Программа «Воздух» на «Нашем радио». 29 октября 2005 г.

…поддерживает очень много народу, скажу честно. И я этим беззастенчиво пользуюсь, потому что мне кажется, что в ответ я тоже чего-то даю. По-крайней мере, со мной не соскучишься.

Ведущий Андрей Клюкин

— Небывало красивая осень у нас сейчас в Москве, надеюсь, что в ваших городах происходит то же самое. У нас светит солнце, жёлтая листва, хорошее настроение. Надеюсь, что это настроение сегодня не покинет и вас, во всяком случае, в ближайший час: коллектив светлый, чистый, стремящийся к… ну, наверное, действительно к свету, извините за тавтологию. Сегодня в гостях у нас Ольга Арефьева и «Ковчег», выступления которых вы могли видеть либо вчера в ЦДХ, либо, надеюсь, посетив фестиваль «Нашествие». У меня у самого не получилось это посмотреть, потому что всё-таки три сцены — не удалось пометаться. Зато после того, как я послушал запись, а запись получилась здоровская, я понял, что я очень хочу пригласить этих музыкантов снова к нам в студию, в студию программы «Воздух», и сегодня это свершилось, Ольга Арефьева и группа «Ковчег» у нас в программе «Воздух» — встречайте!

— Ура! Привет.

[Исполняется песня «Себя из меня»]

— Спасибо, что нашли время посетить нашу студию. Сейчас, слушая Вашу музыку, понимаю, насколько она здорово вписывается, во всяком случае, в наш сегодняшний день, и в то, что происходит за окном. Здесь окон не видно, но…

— Погода сегодня просто супер.

— Да. Очень красиво.

— Снег и листья. И солнце.

— Давайте уже сразу поговорим о музыке.

— А не о погоде?

— А о погоде я бы с удовольствием поговорил тоже, но всё-таки тогда надо было бы пригласить кого-нибудь из гидрометеоцентра сюда к нам в программу.

— Тут недавно анекдот читала: «Я вчера Бога видел. Под ним Земля, континенты, моря. А он такой в чёрном костюмчике погоду читает…»

— Хорошо… (смеются) Совсем недавно, позавчера читал отчёты, мы как радиостанция, проводим разные социологические исследования, чтобы, собственно говоря, узнавать, чем живут наши слушатели, или чем живут все люди, которые не слушают «Наше радио», это обычная такая рутинная вещь. Но вот что показалось мне интересным: некоторое количество респондентов, их не так много, в своих отчётах написали, о том, что, в принципе, слушать живую музыку — гитарную, рок-н-рольную — это уже давно не модно и это довольно серьёзно вышло из моды. Мода сменилась, и человек с гитарой, в общем, не вдохновляет некоторых радиослушателей.

— Я тоже ненавижу песни под гитару. Я присоединяюсь.

— Так вот, говоря о музыкальной моде. Что, на Ваш взгляд, музыкально модные вещи? Что такое модная музыка?

— Я не в курсе, вот, правда, я даже «Наше радио» не слушаю и телевизор не смотрю, поэтому я очень сильно отстала. И журналы не читаю. Только, если там печатают мои статьи, то я тогда читаю эти статьи. Потом.

— Вы погружены в себя.

— Нет, почему? Я погружена в мир: я так много всего интересного вижу, но вот именно за модой я следить не успеваю. Потому что мода это что-то такое эфемерное и при этом очень странное. Я не всегда понимаю, откуда что берётся и почему толпы людей делают это и это, мне кажется, что кто-то ими манипулирует. А когда у человека есть своё мнение, ему достаточно, что оно у него есть, что вот, мне лично нравится то-то и то-то. Я так очень себя хорошо чувствую!

— А я, честно говоря, не хотел получить сейчас анализ модных веяний от Вас, я бы хотел как раз наоборот получить, что, на Ваш взгляд, есть актуальная музыка. Что, на Ваш взгляд, та музыка, которую бы Вы с удовольствием слушали, которая для вас актуальна.

— Для меня?

— Да, модно и актуально это, по-моему, одно и то же.

