Ответы на вопросы читателей журнала «FUZZ» №1, 2009 г.
…Мне кажется, ничто не родится само, даже кошки. Люди, которые рождаются с какими-то способностями, уже поработали над этими вещами, не знаю, в какой форме.
Опубликовано в журнале FUZZ 1/2009 в сокращении.
Ольга Арефьева давала множество интервью — но вот отвечать на вопросы читателей FUZZA довелось впервые. И это занятие так её захватило, что Ольга просидела за компьютером всю ночь. Отобрала из всех вопросов самые интересные и подробно ответила, рассказав о своём прошлом и настоящем, о взаимоотношениях с мирозданием и шоу-6изнесом, а также о гречке с салатом.
Женщина не совсем в роке
— Правда ли, что у вас в детстве была мечта быть педагогом в школе для олигофренов?
Лена — Дочь Аборигена, СПб
— Нет. Но иногда мне кажется, что именно этим я и занимаюсь. Притом, один из самых тупых учеников — я сама.
— Когда вы слышите «Екатеринбург» («Свердловск»), то сразу представляете — что?
Никита Ломаев, Екатеринбург
— Екатеринбург — ничего не представляю, этот город уже без меня. А Свердловск — длинный тягучий комплекс ощущений из неприкаянной молодости, дремучего совка, мрачных серых зданий и холода. Лучше всего они описаны в прозе Ольги Славниковой. Хоть я была юна и полна сил, училась музыке и влюблялась, всё равно воспоминания какие-то муторные.
— Вы считаете себя певческим самородком?
Анна Нестеренко, Москва
— Мне кажется, ничто не родится само, даже кошки. Люди, которые рождаются с какими-то способностями, уже поработали над этими вещами, не знаю, в какой форме. Сложные виды искусства — результат длинного процесса развития. Это моё субъективное мнение, жизнь, как мне видится, начинается не с рождения и смертью не кончается. Ну и плюс, обладание способностями — это задание их развивать. Я училась в свердловском музыкальном училище и потом в Гнесинском институте в Москве. Но правильно говорится, что учеба — это только подготовка. Настоящее обучение происходит в течение жизни.
— Что ещё необходимо артисту (певцу, поэту), помимо таланта, чтобы полностью реализовать свой потенциал?
Антон Чигирев, Москва
— Здоровье, в том числе душевное. Уверенность в своём предназначении, немного удачи и большое трудолюбие. Самоирония и прочие мягкие лекарства от гордыни и чувства собственной важности. Близкие люди, которые поддерживают. Присутствие вокруг или вообще на Земле хоть кого-то, кто понимает твоё искусство. Всё остальное жизнь неминуемо выдаёт по полной — любовь, зависть, помощь, подлость, материальные и моральные развилки, на которых надо суметь сделать верный выбор.
— Вы распеваетесь перед концертами?
Светлана «Mute», Орехово-Зуево Московской обл.
— Обычно концерту предшествует длительная настройка, вот заодно и распеваюсь. А лё-лё-лё, ми-мэ-ма — нет. Хотя, может, и стоило бы.
— Как вы считаете, почему так мало женщин в роке?
Анна Марьян, Кировск Мурманской обл.
— Ну что такое «рок» осталось определить. У нас в университете на физфаке была поговорка «женщина-физик — либо не физик, либо не женщина». По-моему тут юмор ситуации похож: если название стиля идёт раньше личности — тогда и вспомнить некого, какое-то сплошное общее место в шипах и чёрной коже. А все настоящие женщины в роке — так они не совсем в роке. Они просто хорошие авторы, певицы, поэты, актрисы, а стиль — дело десятое. Вообще, женщин — поющих поэтов, выступающих с группой, — не так мало.
— Расскажите, пожалуйста, поподробнее о вашем дебюте на «Юрмале-87».
