Передача «Разум и чувства» на радио «Маяк». 27 мая 2009 г.
…Много лет на сцене — это серьёзный опыт того, как общаться с публикой и, в первую очередь, с самим собой. Потому, что надо умудриться открыться в достаточно сложной стрессовой ситуации, при этом — по-настоящему открыться. Это непросто. Но зато это очень ценно. И потом от этого большая отдача.
Ведущие — Вера Кузьмина и Алексей Весёлкин
Весёлкин: — У нас сегодня не просто день — сегодня праздник. Потому, что у нас гостья — прекрасная девушка, Ольга Арефьева, которая зашла к нам сегодня на ночь глядя. Здравствуйте!
Ольга: — Здравствуйте.
Весёлкин: — Располагайтесь, несмотря на столь поздний час. Но вы творческий работник, вас же не пугает позднее время или пугает?
Кузьмина: — Вы сова или жаворонок, кстати?
Ольга: — Скорее сова, наверное.
Весёлкин: — Это здесь у нас — ночь. Всё покрыто мраком.
Ольга: — А на Чукотке утро?
Весёлкин: — А на Чукотке утро!
Кузьмина: — Давай напомним, что Ольга сегодня представляет не только себя, но и группу Ковчег, и авангардный театр Калимба. Йес? Отвечать придется за всех и за всё сегодня. Ничего?
Ольга: — Попробуем.
Кузьмина: — Договорились.
Весёлкин: — Так вот, друзья. Я предлагаю построить как нашу беседу…
Кузьмина: — Я пойду выйду…
Весёлкин: — Да, я пойду выйду, а вы послушайте замечательную музыку. В исполнении Ольги Арефьевой.
[Звучит песня «Бритва Оккама»]
Кузьмина: — Искала сегодня информацию не с официального сайта, где можно всё прочитать об Ольге Арефьевой, а какую-нибудь такую, чтобы было за что интересное зацепиться. Залезла на какой-то форум, на котором рок-группы обсуждают. Говорят, что Ольгу Арефьеву практически нигде не слышно, только, может быть, на Маяке. Кто-то, видимо, ещё не знает, что мы уже года полтора в совершенно другом формате. Но почему-то Ольгу Арефьеву в любом случае отправляют на Маяк, в любые форматы его вещания. У меня вопрос вот какой. Среди творческого процесса в столице вообще в каком месте вы себя ощущаете? — Очень сложно найти это место.
Ольга: — По крайней мере, на своём месте. У каждого человека есть своё место, которое никто другой не может занять.
Кузьмина: — Вам легко?
Ольга: — Да, мне легко. Как ни странно.
Весёлкин: — Скажите. У вас масса таких ностальгических песен, достаточно грустных. И сейчас прозвучала такая. Такое ощущение, что вам окружающий мир и, собственно, люди вам особо не интересны; что вы сами по себе, — планета, которая вращается по собственной орбите. Вы вообще сколько без людей можете прожить?
Кузьмина: — Вам они нужны? (смеётся)
Ольга: — Вот так вопросик! — Да не знаю. Вообще-то столько людей, сколько их есть вокруг, конечно, не нужно. А у каждого человека есть свой круг — те, с кем он общается: друзья, родные, соратники в каких-то делах, люди которые занимаются тем же самым; у меня это ещё те, кто меня слушает, они пишут мне постоянно и всячески показывают что они есть. (смеётся)
Кузьмина: — А если тот вопрос, который задал Лёша, повернуть обратной стороной. — Без чего или кого вообще не может существовать Ольга Арефьева?
Ольга: — Без самой себя, для начала. Без кислорода, без планеты, без зелени. Без еды, без воды. Без гравитации.
Весёлкин: — Да, без гравитации невозможно. Хотя, вам — человеку творческому, необходимо отрываться от этой грешной земли.
Ольга: — Это уже левитация. Я не владею пока. Всё впереди.
Весёлкин: — Вы знаете, — по поводу, гравитации, левитации, — поэт, а вы, безусловно, поэт… многие говорят, что поэтом можно стать, а можно не быть.
Ольга: — А гражданином быть обязан.
Весёлкин: — Да, да. Вот вы гражданка, точно. — Это мы все знаем. А на ваш взгляд, можно поэтом стать или это какое-то определённое состояние человеческое, которое выражается в неких мыслях, зарифмованных или незарифмованных? — У нас же институт тесть, понимаете? Вот вы заканчивали институт поэтический?