— Нет, это совершенно не одно и то же. И если мне что-то нравится, я даже боюсь об этом говорить, потому что вполне возможно, что это совсем не то, что интересно всем. Вот то, что интересно всем, я уже давно поняла — мимо меня летит, что-то со мной случилось: Мне не интересны песни под гитару, мне не интересны песни под рок-группу. Кроме своих. Вот мы сейчас тут репетировали, мы с таким удовольствием всё сыграли, мне прямо-таки было приятно: блин, какая мы хорошая группа, какие мы хорошие играем песни. Но вот, честно говоря, из мира очень мало поступает того, что мне бы нравилось, Притом, что меня очень легко удивить и обрадовать, очень. Но это что-то должно быть такое настоященькое, такое искреннее, и вообще не важно — что это — зелёные или жёлтые листья или это какая-то песенка, это может быть какой-то скрип или… там… пила записанная. Ну, я слушаю сейчас, в основном, либо народные песни, либо шумы какие-то, скрипы, какой-то такой авангард. Разве это модно? Это вообще не модно.

— Ну, речь сейчас идёт скорее о Вашей оценке, а я-то как раз думал, что, задавая этот вопрос, я получу ответ, что модно — это то, что может обрадовать и то, что искренне сыграно. И вряд ли это вписывается в понятие «человек с гитарой» или «человек с вертушками».

— А на самом деле всё равно: у человека с гитарой может быть… я так проехалась, что с гитарой, ну просто потому это вот уже… много слишком именно в этой области такого лягыгыля… Мы живём, и всё делается из наших простых материальных вещей. И все чудеса — они описываются так, что вот… пришёл человек, но всё равно он пришёл ножками по Земле.

— По Вашему ощущению как вписывается в понятие модности и актуальности творчество ваших групп и Ваше? Насколько Вы чувствуете, что Вы сейчас реально делаете то, что сейчас нужно делать. Актуальность группы?

— Ну, относительно себя я абсолютно не сомневаюсь, Потому что для меня вопрос внутренней честности с самой собой всегда стоит на главном месте. И если мы сейчас что-то делаем, то будьте уверены, что мы 10 раз себя спросили: нравится нам это? Правда, в кайф? Правда, всё на самом деле? Ну, не знаю, может кто-то тут среди музыкантов что-то другое думает. Я не знаю.

— Так, господа музыканты, которые сейчас считают, что занимаются нечестным творчеством, неискренним, можете, пожалуйста, положить инструменты на пол и выходите.

— Выходите!

— А сегодня здесь остаются искренние люди.

— Но существует понятие мира. Дело в том, что мы и мир. А что там делает мир, что он думает? Что ему нравится? Да мы же не знаем!

— Ольга, Вы работаете с кристально чистыми людьми: никто не положил инструментов. Или наоборот. Очень скрытные! Сегодня в гостях у нас Арефьева и «Ковчег», вы можете присоединяться к нашему разговору. В конце программы прочитаем наиболее интересные вопросы, и вы можете смотреть всё, что происходит в нашей студии. Сегодня у нас в студии красивые инструменты, красивые люди и красивая музыка.

— И красивая девушка с камерой.

— Это Настя Лобанова. Давайте помашем рукой.

— Направь на себя, и тебя увидят.

— Хорошо. Давайте перейдём от слов к музыке.

— Давайте, а что мы играем-то? А, мы играем песню под названием «Многоликая».

[Исполняется песня «Многоликая»]

— Сразу после небольшого коммерческого перерыва мы поговорим о приятностях и неприятностях для Ольги Арефьевой, и также она, возможна, если мы хорошенько попросим, научит нас петь, оставайтесь с нами! Через полторы минуты мы вернёмся в эту студию, вы слушаете программу «Воздух» на «Нашем радио».

(реклама)

— Вы знаете, последняя композиция, которую Вы сейчас исполнили, она такая не рок-концертная, она очень воздушная и почему-то немножко мультипликационная, как мне показалось. Есть ли у Вас какие-то предложения или, возможно, есть ли у Вас какое-то желание поработать с мультипликацией или в кинематографе, писать музыку не для концертов, а для какого-то иного вида искусства.

— Я, кстати, с удовольствием бы, но, с другой стороны, скажем, для сериала я бы не хотела писать. А вот, если бы, например, Миядзаки меня пригласил, мультипликатор великий японский, или кто-то не хуже чем он, я была бы очень рада.

— Мне, кажется, вот, «не хуже чем он», а дальше, в принципе…

— …никого и нет!

— Если бы меня Миядзаки пригласил просто ноги ему целовать, я бы тоже поехал бы. Наверное.

— Нет-нет, я бы может быть, и не поехала бы. Я просто кино хочу ещё какое-нибудь новое его.

— Совсем же недавно вышел, относительно недавно «Летучий замок».

— Вот-вот, хочу.