Олег Гальченко, Петрозаводск
— Это довольно муторная история. Я была юной, наивной, и надеялась на какую-то правду. Тогда я впервые столкнулась с мурлом масс-культуры, цензуры и официальной лжи. Конкурсы на местах состояли в том, что их проводили местные телевидения, а материалы отсылали в Москву. Из свердловских участников в итоге московские редакторы выбрали именно меня. И когда я начала с ними общаться по междугороднему телефону, мне начали аккуратно но с железобетонной настойчивостью навязывать свои правила игры. Надо было выбрать что петь, но они не хотели серьёзных песен, и вообще песен хоть с каким-либо смыслом. Я как Дон Кихот бросалась на мельницу, а мне повторяли разными словами одно и то же «нет» и объясняли его какими-то бесконечными «но». В итоге меня это страшно измотало, да и редакторов, как я понимаю, не меньше. Затяжной-затяжной дурной сон с непрерывным спором. Мой педагог меня поддерживал, спасибо ему. В итоге получился компромисс — одну песню я пою какую хочу — под рояль была очень красивая песня Александра Пантыкина из группы Урфин Джюс, одну — которую хотели они, своего протеже-композитора. В гала-концерт победителей они, конечно, взяли «свою» — тря-ля-ля ни о чём. А после конкурса от нервной перегрузки я на некоторое время потеряла голос, потом попала в больницу с воспалением лёгких. И времена-то ещё внешне были относительно приличные — тогда ещё не было принято, как сейчас, открыто совать проплаченных победителей и не скрывать свои коммерческие и идеологические цели. Конкурс был настоящий, оркестр настоящий, выступления были живые, эфир прямой всесоюзный (можете сейчас такое представить?), а участников и вправду собирали изо всех краёв и республик. Всё подавалось под видом культуры. Но внутри смысл был тот же, велась жёсткая обработка — это нельзя, то нельзя, нужно попроще и повеселее. Зато родители были очень рады за меня — шутка ли, лауреат всесоюзного конкурса, их дочку центральное телевидение показывает. Они до конца так и не поняли эту веселую систему. Родственники до сих пор передают мне через родителей: «Ну почему она не споёт ХОРОШУЮ песню, чтобы её по ТЕЛЕВИЗОРУ показывали?!»
— Олюшка, почему же ты открещиваешься от того, что начинала в рок-кабаре Алексея Дидурова?
Кирилл Архипов, Москва
— Я не открещиваюсь вовсе, откуда слухи? Другое дело, что уточнить стоило бы: я не совсем в рок-кабаре начинала. Я приехала из Свердловска уже сложившейся певицей и готовым автором. И была выпускницей музыкального училища им. Чайковского, солисткой группы свердловского рок-клуба, плюс, как обсуждалось выше, лауреатом конкурса в Юрмале. У меня уже были собственные песни — наивные, красивые, некоторые до сих пор пою — вроде «Осени», некоторые вроде «Поколения на коленях» — остались в тех временах. Переехав в Москву в 90-92 годах я выступала где могла, и, конечно вышла на рок-кабаре. Лёша Дидуров — неотразимый человек с искристыми глазами, романтик, борец. Он создал такой «лягушатник» для начинающих гениев, и это настоящий подвиг был с его стороны. Поддерживал словом и делом, давал первую литературную и человеческую оценку, выводил хоть на маленькую, но сцену. Многие потом стали известными. Для существования этого всего надо было беспрерывно сражаться с властями за выживание своего детища, находить помещение, аппаратуру, привлекать помощников, которые будут за спасибо делать звук и администрировать происходящее. При этом Лёше свойственно было всё поэтически утрировать — если приезжий андеграундный поэт — так обязательно гонимый гений, если хоть несколько раз выступал в рок-кабаре — так значит, вырос исключительно благодаря этому. Зная его характер, стоит делать скидку на темперамент. И сейчас продолжателям его дела не стоит создавать таких вот ложных моделей реальности по типу «друзья-враги», «начинала-открещивается» и т.д. Понимаю, что некоторая ревнивость возникает к тем, кто оперился и улетел, но это естественный процесс, надо только радоваться. У меня тёплая память о Лёше, как о живом горячем творческом человеке, и ко мне он тоже хорошо относился, я это точно знаю. Всё, что он сделал для людей, и его собственное талантливое творчество на небесах зачтётся, царствие ему небесное.
— Почему на радио можно услышать лишь несколько не очень новых песен? Есть у вас еще композиции, имеющие возможность попасть в ротацию «Нашего Радио»?
