Эфир на радио «Эхо Москвы». 1 марта 1998 г.
…Написал песню — как ребёнка родил. Всё — приятное позади, теперь начались пелёнки, студии, репетиции.
— У нас в гостях Ольга Арефьева, автор и исполнитель. Можно Вас так называть?
— Я думаю, Вам так ближе, поэтому наверное можно.
— Когда лет шесть назад я услышала Вас в Рок кабаре, на меня это произвело совершенно фантастическое впечатление. Единство очень чистого голоса, очень хороших стихов и очень интересной обработки меня поразило. Потом я Вас слышала на тогда ещё открытом радио «Ала»(*). А потом Вы ушли в эстраду?
— Нет, как тогда, так и сейчас я занимаюсь своей музыкой, своими песнями, пою их. Может быть я стала значительно известнее, стала выступать с группой, потому что мои песни предполагают наличие группы. Иногда я могу спеть некоторые песни под гитару, но всё равно это не будет выглядеть как бардовская песня. Другая мелодика, немножко другое строение стиха.
— То, что Вы в основном играете с группой — это потребность более широкого музыкального сопровождения или речь идёт о других интонациях?
— Да, во-первых, другие интонации, а во-вторых, в каждой песне есть скрытая тема. Играя на гитаре, я не могу параллельно сыграть ещё несколько тем, голоса других инструментов. А в качестве примера (раз уж пошёл такой музыковедческий разговор) мы сейчас можем послушать песню.
— Угу.
— Виолончелист Пётр Акимов очень особо проявлял эти дополнительные мелодии. Послушайте тему, которую играет виолончель, и скажите, может ли песня существовать без неё. Наверное, станет понятнее, о чём идёт речь.
[Звучит песня «Она сделала шаг»]
— Она умерла оттого, что хотела? Как в вас сочетаются лирический герой и личность автора? Понятно, что творческий человек за свою жизнь должен много раз умирать, потому что хочет любви.
— Я уже переименовала эту песню в «Она сделала шаг». С этим связана довольно смешная история. Когда мы сняли на неё клип, один телевизионщик подбегает к другому и говорит: «Вот клип Арефьевой. Она умерла». — «Как, Арефьева умерла?!» Нет, Арефьева осталась в живых! Поэтому песня переименована, а тот, кто послушает внимательнее, поймёт, что песня не о смерти, а о жизни. Была книга Павла Вежинова «Барьер». Песня про ту девушку, героиню книги.
— Оль, можно сказать, что Вы человек некоего образа жизни, причём он выражается во всём — Вашем отношении к окружающей действительности, в Ваших песнях. То, что Вы стали известнее, накладывает на Вас какие-то обязательства? Я имею в виду имидж.
— Я не очень изменилась с тех пор. Может быть я лучше научилась общаться с людьми. В детстве я была очень застенчивая, а сейчас это преодолеваю — у меня больше знакомых, я стараюсь им больше прощать их недостатки (чем больше знакомых, тем больше недостатков). Это пожалуй все изменения во мне.
— Вас может прокормить Ваше творчество?
— Да.
— Сколько у Вас бывает концертов в месяц?
— Вопрос очень широкий, потому что были периоды, когда я очень мало выступала, делала перерывы месяца по четыре или ещё больше. В последнее время получается, что каждую неделю у меня концерт. Через несколько дней в ЦДХ будет фестиваль «Поющая Я». Мы своими силами организовали этот фестиваль, пригласив поющих девушек. Фестиваль приурочен к Восьмому марта. Сначала будет мой сОльник, на котором также будет много гостей, а на следующий день — собственно фестиваль. К отбору приглашённых мы подходили довольно строго — хотелось, чтобы каждая была действительно яркой личностью, имеющей своё лицо, по-настоящему классный голос и умение владеть им. Мне бы хотелось, чтобы их было немножко побольше, но пока — восемь реальных участниц, за которых нам не стыдно. Во-первых, кроме меня там будет Инна Желанная. Она дважды входила по опросам разных средств массовой информации в тройку лучших певиц страны — в 1992 и 1996 годах, но при этом Инна немножко как бы и незаметная. Странная такая, очень загадочная Инна Желанная. Но явление это безусловно выдающееся, может быть даже самая главная звезда фестиваля.
— Интересно…
— Вам, думаю, нужно обязательно её когда-нибудь пригласить. Ещё будет группа «Рада и Терновник», Катя Мессершмидт и группа «До свиданья, мотоцикл», Елена Фролова из театра Елены Камбуровой, Юля Теуникова (совсем ещё неизвестная девушка, подающая очень большие надежды), Оксана Чушь (это не фамилия, а творческий псевдоним) и группа «Регулярные части авантюристов», Марина Барешенкова, Наталья Княжинская в сопровождении Одиссея Богусевича. Последних трёх перечисленных я сама ещё не видела, а слышала только их записи и видела фотографии.
— Очень я люблю спрашивать о самооценке. Есть два полюса. Один — это взгляд в зеркало с придыханием Вот такое я гениальное существо, а второй, как в старом анекдоте, да просто так по клавишам фигарю. Вы где находитесь?