— А вы ещё не посмотрели?

— А у меня ещё нету, представляете? (смеются)

— Наверное, лучше в кинотеатре, не знаю. Хотя… Думаю, что Вы ждёте выхода DVD… Миядзаки лучше смотреть на большом экране. Всё-таки, уж очень красивые панорамные съёмки. Съёмки в мультипликации — странное слово, но по-другому нельзя назвать.

— Ля-ля-ля…

— Давайте, вот что поговорим. Хочется поговорить… такая вот воздушная песня, а вот есть ли какие-нибудь трудности для Ольги Арефьевой и что такое трудность для Вас? Вот с чем Вам сложнее всего? Что Вам сложнее всего дается?

— Ни с чем, а с кем — с самой собой. Труднее всего.

— Как Вы себе досаждаете…

— Ужасно. И окружающим я тоже ужасно досаждаю. Им тоже со мной, по-моему, очень трудно. Вот, все качают головой! Всё остальное как-то более-менее.

— А что значит — сложно окружающим? Вы неприятный человек? Вот мы с Вами второй раз общаемся в программе и вроде бы все мило.

— Я очень приятная, меня все любят. Очень сильно. И поэтому прощают мне, что я на всю голову прибабахнутая.

— А в чем эта прибабахнутость выражается?

— Ну, спросите у них.

— Музыканты, пожалуйста, вот, кому есть сказать, чем прибабахнута Ольга, подойдите к микрофону.

Пётр Акимов: — Э, нет.

— «Нет»,- сказал Петя. Мы с ним играем уже 12 лет или 15, и всё ещё друг друга любим, всё ещё терпим прибабахи друг друга.

— Я так понимаю, что музыканты — это Ваша поддержка какая-то, т.е. это люди, которые часть жизни проводят с вами, которые поддерживают Ваши начинания, у Вас же.

— Да.

— Во-первых, есть ли другие помощники в жизни, на которых, в принципе, такая хрупкая девушка, но с амбициями, может положиться? И кто эти люди? По Вашему ощущению: без поддержки таких людей могло бы что-нибудь получиться?

— Есть. Я думаю, получилось бы без поддержки. Например, не этих, а каких-то других таких же — то есть с их поддержкой. По-любому, если есть, что поддерживать, то найдется, кому поддерживать и зачем, да? А так… поддерживает очень много народу, скажу честно. И я этим беззастенчиво пользуюсь, потому что мне кажется, что в ответ я тоже чего-то даю. По-крайней мере, со мной не соскучишься.

— Вы довольно критично к себе относитесь… Могли бы такой… ну… топ-файф или хотя бы первую тройку своих неприятных черт, чем Вы досаждаете людям, потому что если уж Вы сами говорите, что вы неприятный иногда бываете человек…

— Нет, я очень приятная, просто я сумасшедшая.

— Ну, как Вы это…?

— Ну, я взбалмошная, я даже периодически истеричная, я очень заносчивая, самолюбивая, длинноногая, злопамятная и другие слова с двумя корнями.

— Злопамятная? Это, наверное, самый страшный грех?

— Злая и память у меня хорошая. Это ужасно всех достаёт.

— А есть ли у Вас в группе люди, на которых вы затаили…?

— Нет-нет! Вот с этим можно не беспокоиться — у меня что на уме, то и на языке, поэтому, тут, по крайней мере, все игры в открытую, и вот таких каких-то глубоких проблем тайных у нас, к счастью, нет. А есть много мелких внешних, и это даже где-то приятно, потому что происходит бурная жизнь… настоящая самая.

— Внутри группы, как я понимаю, у вас сложился какой-то микроклимат. Всегда чуть-чуть краем глаза, краем мозга, общаясь с музыкантами «Ковчега», ну, это может на фестивале произойти или в курилке пересечься, я понимаю, что это мягкие добрые люди.

— Настоящие мужчины, начнём с того.

— Да, настоящие мужчины, но есть ещё внешний мир. Вот, например, магазин или налоговая инспекция, контролёры. Вот как Вы во внешнем мире уживаетесь?

— Вот у нас Лена есть, девочка, которая мне очень помогает. «Где покупают коньяк?» — я у неё спросила. Она говорит: «В магазине». Я говорю: «Надо сходить», она говорит: «Смотри не заблудись, ты когда была в последний раз в магазине?» Ну да, все меня считают совершенно неприспособленной. Тем не менее, существует такая вещь, как контролируемая глупость, и если надо, то я могу пойти куда-то там и подписать какие-то бумаги, что-то там сделать.

