счётчикам на воду. Вода в Израиле стоит денег, хотя ужасные слухи о том, что там ходят семьями в туалет, чтобы смыть унитаз один раз за всеми, и что постирать под струёй трусики дороже, чем купить новые, решительно не подтвердились. В домах, где я бывала, даже в небогатых, над водой особо никто не трясётся, хоть зря и не льют. Также надо после русской вольницы привыкать, что телефоны там тоже на счётчиках. Система оплаты очень сложная. Пол-Израиля ходит с «пелефонами» — это то же, что наши сотовые, они же мобильники. Слышно по ним так себе, поэтому существенную часть уличного пейзажа составляет вид прохожих, кричащих в трубки. В принципе, пелефон там не очень дорог, поэтому им пользуются не только как средством экстренной связи, но и просто для того, чтобы вести длинные личные беседы. Можно покупать систему пелефонов на семью, при которой разговоры между членами семьи будут более дешёвыми. Забавным мне показалось зрелище беседы моей подруги Нели с мужем — «Ты где? — Я у фонтана. А ты где? — Я тоже. — А почему я тебя не вижу? — Нет, это я тебя не вижу! — А вот теперь вижу! — Ну привет! — Привет!» Вот так все и ходят с трубкой, приклеенной к уху. Оказалось, что за звонок платит тот, кто звонит, причём, если звонишь с домашнего на пелефон — то платишь по расценкам пелефона. Между местными городами звонки тоже несколько дороже, а кодом служат первые две цифры. Телефоны-автоматы работают на всю страну: с телефон-карточки снимается единица за единицей. В разное время суток разные тарифы, так что в стоимости разговора практически невозможно разобраться. Зачастую дешевле перезвонить с домашнего телефона или автомата, чем говорить по пелефону, но этого особенно никто не делает. Израильтяне оценили удобство пелефона и махнули рукой на экономию. В Израиле я впервые увидела особый телефон — который работает только на приём звонка. Чтобы позвонить с него, нужны сложные действия — набрать спец-цифры, там автомат у тебя просит номер твоего спец-счёта, откуда будет оплачиваться разговор. Еще есть такая возможность — позвонить через специальную систему, которая сообщит механическим голосом твоему абоненту, чтобы перезвонил тебе. Если абонент говорить с тобой хочет — перезванивает. Такой звонок будет за счёт собеседника и стоит дороже простого. Оценила я удобство возврата звонка — когда занимаешь линию, разговаривая с кем-то, в твоей трубке раздаётся гудок, слышный только тебе, а у собеседника небольшая помеха. Это обозначает, что кто-то ещё к тебе пробивается. Ты можешь переключиться на второй звонок (надо уметь, я не освоила ещё эту премудрость), а потом вернуться к первому. Либо, когда положишь трубку, набрать какие-то цифры и телефон вернёт последний номер, который к тебе пробивался сквозь «занято». Эта услуга тоже есть не везде, а лишь там, где она специально оплачивается. Гудок «занято» в Израиле не такой, как в России — он напоминает S на морзянке: ..- пауза ..- пауза.
