Прямой эфир на радио «FM-на Дону» (Ростов-на-Дону). 10 ноября 2018 г.

Ведущая – Наталья Тарасова

---

– Здравствуйте! У микрофона Наталья Тарасова. Мы начинаем наш эфир.
Она выпустила более тридцати альбомов, написала несколько книг, получила литературную премию за свои стихи, ставит спектакли, ведёт тренинги, занимается балетом и жонглированием. Сегодня в нашей студии Ольга Арефьева! Она приехала в Ростов на презентацию своего нового альбома «ИЯО». Здравствуйте, Ольга!

– Здравствуйте! Да, тут несколько маленьких неточностей (смеётся).

– Давайте их тогда сразу разрешим эти неточности.

– Я не занимаюсь балетом. Хотя, конечно, я какие-то уроки брала и в каких-то группах занималась, но нет, я просто увлекалась движением, и в том числе всеми видами танцев, которые есть на свете. Ну и насчёт презентации альбома «ИЯО» я бы тоже посомневалась. Это да, действительно наш самый новый альбом, но у нас такое грандиозное количество событий и материала, что сейчас сказать, что я приехала его презентовать, нельзя, потому что тогда я приехала бы с группой. Это альбом электрической тяжёлой музыки, а я приехала с самым малым составом.

– То есть сегодня в арт-пабе «НПК» мы услышим не только песни, которые вошли в этот альбом, но и другие?

– Дайте подумать. Услышим ли мы вообще с этого альбома хоть одну песню?

– Вот так?

– Да, представьте, так бывает. Я не знаю последние подсчёты какие будут, но по-моему, примерно 500 песен. В альбоме их 12,13,14, в концерте 24. И для каждого концерта я собираю программу, исходя из каких-то моих ощущений вот сию секунду или на какой-то период. И тем более, какой состав, какой город. И вот эта вот сольная, новая такая опция – это, так называемые с-Ольные концерты.

– С-Ольные! Вот я только сейчас на самом деле услышала, что здесь такая игра звуков и слов.

– Да, это недавно появившийся вариант выступлений. Далеко не все произведения исполнимы столь малым составом, и далеко не все имеет смысл так исполнять. Для этих концертов у меня формируется совершенно отдельный круг песен, и чаще всего это нечто новое, то, что я только сейчас написала. Эти концерты – знакомство с моим самым актуальным текущим процессом. А записанные альбомы – это уже этап пройденный (смеётся). Многие группы работают иначе, они держат материал в секрете, выпускают один альбом, не знаю, в десять лет, и потом ещё десять лет его катают. И всё ещё, даже и через десять лет, будет презентация. У меня ситуация совершенно не такая, я автор очень плодовитый. Я не знаю, это счастье или проклятие, но это означает, что я постоянно запряжена в очень интенсивную работу по обслуживанию творческого процесса. Я что-то пишу, параллельно новые произведения осваиваю. У песни всегда есть какой-то жизненный цикл. Я к ней привыкаю, я её выучиваю, нахожу какие-то нюансы, подбираю вторые голоса. По ходу возникают другие инструменты, аранжировка с группой или электронная аранжировка. Может быть, поговорим об этом чуть-чуть попозже. Я сейчас сама научилась делать аранжировки на компьютере и стала использовать их тоже. В какой-то момент песня формируется, у неё появляется какой-то общий, уже окончательный, может быть, закостеневший абрис. И дальше она уже может быть записана – и всё, и слава богу, дальше она может жить без меня (смеётся). А я уже тысячей других песен занята.

– Вы, кстати, сравниваете свои песни с птицами. По-моему, где-то вы говорили.

– С птицами? Я с детьми их, по-моему, чаще сравниваю. С птицами, пожалуй, кто-то ещё. А вдохновение – с бабочками! (смеётся)

– О стереотипах тоже можно поговорить. Кстати, один из таких вот стереотипов – это Ростов, Краснодар – столица юга России. Во всяком случае, у нас постоянно такое противостояние, два города – кто круче.

– Не знала.

– Да, где жить интереснее, где перспективнее, где атмосфернее. Вот вы выступали уже несколько раз и в Ростове, и в Краснодаре, где вам комфортнее?

– Не могу сказать. Я такие вещи, свои переживания на подобный счёт не коллекционирую. Совершенно за другим слежу внутри себя: как проходят мои потоки, как происходит общая реализация событий. И поэтому у меня взгляд такой общий. Как говорят: «В сновидении нет разных городов, есть один Город с большой буквы». И точно так же для меня нет разных концертов, есть один Концерт с большой буквы. И нет разных зрителей, есть один большой Зрительный Зал с большой буквы. С которым я непрерывно встречаюсь и каждый раз строю отношения каким-то тонким, наилучшим, сложным и очень судьбоносным образом. Вот это для меня главное.

