Прямой эфир на «Радио 10|69» (Вологда). 24 марта 2018 г.
…«Шансон» – не равно «блатняк», понятное дело, как «песня» – не равно «дворовая песня». Это лишь одно из её лиц, одно из проявлений. И, что интересно, в дворовой песне, разумеется, есть свои жемчужины и свои шедевры, которые, пожалуй, переживут время и уже пережили.
В расшифровке представлен сокращённый вариант интервью, в который вошли только самые интересные моменты.
Ведущий — Егор Сергеев
— Захватанное грязными руками слово «шансон» – что это для вас, и что вы хотели сказать песнями альбома «Крутится-вертится»?
— На вопрос «Что вы хотели сказать этой песней?» нет словесного ответа. Обычно музыкант прям вот «сказать» ничего не хочет, песня говорит за него гораздо лучше. Он воспроизводит эту энергию, призывает, растворяется в ней и наслаждается ею.
Но да, бывает более чистый поток, бывает грязный. Есть такая пословица, или чья-то цитата – «имя дьявола – пошлость». Мы поём о тёмных сторонах реальности. И о падших женщинах, и о бандитах, и о ком угодно, о пьяницах, бродягах. То же самое делают Tom Waits, The Tiger Lillies – существуют целые жанры чёрного юмора, чёрного кабаре. Но что их отличает от похабели, которая тоже тут, рядышком? Где та тонкая грань?
Я бы сказала, что отличие – это вкус. Хороший, плохой. О вкусах, с одной стороны, не спорят, с другой стороны – критериев нет, а с третьей стороны, что-то такое чувствуется. Но не всеми, и не всегда. Но, тем не менее есть о чём говорить, разница почему-то существует.
Мне действительно показалось важным показать культуру народной городской песни: она великая, и там есть гениальные произведения. Это история нашей страны, и она отразилась во множестве песен: революционных, свадебных, прощальных, бандитских, песен узников, еврейских, украинских… И советских! И они тоже огромную, занимают роль в нашем сознании, хотим мы этого, или не хотим. Вся эта пёстрая череда русских, цыганских, балканских, казачьих, татарских, кавказских ритмов. Вся эта разноцветная шушера, разномастный карнавал принадлежат слоям населения, которые в жизни, бывает, друг друга не любят и даже воюют. Часто та и другая сторона поют одну и ту же вдохновляющую песню и идут друг на друга воевать! А песня при этом их всех радует, воодушевляет и, что интересно – запечатлевает в истории! Довольно мощное это зеркало, отражает всю разнообразную жизнь, и, мало того, запечатывает её в своеобразный конверт и передаёт в будущее. И потом по ней можно восстановить очень много деталей времени. Иногда мы думаем: вот песня какая-то дурацкая, смешная, комедийная. Например «Операция «Ы» и другие приключения Шурика» — там поют «Постой, паровоз». Я по каждой исполняемой песне изучала историю, занималась раскопками, можно сказать, правда, в литературе. Брала песню, которая глубоко трогает моё сердце, которая меня невероятно выворачивает, цепляет, зовёт с собой. И думала: почему это происходит? И потом вдруг находила, что, оказывается, это всё неспроста, что у этой песни огромные корни! Что её пели и политические заключённые, когда их гнали в ГУЛАГ, это была и бандитская песня, а до этого, оказывается… Вот откуда взялся кондуктор, который зачем-то жмёт на тормоза? В паровозе! Вот я задам этот вопрос, пусть он повиснет в воздухе. Пусть кто-то не думает, что эта песня какая-то простая и недалёкая.
«Шансон» – не равно «блатняк», понятное дело, как «песня» – не равно «дворовая песня». Это лишь одно из её лиц, одно из проявлений. И, что интересно, в дворовой песне, разумеется, есть свои жемчужины и свои шедевры, которые, пожалуй, переживут время и уже пережили. И, кстати, почти никто их по-нормальному так и не спел. Я об этом думала, надо бы их тоже записать.
• • •
— Кстати, по поводу песни «Алабама» нам нужно было поговорить.
— Очень многие искренне считают, что песню про Луну над Алабамой написал Джим Моррисон. Но её написал Курт Вайль в 1927 году. Был такой академический композитор с экспериментальным и джазовым уклоном. Последователь Стравинского, предтеча Шнитке. И был поэт Бертольд Брехт, и написал он её текст на немецком языке, лишь сильно позже она была переведена на английский. Они создали оперу «Расцвет и падение города Махагони», и это была такая натуральная опера. Хотя, сейчас, может быть, её назвали бы мюзиклом. Там довольно забавными оперными голосами поют, можете даже поискать запись. И это было очень смело по тем временам. Эта песня обрела отдельную жизнь, у неё очень много исполнителей, и всех я переслушала, когда её переводила. И там ряд исполнений – просто прекрасные, ряд – никакие. И моё мнение расходится, кстати, с общепринятым, многие исполнения мне не нравятся. Моррисон не самый лучший её исполнитель, хотя неплохой. И он там малость исказил изначальную музыку. Всё это очень интересно знать, когда это слушаешь и исполняешь. Факт, что мой русский вариант – это не совсем перевод. Я просто написала новый текст, хотя использовала те же крючки, те же основные слова.