— То есть, Вы сознательно расслабленный человек? Т.е. Вы понимаете, что, в принципе, женщина должна ходить в магазин, женщина должна делать то-то и то-то, но Вы это не делаете.

— Знаете, был такой Ра-Хари, к сожалению, утонул, такой классный мудрец молодой, говорил: «Настоящий гуру всегда умеет сделать так, чтобы бардак в его обители убирал кто-то другой». А ещё он говорил: «Йога — это когда тебе приятно в какой-то позе. Лучшая поза — лёжа».

— У Вас дома бардак или кто-то убирает?

— Секрет. «У меня не все дома, да и дома-то нет» — мы только что вам песню спели и всё там честно рассказали. Про себя. Про меня.

— Хорошо, давайте от разговора перейдём к музыке.

— Давайте, хорошая очень песня, называется «Модерн-Данс».

[Исполняется песня «Модерн-Данс»]

— Вы можете смотреть всё, что у нас происходит в студии, заходите на сайт, там есть ссылка, по которой можно смотреть всё, что происходит в студии, могу сказать сейчас для тех, кто находится в машине или дома, но не с включённым Интернетом, в студии очень интересно. Я бы хотел, Ольга, чтобы вы представили своего перкуссиониста. Ну, я поясню: перкуссионист — это музыкант, который гремит, звенит…

— Его зовут Миша Смирнов.

— Михаил, здравствуйте! У вас тут стоит микрофончик, я бы хотел у вас поинтересоваться: Вы в последней композиции взяли какой-то такой механизм в руку… Настя, Вы не могли бы подойти и снять вот этот инструмент? Что это было? Как это называется и насколько это авторский инструмент?

МС: — Это Ольгин инструмент.

— Ага.

МС: — Это такой заветный её инструмент и называется он калимба. Это африканская, да, традиция?

— Делают из тыквы, из панциря черепахи.

МС: — Звук знакомый всем, в общем-то.

— Африканское переносное ручное фортепиано.

МС: — Стальные такие пластиночки на основе кокосового ореха.

— А бывают ещё и из черепахи? Вот этот — из ореха.

— Из черепа Хи

МС: — Из черепа, да, черепахи.

— …Хи

— А вот Вы не могли что-нибудь сыграть на нём? Какую-нибудь тему.

Миша Смирнов играет

— А вообще, сколько у вас инструментов в арсенале?

МС: — Ну, какое-то количество мелких и меньшее количество больших.

— В общем, одного купе Мише не хватает, когда мы едем на гастроли.

— Михаил, вот я знаю, есть школы гитарные, т.е. можно пойти в джаз-колледж, научиться играть на гитаре…

— А вы в курсе, что Мишин папа Иван Смирнов — знаменитый гитарист?

— Нет, не в курсе, сейчас уже в курсе, равно, как 200 городов России. Все мы сейчас в курсе. Вот, можно научиться петь, об этом мы поговорим обязательно, а вот на этих всех странных прибабахнутых инструментах, где играть учат?

— Где прибабахивать учат?

— Вряд ли есть какая-то школа, где лежат эти останки черепахи с этими штырьками и т.д.

МС: — Нет, школ достаточно, но я вот, к своему стыду или наоборот, школами меньше всего интересуюсь, потому что там, как и в любых музыкальных школах, учат стандартам определённым. А я беру те инструменты, которые я чувствую и с которыми я могу сам свободно общаться.

— Он сказал: «Мы академиев не кончали», он закончил Пажеский корпус, он просто пианист.

— Ольга, Вы так сказали «он просто пианист», сын кухарки.

— Он получил классическое образование по фортепиано, и поэтому он говорит: «Я тут не умею», «я этому не учился». У нас с Мишей замечательное взаимопонимание именно потому, что в акустическом «Ковчеге», все не ниже, чем с консерваторией, даже если они играют на панцире черепахи.

— Я ещё заметил: у вас там связка ключей, Вы сами сделали этот инструмент?

МС: — О моём тёмном прошлом не будем говорить, а это — то, что от него осталось. Достаточное количество. Но, в основном, от шкафов.

— Т.е. вы сами выбрали какие-то ключи и сделали из них вот такую связку?

МС: — Ну, они все, в общем-то, одного плана.

— Они рабочие в прошлом?

МС: — Они и сейчас рабочие. Иногда я их беру с собой…

— …на работу (смеются)

МС: — Не только звенеть, но и открывать что-нибудь.