– Но вы сказали о том, что вы подбираете песни для вашего концерта в зависимости от того, какой город.

– Не совсем город, я бы не так сказала. Скорее, каков масштаб сцены, замах мероприятия. Бывают крупные сцены, большие залы, там нужен, конечно, большой состав, много света, много звука, экран позади с грандиозным видео и, конечно, самая мощная музыка. Но это не всё, что я делаю, у меня довольно большой диапазон. Для меня важна и другая сторона – тонких нюансов. Вообще, возможность выразить весь свой динамический диапазон.

– Формат, который вы сейчас выбрали – сольных концертов, почему вы к нему пришли? Ведь это действительно сложнее, чем выступать с группой. Девушка с гитарой, одна на сцене…

– Ну, в чём-то сложнее, а в чём-то проще, и в чём то интереснее. Это очень многогранная тема, и она – для такого человека как я. Неспокойного в творческом плане. Меня всегда манит что-то интересное. У меня кошачий интерес к любым возможностям, которые открываются. Если кошка видит какой-то коридор, она туда обязательно зайдёт, если она увидит приоткрытую дверь, она обязательно туда заглянет. И вот эти приоткрытые двери вокруг меня – я всегда их чувствую и к ним с интересом отношусь. И, конечно же, мне не нравится играть одну и ту же роль. Потому что то, что происходит на сцене, – в какой-то степени театр, и с нами происходит спектакль… Мы же не выходим какие мы есть – обычные бытовые люди в майках и трениках, да? Мы надеваем на себя грим, костюм, выражение лица, ощущение. И свои эмоциональные волны начинаем форсировать, усиливать. Начинаем делать из них немножко мультфильм, что ли, или фильм. Это концентрат жизни. Но можно его сгустить так, а можно иначе. А можно ещё как-то. Вот сольные концерты хороши тем, что у меня больше власти. Меньше коллаборации с другими людьми. Меньше необходимости всё другим участникам объяснить, их как-то настраивать и включать в своё большое поле. Сотрудничество – это всегда одновременно лёгкая борьба, дребезжание. Потому что один хочет одно, другой – другое. Постоянный поиск точки компромисса. И то, что получается потом, – оно получается здорово. Это всегда усиление за счёт того, что добавились люди, и они внесли что-то. Но, тем не менее, это всегда немножко не то, что я услышала изначально, когда писала. И иногда ощущение бывает: «А куда мы вдруг заехали?». А я вспоминаю: было иначе, эта песня меня очень возбуждала, я от неё трепетала, она мне что-то такое давала, чего сейчас вдруг нету. Стала просто песня, хорошо сыгранная на хороших больших инструментах. Это тоже здорово. Как проехаться на большом авиалайнере. Большое всё. Но всегда есть сердечко, что испытывает внутри-то человек живой? И поэтому когда концерт мой индивидуальный, личный – есть возможность высказаться чуть-чуть иначе. Пусть у меня в руках нет таких сильных средств: бас-гитары, клавиш, электрогитары, барабанной установки (смеётся). Но есть я.
Интересный возник момент ещё когда-то. Мы уже давно выступали малым составом с Петром Акимовым или с Петром Акимовым и Сергеем Индюковым. У нас был проект «Анатомия». И есть. Однажды был назначен такой концерт и вдруг они не смогли оба. Каждый по своим причинам, очень уважительным. И такой повис вопрос: «Что, отменяем что ли?» И я говорю: «А давайте я одна сыграю!» И вот я волновалась, готовилась. Потому что уже привычка есть, какие-то установившиеся рельсы. Есть представление, что концерт – это компания бородатых людей с большими инструментальными кофрами. Это такая ответственность, куча технологий. А тут ничего и никого. А я на гитаре уже и играть-то разучилась по-нормальному, чтобы на сцене показать. Но вот я готовилась, волновалась, подбирала, собирала песни, и сыграла этот концерт. И, прямо не совру, не один человек, далеко не один, ко мне подошли потом и сказали: «А мы вообще не заметили, что ты была без группы». Сила переживания точно такая же, всё было совершенно полноценно, и это было иначе! Поэтому невозможно выбрать – хочется и то, и другое сразу. Или по очереди.

– Мы сейчас послушаем песню из нового альбома, она называется «Тишина». Будет она сегодня исполняться или нет в Ростове?