Отдельный разговор об одежде. Я собирала с собой в поездку разные шмотки, позаботилась об изящных и приличных, но по-настоящему пригодились мне только пёстрые штаны и майки, надетые по принципу «из-под пятницы-суббота», которые я брала в качестве домашней одежды и пижамы. Вид при этом у меня был не самый приличный, но в Тель-Авиве пёстрые свободные одежды — это самое то. На вопрос «можно ли так выглядеть?» все хором отвечали: «даже нужно! Одевайся абсолютно как угодно!» Как хорошо выразилась подруга Неля — «Израиль — это страна, где все ходят по улице чуть ли не в домашних тапочках. Еврейская женщина должна выглядеть так, будто она только что упала с сеновала. Возраст элегантности здесь наступает после семидесяти». Это не мешало ей прекрасно одеваться в женственном милом стиле, мягком и лёгком, с рюшечками и шнуровками — в полную противоположность холодному и гладкому европейскому стилю деловой женщины. Вообще, женщины в Израиле одеваются очаровательно. На них хорошенькие мягкие цветные сарафанчики, у религиозных часто шляпки — так как замужним полагается покрывать голову. Отправляемым в командировку в чопорную Англию, например, израильтянам начальство долго втолковывает, что им придётся купить себе костюм и париться в галстуке и рубашке. Привыкшим к свободе и раскованности, им это трудно и обидно. Зато хасиды («благочестивые») в любую жару ходят в своих черных длинных пальто-пиджаках и чёрных шляпах, из-под которых висят живописные пейсы. Ходят они всегда очень быстро, считая, что нельзя зря тратить время, которое нужно для самого важного дела в мире — молитвы. Их чёрные силуэты исполнены своеобразной красоты и напоминают экзотических жуков. В движении это чарующее зрелище, которое мне всё время хотелось заснять на плёнку, но я предусмотрительно не взяла с собой ни фото-, ни видеокамеры. Иначе не отлипала бы от видоискателя всю дорогу. И ещё совсем неизвестно, всем ли местным это было бы приятно. Говорят, некоторые особо крайние ортодоксы, не задумываясь, прибегают к силе, если им что-то не нравится. Ещё жаль, что не видела квартал, где живут радикальные евреи. Особенно мечтаю теперь увидеть пляски хасидов — в какие-то праздничные дни они собираются за столом, едят, выпивают и танцуют. Эти ритуальные застолья имеют определённые правила — иногда (после окончания недели покаяния и строжайшего поста «Судного дня») они даже обязаны «напиться так, чтобы не отличать врага от друга». Хасидские пляски — это какие-то особенные танцы силы, говорят, выглядят они очень интересно. Я уже давно начиталась мудрых и остроумных хасидских притч и заочно знакома с оригинальным мировоззрением хасидов и деяниями их великих раббе. Никто не испытывает такой реальный физический трепет перед Господом, как хасиды. Их ажитация, пляски и дрожь перед Всевышним так непохожи на строгую, неподвижную молитву, принятую у православных, где максимальное движение — поклон. Но увидеть их не совсем просто, как и экзальтированную молитву ортодоксальных евреев, совершаемую в шаббат группами мужчин от десяти человек с поражающим воображение рвением. Какие бы то ни было съёмки, разумеется, запрещены. Женщине вообще трудно это увидеть — мужчины молятся отдельно, а женщины находятся очень далеко, за специальными загородками, чтобы, видимо, не смущать своим существованием мужчин и не смущаться самим. Говорят, в кварталах, где живут ортодоксы, еврейские мужчины прикрывают глаза рукой при виде женщины. Одеваться, заходя туда, обязательно надо так, чтобы были прикрыты локти и колени.