— Давайте поговорим об обучении. Сразу две вещи. Совсем недавно, вчера, вчера я прочитал Вашу статью, которая была опубликована в журнале FUZZ.

— Которая совсем только что опубликована и сама я ещё не видела этот FUZZ.

— А я уже видел, я более осведомлён о Ваших делах.

— Вот так. Как Вы здорово: и Миядзаки он смотрел и FUZZ он читал.

— А сюда, знаете, на «Наше радио» тоже не берут всех подряд. Вот как у вас, не меньше, чем с консерваторией, так и у нас свои правила небольшие! Так вот. Там Вы отвечали читателю, собственно говоря… Там мальчик жаловался, что у него есть группа, но у него сейчас нет дома, ему приходится в сырости спать, и Вы советовали ему как сохранить голос. И, в дальнейшем, Вы так увлеклись вообще вот этим, что я насчитал в порядке 100 советов, как сохранить голос. Начиная с того, что не есть семечек, заканчивая полной гармонией с самим собой, и только тогда голос откроется. Поза льва, 50 грамм коньяка… То есть, очень много рецептов, очень много. Мне интересно, насколько Вы сами придерживаетесь этих рецептов и действительно ли они рабочие и действительно ли Вы считаете, что без них голосу будет плохо?

— Ну, в каждой избушке свои погремушки, и у вокалистов есть какие-то свои сакральные тайны. Если ты этим занимаешься всю жизнь, то ты набираешься информации мелкой, и я написала то, что есть на самом деле. Это не то, что я там что-то сочинила. И, может быть, я даже не всё знаю. Те, кто поёт, они вам то же самое расскажут, ещё и своё добавят, чем надо укутывать. Самое главное, что там написано, это то, что голос — это гармония психики и физики. И если с физикой проблемы или с психикой, голосу тяжело. Надо и с тем и с тем разбираться. И это, в первую очередь, да, действительно, нормальные взаимоотношения с самим собой.

— О каком голосе идёт речь?

— О любом.

— Вот, например, Джанис Джоплин. Или Том Вейтс. Насколько они гармоничны и как Вы думаете, действительно ли они становились в позу льва?

— Нет, в неё садятся. Поза льва — это высунуть язык до самого предела, напрягается горло от этого и потом оно очень хорошо расслабляется, кровь приливает.

— Вы это делаете перед концертом?

— Я очень ленивая, это так надо напрягаться сильно. Но когда я чувствую, что горло заболевает, я могу это сделать, чтобы не заболело.

— А Вы можете показать, как Вы это делаете или это слишком интимно?

— Надо ещё глаза на нос косить вот так (показывает).

— Настя!!! Возьмите, пожалуйста, камеру!!!

— Нет-нет, всё. Один раз. Дальше уже за отдельный гонорар. Шучу. Вы вот про Джанис Джоплин у меня спросили и Тома Вейтса. Можно сказать, просто попали в точку: более гармоничных голосов и более гармоничных людей я даже, можно сказать, не знаю. Просто гармоничнее люди бывают всякие. Бывает чистая натура, такая звонкая, прозрачная, а бывает богатая. Они — классные люди и они очень себя любят. Нужно уметь любить себя, для того, чтобы хорошо петь. А что-то Вы такое про них сказали?

— А я просто сказал о том, что насколько это гармонично и насколько, например… Вот в этой статье Вы писали о том, что…

— О манере я писала.

— И о манере тоже. И о том, как за ним следить. И у меня было такое ощущение, что ни Джанис Джоплин, ни Том Уэйтс, ни Джим Моррисон в жизни всего этого не делали. Хотя, может быть, я ошибаюсь.

— Существует такое понятие, как здоровье. Что у человека бывает здоровье быка. Просто от природы. И я знаю таких людей. И они даже не ценят, может быть, что им голос дан. А бывают певцы, которые прям вынуждены на цыпочках ходить всю жизнь, и там не дышать, и в холодильник только в шарфе заглядывать, и мороженое не есть. Я вот ем мороженое спокойно. И ещё много чего. Но нельзя недосыпать…

— Какое любите мороженое?

— Какое?… Пломбир. С шоколадной крошкой.

— Поливаете чем-нибудь?