– Сегодня – нет. Кстати, там играет на басу Тони Левин знаменитый, и сегодня с нами его тоже нет (смеётся).

– Зато она прозвучит у нас в эфире, давайте послушаем!

[Звучит песня «Тишина»]

– В нашей студии Ольга Арефьева, сегодня она выступает в Ростове с сольным концертом. Концерт пройдёт в арт-пабе «НПК». Если вы хотите задать вопрос Ольге, звоните в прямой эфир или пишите на ватсап.
Ольга, давайте немного поговорим об этом альбоме, который вышел в этом году — «ИЯО». Тридцать второй альбом за 27 лет, вы говорили, да? Я правильно прочитала? Или вы не считаете?

– Я не знаю эту цифру. Я просто забываю каждый раз (смеётся). Мне кажется, скорее двадцать второй. Вернее, там надо знать, что считать. Студийные считать или концертные плюс какие-то дополнительные. В общем, очень трудно методику подсчёта выбрать, поэтому я не знаю. Ну да, двадцать скорее второй, давайте так думать.

– Были года, когда по два альбома вы выпускали.

– Вот как раз в прошлом году их вышло два. И в позапрошлом, по-моему, два.

– Кажется, что это всё очень легко и просто.

– Нет, конечно это не легко, но это и не невыносимо трудно. Это приятная работа. Как детей растить.

– Муки творчества появляются? Бывают такие моменты?

– А что такое муки творчества? Расскажите мне.

– Ну когда вот где-то уже эта песня крутится у тебя в голове, но ты никак не можешь её найти, поймать.

– Нет, этим не страдаю, всё как-то с этим просто. Скорее бывают муки, ну или не муки, а вот такой довольно тонкий, иногда мучительный, процесс поиска взаимодействия с группой. Когда я пытаюсь передать ребятам то, что я слышу, а они пытаются это понять. Каждый со своей колокольни, каждый со своим инструментом в руках, со своим опытом, со своим сознанием. И иногда приходится долго и мучительно договариваться и объяснять, что я тут хотела, что я слышу, что я чувствую. Иногда заходя на территорию, которая для них неосвоена. Это у нас называется ёмким «пойди не знаю куда, сделай то, не знаю что». Это очень интересно и очень развивает экстрасенсорные, что называется, способности (смеётся). И это такой процесс, который почти неминуемо бывает. Особенно вокруг новаторских песен. Но в итоге мы к чему-то приходим, с трудом-не с трудом. И, конечно, приятно потом на сцене, когда это всё начинает играть, звучать, потому что речь о тонких вещах. Структура песни – она состоит из текста, мелодии, гармонии, ритма и формы. Всё. Я это принесла, а что должен ощутить зритель, какой трепет, какого типа вибрацию? Это уже такая область… эзотерическая. То ли это есть, то ли этого нет. И дальше начинаются упражнения в волшебстве. И притом в таком очень конкретном. Это не «сделайте нам красиво» (смеётся).
Знаете, есть такая хорошая сказка «Фердинанд Великолепный», по-моему. Пёс притворился человеком, такое детское допущение. И первое, что ему было надо – это человеческий костюм. Он увидел вывеску – «Портной». Он заходит и говорит: «Мне нужен костюм». «А какой вам нужен костюм?» – спрашивает портной. «Красивый», – говорит он, не моргнув глазом. «О, замечательно! А какие у него должны быть лацканы?» «Красивые». «А какая длина?» «Красивая». «А какие пуговицы? А какие обшлага?» Он на всё отвечает: «Красивые». И тут портной восклицает: «О! Я впервые встречаю человека, который так хорошо знает, чего он хочет!» Вот это прямо описание нашего творческого процесса. Мы хотим сделать как можно лучше! А потом выясняется, что это «красиво» каждый понимает абсолютно по-своему. Вот тут и начинается вопрос о сущности творчества и вообще невидимого мира, которым мы оперируем вот так запросто, как вагонами туда-сюда. Сыграйте нам песню такую-то, чтобы она вызвала вот такое-то чувство. А поди-ка.

– Поэтому сольные концерты?

– Не только, есть ещё вторая причина, куда более прозаическая. Экономическая. Ситуация в стране не улучшается, я не знаю, тайна это или нет. Музыкантам становится жить вовсе не проще играть и жить на это, не занимаясь другой работой. А чтобы быть высокопрофессиональным музыкантом, ты должен заниматься только музыкой и не отвлекаться на зарабатывание денег чем-то посторонним. В какой-то момент организаторы в городах перестали тянуть группу, вот так. Приезд группы – это деньги, это по-любому дорога, гостиница, кормёжка. Другой размер зала, другая мощность аппарата. Вот эта возможность всё-таки приезжать и всё-таки играть весьма полноценные концерты – она важна. Но группа не обрадовалась, открою вам секрет. (смеётся)

– Она хотела в Ростов?