В оригинале это зонг в сцене, когда в публичном доме умерла маман, мадам, и проститутки с друзьями идут по улице. Они одновременно плачут и буянят, выпивают, заходят во все бары. В общем, пустились во все тяжкие, таким образом её провожают. А в моей песне это не проститутки поют, и нет никакой маман, и нет никакого Махагони. Есть просто такие оторванные пьяницы, которые идут куда – не знаю, хоть в жизнь, хоть в смерть, но куда-то во тьму, явно.
Я это рассказываю, в принципе, на своих концертах, но они не превращаются в лекции, потому что песни в тысячу раз сильнее. Но если это помнить и говорить, повествование приобретает объём. Будет не просто какая-то отвязная, плясовая или пьяная песня. Мы узнаём историю, о чём и кем она пелась. Сразу возникает контекст искусства.
• • •
Пётр Акимов в день своего рождения, после нашего выступления с Шансон-Ковчегом, спросил: – Ты так танцевала, откуда это ты взяла?! Где ты так научилась?
Я отвечаю: – Понятия не имею! Само получается!
Он говорит: – Ты знаешь, когда ты занималась фламенко, я помню, вы, даже выступали. У тебя были выученные танцы. Я помню, что мне это нравилось гораздо меньше. То, что сейчас происходит, это что-то более настоящее!
Я говорю: – Ты знаешь, по-видимому, все эти выученные танцы нужны были для того, чтобы просто научить тело резонировать. Сейчас мы играем музыку, в которую вшиты эти вибрации. Я даже не думаю, что и как у меня получается, у меня ноги сами идут в пляс, выскакивают движения, которые вписаны в эту песню веками. Я их открываю просто ногами и через это понимаю, как происходят народные танцы. Их учить в академической школе – глупо, получится искусственно. А настоящее – это когда ты резонируешь и у тебя есть багаж, тело твоё умеет звучать. Тело перекладывает звуки и ритмы в движения, это как смысл переводить с языка на язык.
Шансон-Ковчег – это такая музыка, что без танца никак не обойтись, ноги сами в пляс летят, невозможно спокойно петь. Я не могу минуты усидеть, я начинаю зажигать, потому что сама энергия так поднимает и несёт.
• • •
— Народная музыка какое место занимает в вашей жизни?
— Очень много лет я занимаюсь, интересуюсь фольклором, пою русские народные песни. Это происходит в качестве, может быть, такой внутренней практики или внутреннего ключика к бесконечному наслаждению. И всем советую, кто ещё это не открыл для себя. Разумеется, я нарыла массу прекрасных жемчужин, которые пока не исполнялись современными исполнителями, не записаны, не знаю, будут ли записаны. Но есть очень хорошие народные исполнения. Та же Аграфена Глинкина, кто лучше неё может спеть её песни? Надо просто найти её записи, послушать и понять, что в жизни есть невероятно прекрасные вещи. В какой-то момент мне очень захотелось эти шедевры ввести в наше общее смысловое поле. Тем более, у меня в руках сильный инструментарий: рок-музыка, сцена, аранжировки, современные музыкальные звуки. Мне захотелось придать песням такое звучание, чтобы вот эта их вселенская сила, красота и мощь стала доступна даже тем, кто никогда не верил, что народная музыка – это что-то хорошее. Кого отравили матрёшками, хохломой, пропагандой и псевдо-культуркой, клюковкой. Чтобы они поняли, что это огромное мощное прошлое, в котором содержится и красота, и энергия, и магия, и мистика. Там потенциал вылета в другие пространства, очень крутые и красивые! Вот для этого. Но я их исполняю и ещё затем, чтобы каждый раз получать дополнительное переживание этого великого наслаждения. Но и не испортить – тут вопрос тонкий. Мы записали недавно с группой диск «Триптиц» – это сейчас наш самый свежий альбом. Он, наверное, покажется кому-то странным, и я даже не знала – поймут его, понравится ли? Но сколько за него меня потом благодарили, столько не благодарили, наверное, ни за что. Оказалось, что это людям нужно.
Расшифровка текста — Яна Лебедева
Запись эфира