— Нет, нет. Так, ложкой весь брикет. Пальцем, кстати, люблю мороженое есть. Вот, ладно. Мы такие серьёзные, на такие серьёзки сели…

— А говорим о мороженом. Строим рожу в камеру. Не очень серьёзно. Мне кажется, что Вы серьёзнее, чем всё, что здесь происходит. Вам уютно, вообще, в студии? Потому что мне кажется, у Вас немного напряжённый взгляд. Как будто чуть-чуть опасаетесь какого-то подвоха. Его не будет.

— Не будет…

— Не будет.

— Главное, что я его не опасаюсь. Просто, я сама такая, я Вам говорила. Я такая, немножко дёрганная. У меня конституция такая, Российской Федерации. «Ветер» называется.

— А есть у Вас какие-то моменты, когда Вы полностью расслабляетесь, когда Вам абсолютно хорошо?

— Ну, это очень часто, очень. Почти всегда. Но не всегда.

— Вы в этот момент улыбаетесь или всё равно немножко настороженно смотрите?

— В этот момент раздаётся лёгкий храп.

— Давайте сегодня не будем доводить дело до этого, у нас в студии группа «Ковчег» Ольга Арефьева, и мы переходим от наших слов к Вашей музыке.

— Давайте, мы споём длинную печальную песню под названием «Оборотень».

[Исполняется песня «Оборотень»]

[Исполняется песня «Анжела»]

— Если бы меня сейчас слышал кто-нибудь из режиссёров, снимающих новое отечественное кино, то вы, ребята, прощёлкиваете, если не вставляете свою музыку в эти фильмы. Она вполне бы могла украсить титры фильма «Амели» на наш российский лад, и было бы, наверное, красиво и здорово. Хотелось бы вот ещё поговорить, всё равно мы не уйдём сегодня от темы голоса, видел объявление, сейчас мы его прочитаем…

— Продаётся…

— 5 и 6 ноября состоится двухдневный семинар Ольги Арефьевой, суббота, воскресенье, тема занятий «Тело и движение, голос, речь и импровизация». Т.е., Вы стали преподавать?

— Да, в клубе «Инби», Вы даже не досказали. Самое главное — где.

— Хорошо.

— Даже есть телефон, но вы можете у нас на сайте узнать и мы, можно сказать, всех приглашаем.

— Так вот, собственно говоря, мне интересно — как давно Вы практикуете преподавание и насколько Вам это легко или сложно даётся. Дело в том, что я веду лекции, ну, читаю лекции, веду семинары по рекламе. И я отлично знаю, что такое общение с аудиторией. Мне интересно, каков у Вас стаж, есть ли у вас какие-то приёмчики, которые Вы можете использовать на ваших лекциях?

— Это не лекции. Семинары — это просто название, обозначающее, что это разовое мероприятие, а не постоянно действующее. А постоянно действующее это у нас называется тренинг «Человеческая комедия», и уже полных два года и плюс, вот, третий год пошёл, мы встречаемся с группой, достаточно, можно сказать, и небольшой. И занимаемся очень углублённо и очень внимательно такими вещами лёгкими и одновременно непростыми, как тело, движение, голос, речь, творчество, способность к импровизации. В-общем, да, далеко нас это завело, у нас уже образовался наш театр, под названием «Калимба», тот самый панцирь черепахи. И у нас был спектакль под названием «Калимба», который «Независимая газета» назвала, «пожалуй, лучшим танцевальным спектаклем сезона».

— Вот небольшой урок. А мы теперь уже знаем, дорогие друзья, что такое калимба и знаем, как она звучит. Михаил, напомните нам.

— А почему вы выбрали? Это случайно, да?

— Нет, мне очень понравилось, Михаил сидит напротив меня, и мне интересно. Так вот, хотелось бы всё-таки поговорить о семинарах. Первый ли для Вас этот семинар?

— В клубе «Инби» я уже вела один раз семинары, а, в принципе, в городах тоже получается, что я в последнее время езжу в какой-нибудь город на гастроли, я остаюсь там потом ещё на один день и провожу свой тренинг.

— Как это выглядит? Что это за занятие?

— Мы очень много занимаемся телом. Особенно на нашем тренинге «Человеческая комедия», который постоянный. Я это называю «физкультура» или «отжимание», но первые несколько часов у нас, как правило, посвящено этому — просто разработке инструмента. Инструмент должен быть достаточно сильным, гибким, выносливым, чтобы не мешал, чтоб он мог выполнить то, что мы хотим.

— Какие упражнения? С каких упражнений Вы начинаете? Давайте проведём радиоурок пения.

— Побегать, попрыгать, потом отжаться, сделать пресс, погнуться-потянуться.