– Группа хочет работать, группа хочет играть. Мы так долго всё делали, мы так долго настраивались друг на друга, мы так долго притирались друг к другу и создавали свои невидимые за́мки. Не взял гитару и заиграл. И, конечно, им очень трудно и обидно вот так оказаться на обочине. Сейчас по-настоящему крупные концерты только в Москве и Питере у нас, получается. Раньше был Киев, а теперь нет.

– Я знаю, что ваши поклонники, люди, которые вас слушают и любят, помогают вам в том числе в создании альбомов.

– Вы имеете ввиду краудфандинговые сборы?

– Да.

– Да, у нас было два сбора, и оба закончились успехом. Мы выпустили три диска на эти два сбора. Сейчас скажу какие: «Джейн», «Глина», «Ангел и девочка». Ну и всё. Вы наверно хотите спросить, собираемся ли мы это делать дальше? (смеётся) Вот этот опыт – он в принципе хороший, очень вдохновляющий в плане обратной связи. Потому что получить столько положительного человеческого тепла – это очень важно. Но это очень обременительно для меня, как автора. Потому что то, что нам люди присылают, это на самом деле – не подарки, а предпродажа будущего продукта. И везде я расплачиваюсь собой. Мне нужно постоянно писать мотивирующие и отчётные тексты, мне нужно со всеми находиться на связи. Встречи с людьми, уроки – всё это мне понравилось, это интересно, но занимает силы и время. Сувениры от меня, открытки, подписанные моей рукой, – всё это существенная дополнительная работа. Когда это происходит один раз или два, на вдохновении, новизне и интересе, то проходит в принципе хорошо и вдохновляюще. Но если сейчас я задумаю это превратить в работу, то выяснится, что она отвлекает от моей основной деятельности. И всё равно краудфандинг – это не единственный источник. Мы постоянно занимаемся вопросом финансирования своих записей. Тем более, в нынешних экономических условиях, когда всё мгновенно оказывается в интернете. И если ты это не выложишь сам, то выложат другие. И никаких денег обратно ты не соберёшь. То есть постоянно должен быть поток – то, чем я обеспечиваю следующие записи. Тут очень много источников: и концерты, и мои книги, которые вообще не имеют отношения к записям (смеётся), и тренинги, которые я провожу, и вот тот же краудфандинг, и торговля дисками на материальных носителях и плюс приход с цифровых площадок, не такой уж большой, но как-то в целом собирается.

– А тренингами какими вы занимаетесь, чему вы обучаете?

– Это огромный вопрос, я не знаю, мы прямо сейчас его будем обсуждать? (смеётся)

– Обсуждать не будем, вы можете просто сказать.

– Ну, я не могу просто сказать. Это не такая простая тема, чтобы я могла сказать одним словом.

– Давайте тогда поговорим о концерте, о сольном концерте, потому что действительно это определённый спектакль, наверное, я так полагаю. Вы не только исполняете песни, но вы ещё и общаетесь со зрителями, со слушателями. Это творческий вечер, как он выглядит? Вам записки приносят или как-то на ватсап бросают?

– У нас есть специально выделенное время, если говорить о записках – это первая часть второго отделения. В перерыве люди их пишут и складывают горкой около моего монитора. И потом я в течение 10-15 минут на них отвечаю, ну, смотря сколько их, больше-меньше. А если говорить вообще о зрелище, чтобы не повис-таки вопрос с тренингом… Вообще, любой выход на сцену – это очень синтетическое действие. Оно синтезирует в себе массу умений, которым надо обучаться. Не только играть на гитаре и петь, но и держать лицо перед публикой, и общаться с ней. И понимать как ты выглядишь на сцене, и где ты расположен, и как ты освещён, и как ты двигаешься, если ты двигаешься, и как ты разговариваешь, если разговариваешь. Ещё и стихи, и музыка, понятно, и ритм. И режиссура всего действия, и ритм всего действия, даже если там один человек с гитарой сидит. У всего этого есть масса нюансов, кульминаций, подъёмов, есть режиссура всего эмоционального поля.
И если говорить о тренинге, то это было выражение мысли, что этому всему можно обучаться. И можно формулировать, какие там работают законы, и как они перекликаются между собой в разных областях. Казалось бы, в разных. Тут ты рисуешь, тут ты танцуешь, но какой-то определённый закон красоты действует один. Вот то, что это можно разложить на компоненты, анализировать и выявлять какими-то упражнениями, или даже разговорами иногда – это стало для меня толчком и очень большим обучающим моментом. Я сама прошла огромный путь через ведение тренинга – благодаря тому, что должна была это всё формулировать. Объяснять и раскладывать на шаги, которые доступны, а не просто дурить голову, что, мол, какие-то чудеса мы совершаем. У всех чудес есть компоненты, умения.