— Я уже упоминала, что с детства была девушкой страшно закомплексованной, зажатой и неоцененной. В последние годы это мне не даёт заболеть звёздочками. У меня есть разумный баланс.
— Вы позволяете себе жить так, как хочется, или в Вашей жизни появилось слово Надо?
— У меня всегда было слово Надо. Я с детства хорошо училась в школе. Я всегда стремилась быть хорошей. Но это внутри, без надо. Рок-н-ролльного беспредела у меня в жизни не бывает. Я живу очень тихо, трудолюбиво и может быть даже слишком скромно.
— Скажите, существует ли в Вашем восприятии разница между Хочу и Могу? Каково оно лично для Вас?
— Да, Я не всегда могу то, чего хочу. С записями у меня не совсем получается. Записи почти все концертные. Хотя в альбоме «Батакакумба» весь голос был записан с одного дубля, а вся дальнейшая студийная работа происходила с инструментами.
— Скажите пожалуйста, нет ли у Вас ощущения, что Вы находитесь в кругах себе подобных чужим человеком, потому что для рок-н-ролла Вы слишком тихое существо, для авторской песни Вы существо, которое в плане музыки идёт по другому пути? Кто люди Вашей группы крови? Может быть из классиков таких-то жанров.
— Неправильно сказать, что я чужая. Я наоборот своя и в рок-н-ролльной тусовке, и в театре Камбуровой. Елена Камбурова это человек, которого я очень уважаю. Она значительно утонченнее, возвышеннее, оторваннее от земли, чем я. Это один полюс. Другим полюсом может быть всё что угодно вплоть до Джанис Джоплин и Нины Хаген. Наших не буду называть, чтобы никого не обидеть. Всех, кого я пригласила на фестиваль, всех я люблю. И всеми горжусь, и всех ценю. Единственно, кого нет на этом фестивале, это Насти Полевой, просто потому что она живёт в Питере, а мы не такие богатые, чтобы привозить из Питера группу. Ещё нет Жанны Агузаровой, потому что она уже в каких-то других сферах. Мы решили делать основной упор на молодых, чтобы им помочь, хотя их оказалось не так много.
— Я долго для себя пыталась сформулировать, чем отличаются барды от вокалистов. Тем, что одним из них всё равно, на каком языке петь. А Вам? Для Вас существенна смысловая нагрузка?
— Да, она обязательно есть, но бывают такие английские песни, в которых смысловая нагрузка прорывается сквозь язык, поэтому я не могу сказать, что я не признаю англоязычное пение. Мне сразу же вспомнилась песня Summertime. Даже если мы не будем знать текст этой песни, ничего не изменится. Текст о лете, хлопке, твой отец богат, мать прекрасна, и ты не плачь. На самом деле в этой песне бездна боли, страсти, преданой любви. По опере Гершвина «Порги и Бесс» чернокожая женщина, покинутая с ребёнком белым возлюбленным, баюкает своё дитя, а сама плачет. Всё это есть в песне. Мы можем не знать, что такое вообще Summertime, но эмоция во всей полноте доходит через песню.
— То существо, которое живёт в Вас самой, которое именуется творческим Я. Это Вы же, или это совершенно другой человек, с которым бывает порой неуютно?
— Я и творческое Я это не одно и то же. Творческое Я более космическое, более возвышенное, более непознаваемое. Я, конечно, приземлёнее, проще, у меня полно недостатков и бытовых забот. Часто я слышала от людей, что ты на сцене и ты в жизни вообще не имеете ничего общего, ты неузнаваема, невозможно даже понять, что это ты. Для меня главные моменты в жизни — когда я, земная, отмираю и чуть-чуть прикасаюсь к этому космическому и высокому. Этого хватает, чтобы всё остальное время предпринимать всяческие нечеловеческие усилия, терпеть неимоверные трудности. Только ради этого, а вовсе не ради славы или денег. Чтобы играть на гитаре — нужно, чтобы была гитара, и так далее. Это всё средства, а цель — ненадолго попасть в высокую струю.
[Звучит песня «Сделай что-нибудь»]
— Когда человек начинает сознательно заниматься своим творчеством, он себе ставит какие-то вехи. В течение года, например, я хочу сделать это; в течение десяти лет — это. У Вас есть такое разграничение?
— Есть одна большая веха. Когда я всё запишу, я смогу спокойно умереть.
— Хорошая веха такая…
— Но совершенно мне в жизни этого не меняет. Я НИЧЕГО не могу записать, не говоря обо ВСЁ.
— Наверняка есть много пиратских записей.
— Пиратские есть, но от них толку мало. Качество, сами знаете какое, пишут концерты. Правда, что музыка это информационная структура. Качество не играет никакой роли для того, кого интересует сама структура. Но всё-таки мне бы очень хотелось, чтобы это было хорошо записано, чтобы можно было слушать и в то же время отдыхать и получать удовольствие, а не только информацию.