Мои друзья, Катя с Игорем, бывшие в Израиле года за три до меня, как-то в субботу ехали на машине с израильскими флажками из Галилеи через арабскую часть Иерусалима. Хоть и в это время тоже было не рекомендовано заезжать в арабские кварталы, им ничего не угрожало, на них только смотрели удивлённо. Максимум — дети кричали что-то вслед. Лишь на выезде солдаты на израильском посту поглядели на них круглыми глазами. Зато когда они после этого поехали через квартал религиозных евреев, в них кидали камнями. На дороге под колёса машин были набросаны стёкла и валялось много камней — видать, кидали их весь день, долго и со вкусом. Пришлось прибавить скорость, чтобы унести ноги. В шаббат нельзя зажигать свет, разводить огонь — и, следовательно, готовить еду. Дома темно, нечего делать и нечего есть, так что они все сидят на улице и развлекаются тем, что кидают камни в проезжающие машины. Делают это дети, а взрослые смотрят и не запрещают. Таким образом они мстят тем, кто не соблюдает субботу — это называется, посвящают день Богу. Получается, по религиозному кварталу ехать опаснее, чем по арабскому. Опять повторю сентенции про самообман. Нельзя разводить огонь, но можно применять печки, которые сами включаются в субботу. Нельзя зажигать свет, но можно вместо себя нанимать для этого арабов. Нельзя заводить мотор машины, но если кто-то другой заведёт её, то можно ехать. Про религиозных евреев мнения расходятся. Кто-то считает их упёртыми ограниченными людьми с большими проблемами и массой условностей. Другие относятся к ним с большим уважением, как высокообразованным интеллектуальным людям. Я, конечно, не имела возможности составить собственное мнение, так как с русскими они просто не общаются. Но какую-то симпатию я чувствую, хотя бы потому, что они несут большой подвиг непрерывной молитвы. Я очень далека от национализма и от религиозной упёртости. Религиозная ненависть, порой свойственная нашим слишком ярым православным ортодоксам, мне кажется явлением явно злобным. А так как Бог — это любовь, то злобу я приписываю лишь политике, человеческим страстям и раздорам. Претензиям на единоличное и монопольное знание Бога. А Бог велик и непознаваем, людские молитвы могут звучать на разных языках и в рамках разных традиций. Главное — верный, чистый посыл. Есть очень выразительная притча, которая встречалась мне уже в нескольких вариантах — христианском, суфийском и ещё каком-то, буддийском, что ли. Расскажу православный вариант. На острове жили три монаха и молились так: «Трое Вас, трое нас, Господи, помилуй нас». Приехали к ним в гости другие монахи и говорят:» Так вы же неправильно молитесь! Надо так: Отче наш…». Запоминали-запоминали монахи с острова, да и забыли, а гости уже уплыли на лодке далеко. И вдруг видят — бегут к ним по воде монахи с острова и кричат: «Как там, Отче наш, а дальше?» «А, молитесь как хотите!» — ответили опешившие гости.
Как пишет путеводитель: «Во всём молодой и нечестивый Тель-Авив противостоит Святому городу трёх религий.» На самом деле, религий больше — кроме иудаистов, христиан и мусульман в Израиле имеются ещё как минимум две — загадочные друзы и бахаисты. Говорить о религиозных непримиримых разногласиях в Иерусалиме просто пропадает всякое желание. Этот совершенно особенный город слил в себе мировые религии и является святыней как для иудеев, так и для мусульман и христиан. То, что Бог един для всех — не вызывает сомнений. Разные наслоения вокруг этой простой истины — это уже дела сугубо человеческие, относящиеся к историческим особенностям и политическим реалиям. Всё же понятно, что Бог создал нас всех и не было отдельного Бога, создававшего мусульман или иудеев. В молитвенной практике разных народов есть очень много общего, в моральных выводах и заветах говорится одно и то же. Мусульмане тоже очень религиозны, они молятся пять раз в день более, чем по часу, а кто из нас, например, мирских людей, молится по пять часов в день? При этом они успевают воспитывать по многу детей и работать на основной работе. Слухи, что арабы бьют жён — имеют под собой те же основания, что и, скажем, такое же заявление про русских. Наверное, находятся подонки, но такие и среди своих будут считаться подонками. Я вглядывалась в лица арабских женщин в старом Иерусалиме — под характерными платочками я видела живые и умные глаза таких же людей, как и мы. Среди арабов тоже есть разные люди, разные представления о мире. Когда с ними говорят о том, что из Корана никак не следует убийство других на религиозной почве, что терроризм — это самое настоящее нарушение главных мусульманских заповедей — то самые умные из них соглашаются, а остальные молчат. Среди них тоже есть те, кто мутит воду, упёртые и агрессивные, а есть нормальные люди. Арабо-израильский конфликт — это очень болезненная точка. Все мои друзья — только среди евреев, но мне больше всего хотелоcь бы, чтобы конфликт как-то мирно завершился разделом сфер влияния.