– Никакое чудо без научения не происходит, для начала нужно попрактиковаться.

– Происходят у людей без научения тоже какие-то вещи. Но я думаю, что это не случайности, а была проделана какая-то прошлая работа. Всегда не знаешь в какой момент случится переход количества в качество. И к вопросу о творческих муках, почему у меня их нет? Я никогда не ставлю себе цель что-то там домучить, что-то вымучить. Я всегда знаю, чем мне заняться, а заняться всегда есть чем. Заняться можно просто обучением, работой над собой, ежедневной какой-то практикой. Если ты пишешь – то в свободное время читаешь или играешь в какие-то словесные игры, сочиняешь какие-то небольшие тексты. Если ты играешь, то можешь хоть гаммы играть, хоть чужие песни изучать. Всё в таком духе. Если ты танцуешь – ходи танцуй, занимайся йогой, своим телом, изучай массив других танцев. Совершенствуй свою координацию и воспитывай умное тело, которое само тоже мыслит. Если его загружать сложными двигательными задачками – то это вообще всю жизнь можно настолько интересно прожить! И совершенно не обязательно это как-то эксплуатировать, это просто очень интересно.

– Какие вопросы вам задают люди на концертах?

– Ну, нормальные, хорошие вопросы задают (смеётся). Не знаю, всякие-всякие.

– Самый, может быть, необычный вопрос, который вас поставил в тупик, над которым вы размышляли и после концерта?

– Они все являются частью моего мыслительного процесса. И я очень рада, кстати, что сейчас есть интернет. Это такая очень сильная штука, которая позволяет свой личный мысленный поток делить с людьми, которым это тоже в данную секунду интересно, в каком бы месте мира они не находились. И мои зрители, мне кажется – они в этом так же участвуют, их вопросы обычно попадают в мой поток. То есть я об этом как раз думаю, и они об этом тоже как раз думают, и давайте подумаем об этом вместе. Это очень приятно, очень классно и вдохновляюще.

– Мы сейчас послушаем песню с 95-го года «Скорее пой».

[Звучит песня «Скорее пой»]

– Ольга, я знаю, несколько лет назад у вас был такой проект «Поющая Я».

– Очень давно (смеётся).

– Вы приглашали разных исполнительниц на сцену, вы их собирали вокруг себя. Вы знаете, вот действительно, была атмосфера какого-то шаманства, колдовства. Да, потому что все звучали по-другому. Я помню, слышала в этом вашем концерте Сара и «Время Ч».

– Вы были там?

– Да.

– Вы были в Москве?

– В ЦДХ, да.

– Интересно.

– И на меня, действительно, она очень произвела впечатление, Сара, и когда я её слушала в записи, на других фестивалях, на других концертах, этого уже не было почему-то. Вот мне интересно, что это за волшебство, за шаманизм такой? Это такой природный дар, ваш уральский шаманизм? Или вы работаете как-то над этим?