— Разогреться по-нашему?

— Да, и очень много мы делаем таких вещей, которые связаны с нахождением тела в пространстве. Этого тела, в этом пространстве, в этом времени. Это большая, кстати, проблема моральная, потому что люди привыкли изображать то, чего нет. А принимать то, что есть и работать в этом — на этом стоит перфоманс.

— Слишком абстрактно, Вы знаете, слишком абстрактно.

— Ну, это не абстрактно…

— Нет-нет, я не бросаю в Вас камень в смысле — слишком абстрактно. Мне не очень понятно: нахождение тела своего в пространстве. Вот с чего мы начнём это делать? Как мы будем это делать?

— Вот зайдите к нам в студию и найдите, куда разместить своё тело, чтобы контур нашего помещения начал выглядеть, как художественное произведение. Может быть, Вы повиснете на люстре или полежите на этих перекладинах… Ну, надо как-то придать присутствием своего тела художественность этому всему.

— Моё место здесь, я себя чувствую очень хорошо тут. В принципе, я понимаю, о чём Вы…

— Значит, Вы не можете покинуть пост?

— Могу. Это как Кастанеда описывал «Это моё место силы». Т.е. вот кошка, если бы я был кошкой, я бы заснул именно здесь.

— Значит, Вы не полезете на люстру?

— А там не моё место, зачем мне? Так вот, как человеку найти себя в пространстве и времени? Что вы рекомендуете?

— Ну, это есть специальные прямо упражнения: брать и находить — располагаться относительно друг друга, относительно неровностей рельефа. Относительно каких-то дверей, выступов, окон; верха, низа; близко, далеко. Всегда учитывается, где находится наблюдатель, где находятся другие объекты. Ну, например. А в целом правило такое, что ты созерцаешь пространство, как картину. На ней могут находиться такие пятна, такие линии, такие связи. И звучит оно, как картина или нет?

— И нахождение себя внутри этой картины?

— Ну, да…

— Т.е. себя красиво вписать, красиво врисовать?

— Ну, мы сейчас только об одном упражнении говорим из… ну, не знаю… из нескольких сотен, которые мы делаем. Мы делаем очень много всякого разного. Сейчас, например — это пока что тело и движение. Тело, опять же, связано с различными мышечными зажимами…

— Что такое зажимы?

— Ну, вот, как голос, бывает, зажимается — так, скажем, плохо работают ноги: они не привыкли свободно шевелиться в том месте, откуда они растут, поскольку место это табуировано в нашем обществе. В результате человек не может спокойно танцевать: у него руки прижаты к телу, он весь напряжен, у него спина железная, зато живот у него висит. Понимаете? Когда работаешь с телом и воспринимаешь его как инструмент, то вот это всё начинает играть огромную роль. Как оно свободно, как оно тебя слушается, как оно понимает гравитацию, как оно понимает взаимодействие, расположение вместе.

— Вы этого всего достигли?

— Ну, что значит, достигли… «Кто понял всё, того здесь нет».

— В Вашем теле есть зажимы?

— Скажем так, затеяла я всё это дело, потому что я поняла, что меня сейчас, в моей школе жизни интересуют эти темы: тело, движение, голос, речь, бред, перфоманс. Плюс очень много в этом психологического: психика и физика очень связаны, сами понимаете. Ну, и я стала этим заниматься с людьми и мы очень, можно сказать, интересно провели это время, и, пожалуй, наша жизнь ускорилась в несколько раз. Вот, от одного присутствия в ней тренинга. Все изменились.

— А вот мы можем сейчас провести определённый сеанс совместный? Нас сейчас слушают 200 городов России, приблизительно, если говорить о слушателях «Нашего радио» — это где-то 5-6 миллионов, это где-то несколько стран европейских как будто вместе. Вот сейчас они все вместе слушают нас. Из них процентов 6 смотрят нас здесь, в сети Интернет. Вы — преподаватель пластики. Вы много знаете, я читал ваш сайт, о нахождении себя в пространстве, о том, что такое зажимы. Могли бы мы сделать вот какой эксперимент: я попрошу Настю снимать то, что у нас будет происходить в студии, музыкантов я попрошу играть, Вас же я попрошу петь, и Вы будете танцевать и двигаться.

— А Вы не замечали, что, когда я пою, я фактически это и делаю?

— Да, Вы сейчас сидите, а мы хотим пластику.

