Рассказ о первой поездке за границу — для издания Lenta.ru, 20 мая 2021 г.

Поляки нас встретили очень доброжелательно, простые жители заговаривали с нами, приглашали в дома, дарили продукты. Мне один сапожник дал выбрать любые босоножки из тех, что он шьет.


Источник

«Оказываешься, как на Марсе».30 лет назад рухнул железный занавес. Что ждало советских людей за границами СССР?

Ровно 30 лет назад, 20 мая 1991 года, окончательно рухнул железный занавес — СССР принял закон о порядке въезда и выезда советских граждан за рубеж и открыл границы. Десятилетиями запертые в своей стране люди получили возможность увидеть, как на самом деле живет Запад. Конечно, бреши в железном занавесе стали появляться еще раньше, и люди хоть с трудом, но попадали за границу. «Загранка» для них была мечтой, символом избранности и мерой успеха. Избранный, вернувшийся из турпоездки в Болгарию или Венгрию, вызывал зависть и любопытство, а если кому-то случалось посетить капстрану, рассказов хватало на годы. Каким мир встречал советских людей — в материале «Ленты.ру»

Ольга Арефьева:
Летом 1991 года я жила в Москве на птичьих правах, пела в группе «Блюз-Ковчег». И тут прошел слух, что можно взять и выехать за границу, притом, бесплатно. В Польшу приезжает папа Римский, его должны встречать восторженные сотни тысяч верующих со всего мира, и по этому случаю всех выпускают за границу по спискам. То есть вообще ничего не надо, только взять и составить на группу бумажку: фамилия, имя, отчество, паспортные данные.
Мы собрались небольшой компанией, в основном из тех, с кем я в тот момент играла. Составили эту бумажку, кто-то съездил в костел, там ее завизировали. И всё!

фото Андрея Порубова Свердловск 91г.
Фото Андрея Порубова Свердловск 1991

Доехали на поезде до Бреста, на границе оказалась толпа народа, и мы часов пятнадцать провели в очереди. Из документов нужен был гражданский паспорт и список из костела.
Под утро оказались всё-таки на той стороне, нас посадили в электричку, для паломников она была бесплатной. Некоторые везли тюками товары на продажу. «Челноки», на вид китайцы, забежали в электричку первыми и стали распихивать свои баулы по всем вагонам над чужими местами. Но пограничники их засекли и высадили. А мы же вообще почти без вещей ехали.
В последний момент в России к нам в список притерлись два чувака. Уверяли, что только переедут с нами границу и дальше будут со своими компаниями. Но на месте оказались такие толпы людей, что найти никого было решительно невозможно, и они так и тусовались всё время с нами. Мы за глаза прозвали их «братья Вонюкины», хотя они были не братья и вообще до того не встречались. Их роднила невыносимость. Один Вонюкин был янский — он либо лез ко всем женщинам, чем всех достал, либо скандалил и возмущался. А другой Вонюкин был иньский, он всё время ныл и жаловался.
Поляки нас встретили очень доброжелательно, простые жители заговаривали с нами, приглашали в дома, дарили продукты. Мне один сапожник дал выбрать любые босоножки из тех, что он шьет, другие дарили футболки.
В дороге были пункты, где можно принять душ. Нам выдавали сухой паек в виде консервов и печенья, а горячим кормили монахи в полевых кухнях. Вообще-то это очень круто, когда ты долго добираешься, и, наконец, прямо под солнечным небом люди в сутанах из больших котлов наливают тарелки горячего фасолевого супа. Этот суп явно был сделан с любовью, и он мне запомнился. Монахи с интересом с нами разговаривали, дарили четки и крестики. Одному нашему парню монах подарил статуэтку Богородицы, она у него до сих пор дома стоит. Мы с удовольствием разговаривали со всеми людьми, которых встречали.
Впервые я увидела иностранные надписи на вывесках, услышала польскую речь. Она русскому наполовину понятна, объясниться можно. Понравились аккуратненькие кирпичные домики. У нас таких ни в городе, ни в деревне нет — в деревнях деревянные дома, а в городах многоэтажные здания. А там были европейские каменные хорошенькие домики, увитые плющом, такие очень хочется рисовать.
В Ченстохове для ночлега были в полях разбиты готовые палатки, получались многотысячные лагеря. В них были организованы умывальники, туалеты, душ, пункты выдачи еды, медпункты, вывески с ориентирами. Организовано всё очень хорошо.
В лагере вокруг день и ночь пели. Религиозные группы молодежи пели хоровые псалмы и духоподъемные гимны, а путешественники — кто что. Вечером меж костров ходили ксендзы, присаживались к компаниям и проповедовали. А меж тем среди паломников встречались настолько колоритные личности, что это выглядело встречей разных миров. Мы были одеты хиппово, в бусах и длинных волосах, а соседи у нас были панки с громадными ирокезами, кучей кожаных браслетов и всяких черепов. Ксендзы учили всех молитве «Отче наш, сущий на небесах», панки ее тоже старательно повторяли, очень было умильно смотреть.
Ночь прошла в песнях, к утру кое-как заснули, но вскоре нас начало будить яркое солнце и активные выкрики: «Побудка! Вставайтэ!» Забавно было немного поучаствовать в утренней службе в чистом поле под открытым небом под гитару. Но скоро мы снова ушли досыпать.
Позавтракав, отправились в город. Там гуляли смотрели на общее ликование и городскую архитектуру и, как апогей, — попали к Матке Боске Ченстоховске (Ченстоховская икона Божией Матери относится, по преданию, к тем семидесяти иконам Пресвятой Богородицы, которые написал святой евангелист Лука. — прим. «Ленты.ру»). Перед церковью собрались огромные очереди, но мы как-то их легко простояли. Кажется, икона была вынесена наружу, ко входу. Там кованые решетки, паломники их увесили множеством крестов, четок, костылей. На мне был крест, его я там тоже оставила на решетке, может и до сих пор там висит. Но, скорее всего, они периодически чистят решетки.
Празднование в городе длилось несколько суток, непонятно, как люди не уставали непрерывно петь и плясать без сна. На встречу Папы было никак не пробраться сквозь огромные толпы, так что просто гуляли пешком и рассматривали город, дома и людей. Всё это было здорово и классно.
А потом мы услышали, что в Москве путч, и в России творится невесть что. Вести были тревожные и неприятные. Окружающие смотрели на нас с сочувствием. Кто-то говорил, что если сейчас тут остаться, то можно попросить политического убежища. Но мы, конечно, поехали домой.
На обратном пути запомнились пластиковые бутылки: я их в таком количестве увидела впервые, у нас в стране этого почти не было. Когда мы выходили из электрички и она опустела, я заметила, насколько она засыпана пустыми пластиковыми бутылками из-под одного и того же красноватого напитка. Так и начиналось загрязнение планеты бытовым пластиком.
Въехать в Россию оказалось еще труднее, чем выехать, мы чуть ни сутки проторчали на границе. Обстановка при ожидании была утомительная, особенно братья Вонюкины развернулись со скандалами и нытьём. Но остальная компания была классная, так что воспоминания остались хорошие. Наш список в точности соответствовал тому, как мы выезжали, возвращалась та же компания. Даже не знаю, что было бы, если бы кого-нибудь не хватало. Но, к счастью, эта проблема нас миновала. А на этой стороне уже, как всегда, нас встретила российская жизнь — она у нас спокойной не бывает.