– Два вопроса тут, про фестиваль и про волшебство на сцене. Мы поговорили уже немножко об этом выше, что всё волшебство – это тренируемые опции. Когда ты этим занимаешься, и занимаешься изо дня в день, то постоянно следишь за человеческим вниманием. В своём лице или музыкантов, или в лице зрителей – ты всё время смотришь, как развивается ощущение. Мы постоянно прислушиваемся к ощущениям. Если заниматься этим прислушиванием всю жизнь, то дальше результат начинает выглядеть как волшебство или магия. Но это не какие-то заклинания, а это просто умение с невидимым тонким дружить и где-то даже им управлять. Он – немножко такая самостоятельная субстанция, я её ещё называю «поток». Моя работа – вызывать этот поток и предоставлять себя ему. И потом опять становиться обыкновенным человеком, привыкать к этому переходу, не бояться, это как такой открытый космос без скафандра. Но к этому можно привыкнуть.
Вот, по этому поводу есть у меня ещё один образ. Я когда-то читала, как учатся люди диагностике по пульсу. Ставят палец на запястье и слушают пульс. Что мы слышим? Толчки такие бум-бум-бум, да? Если слушать их день за днём, неделю за неделей, целыми днями, часами, месяцами, годами, то в этом пульсе обнаруживается масса нюансов. По нему можно определить болезни. Не только по тому, как часто он бьётся, слабо, редко, сильно… А по тому, какая атака у каждого удара, например, или какова его протяжённость, какие в нем есть гармоники, дребезги. Точно так же можно вслушиваться в очень многое. Люди заняты своей профессией: врачи вслушиваются в человеческий организм, музыканты в звуки, режиссёры (вот самая сложная профессия на свете), всматриваются в человеческое внимание, как оно ведо́мо художественными образами. Вот она вся магия-то тут и есть.
А по поводу фестиваля почему-то вы вспомнили… Нет, я не применяю ни магию, ни шаманизм. Может быть, все собрались, и от этого возникла атмосфера, как-то она всех поддержала, возбудила, мотивировала. У человека есть масса невидимых способностей, но мотивировать себя так, чтобы сделать что-то лучше, чем вчера – это ещё надо постараться (смеётся). Самое творчески интересное – находить ежедневный стимул к такой тонкой и сложной работе.

– Но фестиваль прекратился, да?

– Я не помню, мы раз его проводили или два. Это не было каким-то моим…

– Долгосрочным проектом, да?

– Вообще, могло бы стать. Я в жизни сделала очень много вещей, которые могли бы стать долгосрочными проектами. И заниматься ими по сей день. Мы создали, например, концертную программу цыганских песен «Белые цыгане». Вообще, мы мега, как оттянулись! С Юлией Теуниковой вместе пели, с Леной Калагиной, и Пётр Акимов с нами играл. Это было невероятно круто, мы выступили с этим один раз. Всё, мы дальше всю жизнь могли бы работать цыганами, мы это делаем не хуже, чем профессиональные работники цыганами (смеётся). Но поиграли и бросили, просто потому, что уже другой интерес появился, ещё что-то нас манит. Нас всегда что-то манит. Русская народная песня – вот ей я верна. Я много лет посвятила фольклору, и всегда это остаётся моим дополнительным направлением внимания. Потому что есть, куда развиваться, это очень глубоко для меня и очень интересно. Но и цыганскую люблю, я вот даже думаю, что однажды мы снова споём. И так же фестиваль. Вот мне захотелось – я в принципе человек импульса. Захотелось – значит, пришла энергия, это энергия на реализацию – значит надо идти. Ведь есть тот самый кошачий интерес (смеётся) – значит, надо идти в эту дверь. Вдруг там откроются какие-то бесконечности? Они, кстати, и открываются, в итоге ты между ними выбираешь.

– Давайте, Ольга, ещё одну песню послушаем, ещё одну красивую песню, называется «АсиммЕтрия»? «АсимметрИя»?

– Правильно асиммЕтрия. Но поэтам разрешено сдвигать ударение, об этом мы тоже говорим на тренинге (смеётся).

– Да, 2010 год, альбом «Авиатор», «Асимметрия».

[Звучит песня «Асимметрия»]

– У нас есть несколько вопросов, пришедшие на ватсап, давайте сейчас я их зачитаю. Первое от нашей слушательницы, которую зовут Ольга.

«Я только заказала вашу книгу «Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной», ещё не читала, но все отзывы, которые мне попадались, восторженные, хотя и указывают на то, что книга не для всех, и что она довольно сюрреалистична. Какой аудитории вы бы сами адресовали вашу книгу? К какому жанру бы отнесли? И есть ли в планах продолжать писать прозу?»

– Да, спасибо, хороший вопрос. Это моя любимая книга, это вообще такая сердечная гордость. Я очень рада и даже где-то удивлена, что я её осуществила. Это было чудо. Я, конечно, не совсем писатель и, тем более, не прозаик. Тут мне не хватает очень много чего: я не умею ни сюжет строить, ни закручивать его лихо. Эта книга лишена, по сути, сюжета, но, слава богу, всё равно она очень жизнеспособна оказалась. Потому что в ней нужно читать каждую строчку. Это фактически стихи в прозе, магический реализм и, может быть, ещё что-то. Записки из пограничных миров, такие как бы дзенские, или я не знаю как это назвать. В общем, это те самые волшебные фразы, которые выбрасывают нас в поэтическую реальность, в соседние реальности, в более высокие. В этом смысле её читать очень трудно и это при этом прекрасно. Она действует гипнотически, в том числе и на меня, действует очень сильно. Я не просто прозу написала – это волшебные тексты, которые требуют волшебного же читателя, и, к счастью, он есть. Я сама её давно не перечитывала. Но вот было дело, ехала, везла её в сумке, открыла… Это называется «заплачь за одну минуту». Я прочитала одну главу, сама сидела в метро, в толпе народа, и у меня вот так вот струями полились слёзы. Я придумала этих героев, но я их не придумала. Я придумала эту историю, но я её не придумала. Это квинтэссенция самых наших тонких и высших впечатлений.
Единственное, что могу посоветовать человеку, который только что купил эту книгу – не обязательно читать её с начала. Вообще, читайте с любого места. Мне гораздо больше там нравится середина и, особенно, конец, а начало я как-то разлюбила (смеётся). Надо же как-то начать, и вот там чувствуются вторичные веяния, чужой какой-то литературы, но дальше уже пошла сама книга.