Женька, Москва
— Сейчас уже и эти несколько композиций там нельзя услышать. Я имела нахальство и неосторожность высказать в своем ЖЖ что я думаю о «формате» и зомбирующей эфирной политике «Нашего» и радио вообще. Это неожиданно попало в болевую точку и имело огромный резонанс. Всех тоже, как оказалось, достало бесконечное повторение в эфире одного и того же. Было много шума, меня поддержали сотнями комментов. Сотрудники радио разобиделись и с тех пор мои песни больше не крутят.
— А как вы попали на «Наше Радио»? И сколько там эфир стоит? Только не гоните, что не платили.
Super-Кобзон, Выборг
— Мы никогда не платили и не платим за эфиры. Я вообще считаю, что в цивилизованном мире должны музыканту платить за его творчество, а не наоборот.
У нас в 95 году некоторое время был контракт с лейблом «Райс-мьюзик», не знаю, существует ли эта фирма сейчас. Они издали наш готовый, записанный без них альбом «Батакакумба», на который мы буквально наскребали деньги у разных добрых людей. По контракту они должны были продюсировать наши дальнейшие альбомы и организовывать концертную деятельность, а мы не имели права без них ничего делать. Ужас был в том, что взять-то они нас — взяли, но не стали почти ничего делать для проекта, положили его под сукно. И мы стали гнить в некоем безвременье — телефонных звонках, бессмысленных посещениях их офиса, ожиданиях. Потом через несколько лет этот контракт удалось расторгнуть.
Так вот, единственное ценное, что тогда для нас всё же сделал этот лейбл — отнес «Батакакумбу» на радио. Если бы мы пришли с улицы — не знаю, записи взяли бы или нет. Кстати, может, и взяли бы, тогда всё было проще. И вот с тех пор мои песни прижились в эфире. Конечно, через некоторое время мне стало очевидно, что в этом прокрустовом ложе несколько тесно. Как бы хороша ни была вчерашняя песня, музыкант всегда сегодняшнюю любит чуть больше. Всегда хочется, чтобы тебя понимали здесь и сейчас, но эхо приходит с большим опозданием. Паровоз уехал, а вагоны ещё едут.
— Можно ли, по вашему мнению, набрать из фонотеки «Нашего Радио» 15 песен, которые нравились бы вам и вашим поклонникам?
Дмитрий Сляднев, Москва
— Я честно пыталась это сделать во время памятной истории с «Нашим радио». Мне удалось с большим трудом и не полностью. Даже у тех авторов, которых я люблю, и их крутят, есть совсем другие песни, скажем, у БГ. Но берут «повеселее и попроще». Думаю, радио само проигрывает от того, что не держит хотя бы часовой авторской передачи с другой музыкой. По-моему, на бесконечное повторение проплаченных хитов поддаются только совсем неопытные и несамостоятельные люди. Живых и думающих слушателей радио катастрофически теряет. А на выходе мы имеем эстетику молодёжи целой страны — пиво, плюс мат, плюс психология потребителя, приправленная якобы свободой, которая выражается в том, чтобы пописать у ларька, разрисовать пьяное лицо на фестивале за железной решёткой, и орать на улице когда футбольная команда победила. Это не свобода, а стадное поведение. Замечу, что в других странах, где я побывала, не ходят по улице с бутылками и не стоят с выпивкой у ларьков. А у нас в стране с этим какая-то катастрофа, и она очень заметна глазу. Уже никого не шокирует, когда идёт юная парочка и обнимается руками, в которых зажато по бутылке.
— Вы замужем?
Андрей Гаврилов, Щелково Московской обл.
— «Не замужем, но это не намёк!»
Извините, одностишие получилось.
Как раз только что моя книжка «Одностишийа» вышла.
— Почему ты не рожаешь? Твоё отношение к аборту?
Люсьен Савьен, Ульяновск
— Хотя к детям отношусь очень хорошо, я абсолютно не стремлюсь к чадоплодию. Вообще, ваш первый вопрос не очень корректен. У разных женщин разные причины бездетности: кто хочет, но не может иметь детей, кто не может и не хочет, кто предохраняется, кто ведёт целомудренный образ жизни и детям взяться просто неоткуда. И докладывать что-то или оправдываться здесь никто не должен.
Надо помнить, что родители дают ребёнку только тело и воспитание. Душа бессмертна и приходит извне. И если эти конкретные родители не станут зачинать ребёнка, он будет искать и найдёт других подходящих родителей. Да, вместо псковитянина он может оказаться негром или китайцем, но у родителей с подобным же характером и уровнем развития.