— У вас есть какие-то сторонники, потому что я прекрасно понимаю, глядя на Вас и зная Вас не первый день, что Вы не пойдёте ни к кому просить денег. Или случается?
— Однажды было такое, что мы попросили денег, и нам их дали. Когда запись «Батакакумбы» была примерно посередине, нас подвёл партнёр, оплачивавший студию. Он просто исчез, оставив нас с долгами. Тогда мне пришлось попросить денег, чтобы завершить эту запись.
— А по собственной инициативе к Вам приходят меценаты?
— Не совсем меценаты. Есть дорогой для меня и плотный круг людей, которые стараются мне помочь, чем могут. Это гораздо дороже стоит, чем любые деньги. Мне есть, к кому обратиться по любому поводу. Если мне надо то-то, я позвоню тому-то. Один даёт мне на год пустующую квартиру, я в ней спокойно живу, когда мне негде жить, другой в больницу устраивает, если я заболела, третий помогает ещё чем-то важным. Как человек, я нуждаюсь в самых элементарных вещах, и деньги тут не помогут. Это будут грандиозные деньги, если пытаться всё это купить.
— А Москва для Вас тоже веха? Вы куда-нибудь ещё собираетесь? Или Ваше место здесь?
— Видимо, здесь. Москва не была вехой, потому что я сюда попала помимо своего желания. Так само собой получилось. В моей жизни случилось несколько моментов, которые случились сами собой. Само собой я должна была пойти в музыкальное училище, для этого мне пришлось оставить университет, в котором я хорошо училась. Я ушла после второго курса, до высшего образования оставалось три года, а в училище через четыре года у меня было бы только среднее. Впоследствии я поступила в Гнесинский институт, ещё четыре года там училась. Прошло огромное количество времени до тех пор, пока я смогла успокоить своих родителей корочкой о высшем образовании. Они были в шоке, когда я ушла из университета, потому что для них эта позиция была важна. Но я не могла сделать иначе. Точно так же с Москвой. Для меня моё место, где друзья и люди, которых я знаю, поэтому здесь, я думаю, нахожусь в середине мишени, здесь всё.
[Звучит песня «Ночь-ловушка»]
— На какой стадии находится сейчас Ваш творческий процесс? Болдинская осень или сложная весна?
— У меня хроническая затяжная весна. Начало, которое никак не перейдёт в середину.
— Вам приходится чем-то платить за возможность творческого самоизлияния?
— Наверное я уже в основном заплатила тем, что я на всех развилках выбирала музыку. Мне всегда говорили, что музыку можно потерять в любой момент. Выбирай деньги или музыка. Пошла в музыку. Семья или музыка. Пошла в музыку. И так далее. До того момента, пока выбираю музыку, это и есть моя плата.
— Если вдаться в высокие философические круги, Вам постоянно предлагается выбор — что-то или музыка. Вы ощущаете в этот момент себя искушаемым человеком?
— Для меня музыка настолько дорога, что я очень легко проскочила через это. Если бы я не пошла в музучилище, не знаю, что бы со мной было.
— Вы говорили, что когда находитесь на сцене, Вы сами себя не узнаёте. Вы даёте или берёте?
— Я больше беру. То есть даю. Я после концертов чувствую себя как выжатый лимон.
— Как потом восполняете энергию?
— Природа, сон, просто расслабление.
— При том, что в вашей жизни есть основополагающая, сколько можно жить в ощущении собственного неуюта? У меня постоянно ощущение, что Вам неуютно жить на этом свете.
— «Поэт должен быть голодным!» (смеётся). Почему Вы считаете, что поэту должно быть плохо? Ему может быть и хорошо, и он может об этом написать. Но всем нравится, когда поэт несчастный. Пусть будет так, давайте сыграем в штампы.
— Как часто Вам бывает хорошо в этой жизни?
— Часто.
— Счастливый Вы человек?
— Да.
— Какая Ваша мечта?
— Я бы хотела не только, всё записав, умереть, а чтобы творчество продолжалось. Написал песню — как ребёнка родил. Всё — приятное позади, теперь начались пелёнки, студии, репетиции. Пока песенки пишутся, я ощущаю свою нужность на земле. Удовольствие бывает в момент создания песни, а дальше уже дело техники.
— Часто ли Вам случается эксплуатировать близких своим творчеством? В Вашей жизни всё подчинено основной идее, а в жизни близких Вам людей, друзей, возлюбленных?
— Вокруг меня люди, которым нужна именно я, а не моя музыка. Это может быть странно, парадоксально, но это очень для меня дорого. Музыку мою они наверное тоже любят и понимают, тем более что самые близкие люди — это группа тех, с кем я действительно постоянно общаюсь. Конечно это завязано через музыку. Хочется, чтобы я, как обычная земная девушка Ольга была кому-то нужна.
Беседовала Нателла Болтянская
Расшифровка текста — Мария Сербинова
* Радио, специализировавшееся исключительно на бардовской песне. Сейчас оно больше не существует.