– А продолжать собираетесь?

– Я очень хотела бы, и у меня уже много подобных заметок на следующую, может быть, книгу. Но у меня есть проблема – я не могу придумать сюжет, ну, у меня не получается. То есть, должно возникнуть дерево, на котором это всё будет листьями. Вот об этом я сейчас прошу.

– Все новости появляются на сайте Ольги Арефьевой и группы «Ковчег» www.ark.ru. Само это название – «ark», это же не просто собрание начальных букв вашей фамилии и названия группы «Ковчег»? Здесь какой-то есть, я думаю, намёк на Жанну д’Арк? Потому что у меня, например, вы ассоциируетесь с Жанной д’Арк, если говорить о каких-то исторических личностях.

– Спасибо, конечно. Она для меня да, такой образ сильный, я часто её вспоминаю, и в песни она проникла довольно во многие. Ну да, d’Ark – это д’Ковчег. Может быть, не все про это знают, но «ark» – это ковчег, тут совпадение стопроцентное получилось.

– Кстати, это я тоже только сейчас поняла, хотя изучала французский язык, и, действительно, так оно и есть. Но это случайно получилось?

– Ничего в мире нет случайного (смеётся).

– Вот это да! Все представительницы российской рок-культуры, такие как Земфира, Сурганова, Арбенина, Умка, вот они все вместе, во всяком случае, когда говоришь о русском роке, о женском русском роке, то всплывают эти имена, вы всегда немного как-то в стороне находитесь от них: не выступаете на больших фестивалях, такие вот большие залы не собираете. Вам этот формат не интересен?

– Ну что значит не интересен? Каждый музыкант хочет выступать на больших фестивалях и собирать большие залы. Я в принципе, выступаю. Но, конечно, если ещё этого будет больше, если будут приглашать чаще, то ответ – конечно, да!

– Но вы всё равно совершенно уникальное явление, для меня вы такое же особое явление, например, как Елена Камбурова.

– Кстати, я её очень любила в юности, и где-то даже она меня подтолкнула вот к этой театральной составляющей песни. Я прошла какую-то определённую эволюцию. Был момент, когда я страшно театрализовала всё. Даже был перебор, если глянуть сейчас трезвым взглядом. А сейчас, со временем, я научилась концы прятать в воду. То есть на сцене может ничего не происходить, кроме человека с гитарой, но при этом происходят колоссальные события в мире воображения. Не нужно очень много играть внешне, чтобы всё произошло внутри. А вот чтобы всё произошло внутри – это целую жизнь, конечно, надо прожить, наблюдая за тем, как это получается.

– Не думали ли вы о том, чтобы создать какой-то дом, театр по примеру, допустим, театра музыки и поэзии Елены Камбуровой, и показывать свои песни, спектакли?