А вот аборт наносит уже направившейся на Землю душе тяжёлую травму, потом душа будет долго выбаливать её. И на обоих родителях остаётся вина. И когда, наконец, отвергнутая душа родится где-то в другом месте — она может вырасти в человека болезненно ранимого, агрессивного, обиженного на весь мир, что мы часто и наблюдаем. Поэтому о будущем человечке надо головой думать ДО, а не ПОСЛЕ, не когда жареный петух клюнул. Но тут можно только убеждать и разъяснять. И нет простого варианта волевого правительственного решения, который мигом бы привёл ко всеобщему благоденствию. Невозможно силой заставить человека уважать самого себя и любить своих детей, если его самого не любили и не уважали с детства. Возникает дурная преемственность. Я думаю, надо лучше заботиться о тех людях, которые уже есть, улучшать обстановку в стране и мире, тогда нормальные люди сами захотят продолжать свой род.
— Кем будете в следующей жизни?
Эльвира Ситдикова, Уфа
— Ну, это если ещё будет куда приземляться со следующим телом — при нашем-то отношении к Земле. Может вообще придётся рождаться на планете драконов или разумных деревьев. Но если всё-таки Земля останется, то я хотела бы стать танцовщицей. Или кинорежиссёром. Или дервишем-бродягой и уже искать выход из этого вращающегося мира.
— Нет ли планов попробовать себя в кинематографе? Пожалуй, это единственное не задействованное вами искусство.
Тарас Симанив, Москва
— Нет, остались ещё живопись и архитектура.
Если Альмодовар пригласит меня на роль в новый фильм, я не буду долго ломаться. Но так как пока не пригласил, планов, как таковых, у меня нет. Разве что сама иногда камеру в руки беру.
— А вы себя Орландиной ощущаете?
Сергей Щелкунов, Лодейное Поле Ленинградской обл.
— Если напрягу воображение. Но вообще у меня мало общего с этой героиней. Хотя… в любой женщине, пожалуй, есть тёмная сторона, она-то и придает ей определённый драйв и многомерность. И, пожалуй, моя тёмная сторона резонирует с образом из песни.
— Будет ли ещё прозаическая книга?
Алексей, СПб
— Это мысль: «Ефросинья-2», «Ефросинья возвращается», «Ефросинья 20 лет спустя».
Если серьёзно, то мне нравится не столько сюжет, сколько игра: речью, красками, движениями. Хотя играть, наверное, можно бесконечно, но хочется менять игры. Если что-то принципиально новое придумается, то мне будет интересно это сделать, а пока — всё и так отлично состоялось.
— Если бы в ваших руках оказалась волшебная палочка, какое бы первое желание вы загадали? А может быть, поступили бы иначе?
Ирина Воронова, Бакал Челябинской обл.
— Боюсь, что палочка ничего важного в принципе не сделает. В лучшем случае она наколдует вещь — так вещь можно и так купить или сделать. Событие? Его тоже можно создать, если сильно захотеть. А вот духовно развиться или спасти нашу планету от нас самих — ну никто не сможет. Невозможно перескочить через этапы — это всё равно, что книга без середины, с вырванными страницами. Смысл этого мира в том, чтобы он состоялся, а мы получили опыт.
— Поделитесь, пожалуйста, рецептом какого-нибудь вегетарианского блюда — чтоб доступно и вкусно!
Андрей «Angry» Грибанов, г. Жодино Минской обл.
— Я часто питаюсь гречкой с салатом, это самая лучшая еда. Гречку надо покупать непрокалённую, она более светлого цвета. Её можно готовить даже без плиты: залить в термосе на 30-40 мин кипятком, соотношение 1 часть крупы к 2-3 частям воды. Или не в термосе, а в кастрюльке, а потом замотать полотенцем.
В готовое блюдо добавить растительное масло, зелень, специи. Отдельно сделать салат из любых свежих овощей. Есть сразу же, перестаивать этим блюдам нельзя.
— Как вы докатились до такой жизни?
Роман Груздев, Дзержинск Нижегородской обл.
— Колобком.
— Вы всегда такая кайфовая?
Алексей Трайнин, п. Саркел Ростовский обл.
— Ну со мной далеко не всегда весело и приятно общаться. Зато не соскучишься…