— А вот скажите такую штуку: есть такая вещь, как внимание тела. Не обязательно много шевелиться, это тоже целая проблема — люди могут очень много шевелиться, но, в принципе, если человек занимается собой, вниманием, телом, то по нему это видно. Ну не знаю: на сцене, в жизни, но как бы жесты приобретают определённое энергетическое наполнение. Я опять же не скажу, что я тут мастер: «Я не волшебник, я только учусь», правда, уже, наверное, не в первом классе. Уже, наверное, во втором.

— Ольга, Вы можете мне ответить сейчас на вопрос: мы можем сейчас сделать так, чтобы музыканты играли, а Вы танцевали, а мы все это показывали?

— Вам хочется меня обязательно поставить в глупое положение, а я никак не ставлюсь.

— Нет-нет, не хочется! Хотите, я буду с вами тут танцевать? Ну, серьёзно?!

— А нас сейчас слушают в Ростове и в Краснодаре?

— Да, и там и там слушают.

— Ну вот, мы едем 18-го ноября в город Ростов. И будем там выступать в филармонии города Ростова с Петром Акимовым, играть дуэт «Анатомия». А в Краснодаре 19 ноября мы будем играть то же самое в клубе «Империум», и может быть, кстати, на следующий день, двадцатого, в воскресенье проведём там тренинг. Ну, это так, попутная информация, попутная песня.

— Всё равно, Вы меня смутили…

— Да, я такая.

— … потому что… относительно недавно здесь выступал Рома Зверь. В момент выступления, исполнения одной из песен, настолько его метало по этой студии, что он просто лёг.

Ну, серьёзно. Когда сюда приезжала группа «Океан Эльзи», было примерно то же самое. И я, честно говоря, думал, что мы сейчас увидим, конечно, не такой драйв и слэм, но, при этом, если я Вас, как преподавателя пластики я попрошу что-то показать, то Вы это покажете. А Вы от этого смущаетесь и ставите меня в неловкое положение.

— Я даже не смущаюсь, просто существует такое понятие, как правда. Это тоже очень важная вещь, с которой мы работаем много для себя и вот, скажем, когда я нахожусь, например, в определённых условиях на сцене, и я чувствую, что меня переполнила энергия подобного рода, я начинаю её обязательно реализовывать, даже если это для меня в первый раз. Вот вчера у нас был концерт, множество вещей для меня было в первый раз. Мне было очень интересно. Сейчас меня совершенно не тянет, для меня это было бы неправдой.

— Хорошо.

— Некоей профанацией. Как бы, изобразите то, чего нет. Я могу, конечно, изобразить, на самом деле кое-что, конечно, есть. Т.е. я ощущаю это как звук. И в том же музыкальном нашем мы вкладываем много чего интересного. Не знаю, Вы замечаете или нет?

— Да, замечаю.

— Ура…

— Вообще, я тонко настроенный человек, несмотря на то, что сам по себе не очень тонкий.

— Это ничего. Это хорошо.

— Спасибо. К сожалению, у нас время подошло к концу. С Вами очень легко…

— А мы успеем ещё что-нибудь одно спеть?

— Да, конечно, успеем спеть одну песню, а пока я бы хотел поблагодарить, собственно говоря, Вас за то, что вы приехали; хочу поблагодарить наших звукорежиссёров — Антона Рамушкина, нового нашего режиссёра — Александр Асманов…

— Классный звук…

— …хочу поблагодарить администратора программы — Оксану Черненко (машет рукой) и хочу поблагодарить в завершение программы свою маму, без которой я бы всего этого не увидел бы и не услышал…

— И Господа Бога не забудьте поблагодарить…

— Это все благодарности, они звучат на «Оскаре», там уже за меня всё сказали. Так вот, Вас я заранее хочу поблагодарить за ту композицию, которой вы сейчас нас порадуете. Дорогие друзья, мы с вами встретимся ровно через неделю, в шесть часов. В эту субботу, и у нас в студии будет Гарик Сукачев, сейчас — Ольга Арефьева и «Ковчег».

— Да, мы сейчас, знаете, такую споём песню, я её совершенно случайно перевела, и там, как выяснилось, одно слово-таки совпадает с тем, что было в оригинале. Мне кажется, этот текст сейчас очень подходит. А наш сайт — www.ark.ru. Там всё написано, чего мы сегодня не сказали. Вот, а сейчас песня — догадайтесь, чья музыка.

[Исполняется песня «О любви»]

Расшифровка Нади Татаринцевой