– Я человек очень далёкий от материи, нематериальный. Для меня владение зданиями или управление ими, взаимодействие с какими-то чиновниками, строителями, сантехниками, налоговыми – это вообще страшно! Даже вообразить нельзя более далёких от меня вещей. Поэтому никто мне не доверит никакого театра, никакого здания. Мало того, я стараюсь и не иметь ничего, у меня и незаменимого-то ничего нету. Вся информация лежит в облаке – стихи, записи. Гитара если не эта – то другая, планшет, если не этот, то другой. Костюм простенький, я могу в другом месте купить платье. Ничего нет такого, чем надо владеть, над чем надо трястись. Единственное, чем действительно обладаешь – это своим телом, ты не можешь им не владеть. И это тоже налагает массу обязанностей: постоянно надо думать о здоровье, о занятиях, о свежем воздухе, о сне, о питании. Уже хватает забот! А если ещё думать о театре (смеётся) – это превратишься в администратора. У меня есть один знакомый жонглёр, он организовал клуб жонглирования. Несколько лет его поддерживал, и потом закрыл, распустил и перестал платить аренду. Перестал вот это всё тащить на себе. И он сказал: «Я мечтал завоевать жонглированием весь мир, всех покорить, осчастливить, научить жонглировать – а в итоге превратился в администратора зала». Он должен был ежедневно заниматься тем, чтобы его окупать, решать, кому его сдать, как всё организовать, утрясать расписание, получать с этих деньги, отдавать тем – вот это всё. В итоге, он бросил. Но его жонглирование при нём. Хочешь – бери и жонглируй в любую секунду. Хочешь кого-то научить – встречайся на полянке, да где угодно, приди на чужой корпоратив и проведи урок, это он умеет. Вот у меня такая же штука. Я стремлюсь, чтобы ничего не было такого, что у меня можно отнять, или чем сильно на меня подействовать.

– Но тем не менее продвигать себя надо, все же говорят, если ты хочешь, чтобы тебя услышали – пожалуйста – пиар, соцсети. На ваших концертах даже, по-моему, нельзя снимать? Ни видео, ни аудио, и фото-съёмка у вас запрещена?

– Потому что мне это мешает. Ещё потому что я не хочу видеть тысячу говнофотографий человека, который мне будет мешать весь концерт, а потом у меня не спросит и выложит. И даже если мы ему потом напишем, что мол, «уберите пожалуйста эти фотографии, они неудачные», тебя пошлют просто на три буквы наглым тоном. Не у всех есть вкус, не у всех есть такт и далеко не у всех есть желание как-то считаться с артистом. А на самом деле, моё лицо принадлежит мне, и моё творчество принадлежит мне. Я хочу, чтобы была определённая атмосфера у нас в зале. На самом деле нас не ВООБЩЕ запрещено снимать (смеётся). Запрещено снимать неорганизованно, нахрапом, мешая. А договориться фотографу заранее с нами можно. И вообще, мы поняли даже: не нужен никакой фотограф, нужна маленькая фиксация – включить телефон в какой-то кульминационный момент. Позавчера, например, сняли в Краснодаре и уже опубликовали везде.
А если говорить о продвижении – это первая часть вашего вопроса – это важная и трудная штука, которая у меня не очень получается. Потому, что всё, что я могу делать – это писать песни и их записывать. Я и так много чего делаю: и веду в соцсетях блоги, видео и альбомы публикую. То есть, в принципе, я делаю всё, чтобы моя работа была доступна людям. И в хорошем виде – вот ещё в чём нюанс. Если каждый начнёт записывать – а вдруг я там ошиблась, плохо себя слышала, потеряла слово, промазала мимо ноты? Я не хочу, чтобы это осталось в вечности. Но я хочу, чтобы в вечности осталось всё, что я делаю, в хорошем виде! И записи, и видео, и фото – всё это мы публикуем в очень большом (смеётся), вполне достаточном количестве!

– Как вы относитесь к своим старым песням? Я возьму просто для примера Гребенщикова, он записал массу альбомов, но в народ пошли «Навигатор», «Кострома mon amour», их поют, их знают, их любят. А следующие альбомы, они были более качественные, намного качественнее. На самом деле ведь тоже поют в основном ваши старые песни, начала девяностых.

– Система очень пассивна и инерционна. Я считаю, что мои новые песни ничуть не хуже, а то и многократно лучше. Просто тогда их крутили по радио, так вот сложились звёзды. Люди слышат по радио песню, она входит в их жизнь. Это происходит совершенно пассивно, и дальше они её начинают любить, если она им нравится. Но я уверена, что любую мою песню или большинство, начни крутить – и они понравятся. Их точно так же будут любить. Просто информационное пространство сейчас очень сильно фильтруется, туда допускаются люди либо проплаченные, либо с какими-то информационными целями. А так вот запросто, просто так для искусства, это, знаете, это вы слишком многого хотите! (смеётся) Тут информационная война вовсю идёт.

– Ольга, спасибо вам за интервью, удачи вам, новых песен, вдохновений!

– О, вот так внезапно. Здорово, хорошо, спасибо!

– Пролетел очень быстро час.

– Быстро пролетел.

– Удивительно. Сегодня в нашей студии была певица, музыкант и поэтесса, создательница и лидер группы «Ковчег» Ольга Арефьева. До встречи!

– Спасибо, счастливо!

Спасибо за расшифровку Яне Лебедевой
Запись эфира