Ольга: — Нет. По поэтической линии не заканчивала. И сочинения в школе не любила.
Кузьмина: — И школу не любила.
Весёлкин: — И школу не любила, знаете, да.
Ольга: — Это не важно.
Весёлкин: — Как это не важно?!
Ольга: — У нас есть школа побольше — это планета Земля. Её приходится любить. И надо любить.
Весёлкин: — Ну а возвращаясь к поэзии?
Ольга: — Мне кажется, что это довольно высокая степень развития человеческого разума. — Настоящая поэзия. К ней человек может прийти занимаясь, а может и не занимаясь, — просто в какой-то момент он так начинает остро воспринимать мир. Но всё равно должна быть какая-то склонность — любовь к игре со словом. Вот, кто-то выберет из игр какое-нибудь домино, бильярд; кто-то футбол по телевизору будет смотреть, кто-то в карты играть, кто-то — в шахматы. Я ко всем этим играм совершенно не испытываю никакой склонности, зато с большим удовольствием играю в слова. И очень люблю какие-то мелкие словесные радости: афоризмы, анекдоты…
Кузьмина: — Одностишия.
Ольга: — …одностишия. Крупные словесные радости тоже люблю. В общем, я люблю играть со словами. — Это уже признак. Если вы любите играть словами, возможно, вы потенциальный поэт.
Весёлкин: — Но для этого форма ещё нужна.
Ольга: — А формы меняются. Появляются новые и совсем необычные формы. Поэзия себя находит всегда.
Кузьмина: — Интересно. Если игра типа домино находит тебя тогда, когда у тебя есть свободное время или ты этим занимаешься профессионально, то игра со словами, когда она проявляется в большей степени?
Ольга: — Если именно игра — в прямом смысле, то где-то в дороге, на пример в поезде. А вообще, это игра, в которую можно играть в одиночку. Тогда нужен лист бумаги, тетрадь и собственная голова.
Кузьмина: — А почему в поезде?
Ольга: — Дорога — такое время благодатное, когда ты оторван от своих будней и при этом находишься в каком-то обострённом состоянии. И ты особо ни чем заняться не можешь, но всегда есть кто-то рядом. Тогда люди начинают разговаривать, спорить, читать, слушать музыку.
Весёлкин: — Это вы сейчас про поезд говорите, про дорогу?
Ольга: — Я говорю про дорогу, да.
Весёлкин: — С этим можно, поспорить. Я, конечно, с поэтами мало ездил в купе. У нас другой стереотип. Вы, например, выражаете путешественника, на уровне даже метафор. Вы передвигаетесь среди городов, так сказать, практически летите. А вот соотечественники садятся, выпивают…
Ольга: — И достают курицу?
Весёлкин: — Курицу, да, да.
Кузьмина: — И солёные огурцы.
Весёлкин: — Огурцы-то, вы знаете, это сейчас вы хорошо сказали. В основе своей курочка с яичками, конечно. И там уже, значит, поэзия какая-то другая… Хотя, вот судя по вам, может вы и в этом тоже какую-то поэзию видите.
Ольга: — Конечно вижу. Во многих вещах её можно увидеть. Фотографы, например, — у них глаз острый. Они могут мусор так сфотографировать. Или кино снять. У Тарковского есть длиннейший план в Сталкере, где над мусором течёт вода.
Весёлкин: — Там художественный мусор. Там всё-таки отобранный мусор. Я за этим мусором очень долго смотрел тогда.
Ольга: — Это глаз кинематографиста, он видит какие-то вещи. Хотя некрасивые вещи видит тем более. Поэтому надо иметь либо толстую кожу, но которая не даст тебе заниматься творчеством. Либо иметь тонкую, но тогда научиться себя беречь или быть необычайно психически гибким, чтобы выдерживать эту реальность.
Кузьмина: — Ребята. Простите меня пожалуйста. Красивые вещи можно не только увидеть, но и послушать. Давайте передохнём. — «Не в такт» называется произведение.
[Звучит песня «Не в такт»]
Весёлкин: — А у нас в гостях сегодня Ольга Арефьева. Чему мы несказанно рады.
Оль. Мы только что прослушали длинный такой ритм-н-блюз, практически в чистом виде. И я тут опростоволосился. — Говорил: а кто на контрабасе играет?
Кузьмина: — А это ни фига не контрабас.
Весёлкин: — На что последовал ответ, что это…
Ольга: — Это виолончель. Ну, кстати, это два похожих инструмента. — Они отличаются только размером.
Весёлкин: — Но размер имеет значение.
Ольга: — У виолончели шире возможности, чем у контрабаса потому, что она может склониться в одну сторону — как скрипка, с другой стороны — быть контрабасом, и она больше всего из всех струнных инструментов похожа на человеческий голос. В принципе, она может играть соло, но может ритмическую функцию выполнять. Эта песня, которую мы сейчас слушали, уникальна тем, что она сыграна на одном единственном инструменте.
Весёлкин: — Я всё ждал когда же появится…
Ольга: — Оркестр.
Весёлкин: — …хоть что-нибудь, какая-то перкуссия. — Нет, обманули.
Ольга: — Перкуссия была в виде моих щелчков. Я там пою и щёлкаю.
Кузьмина: — А есть любимый инструмент какой-то у вас?
Ольга: — Человеческий голос.
Кузьмина: — Мне сегодня везёт на ответы Ольгины. Мне это нравится.
Весёлкин: — Мы потом о человеческом голосе ещё отдельно поговорим. Давайте сейчас чуть-чуть затронем тему вашего современного проекта, в котором участвуют, как я понимаю: виолончель, ваш прекрасный человеческий голос…
Кузьмина: — Ты Ковчег имеешь ввиду?
Весёлкин: — Да… да…
Ольга: — Да, собственно — всё. Наш ближайший концерт, про который сегодня мы расскажем, — он и есть наш дуэт в Петром Акимовым. Я там, правда, ещё играю на гитаре. И вообще-то мы ещё готовим сюрприз. — Может мы введём нашего гитариста-скрипача на какую-то дополнительную функцию. Но всё равно это, по сути, наш дуэт. Это не целая группа. — Группа у меня тоже есть, и не только электрическая, но и акустическая. И ещё разные-разные проекты. А в этот раз 31 мая мы будем выступать в ЦДХ с нашей программой «Aнатомия» на двух человек. Пётр не только виолончелист — он, можно сказать, прирождённый клоун — артист. Т.е. не только и не столько аккомпанирует, сколько мы с ним на сцене общаемся, веселимся. И, несмотря на то, что вы сейчас со мной как-то очень грустно разговаривали, мы, на самом деле, люди весёлые, и концерты у нас очень весёлые. Хотя, всякие бывают. Мы — люди широкого диапазона. (смеётся)
Весёлкин: — Мы грустно стали говорить потому, что…
Ольга: — Потому что у нас вечер? Ну давайте говорить весело, потому что на Камчатке — утро.
Кузьмина: — У нас, на дальнем востоке — утро.
Весёлкин: — Не-не. Мы стараемся всегда быть утренними и весёлыми.
Кузьмина: — Музыка нас настроила.
Весёлкин: — Да. Сломала меня даже, можно сказать.
Ольга: — Подкосила. (смеётся)
Весёлкин: — Подкосила музыка вконец. Семиминутный блюз подкосил. Но я сейчас весёлую вспомнил тему. Если говорить о вашем прекрасном инструменте. — Я имею ввиду не пальцы, а голос. Я прочёл в СМИ. — Второе своё образование — голосоведение вы заканчивали, или вам помогал, выпускал вас в свет наш прекрасный…
Ольга: — Лев Валерьянович Лещенко — вы имеете ввиду?
Весёлкин: — Лев Валерьянович, ввиду имею, Лещенко.
Ольга: — Да. В Гнесинском институте он был моим педагогом по специальности.
Весёлкин: — А чему он вас учил? Лев Валерьянович Лещенко. Вот у меня сразу возникает: Лев Валерьянович, рядом огромное количество юмористов, при всём при том, что он сам по себе очень серьёзная личность. Но вы и он — рядом. Я бы никогда не сказал, что вы ученица Льва Валерьяновича.
Ольга: — Ну а почему нет?
Весёлкин: — А чему вас Лев Валерьянович учил? Интересно.
Ольга: — История немножко более сложная. До Гнесинского института я закончила музыкальное училище им. Чайковского в Свердловске. Закончила очно. То бишь, четыре года три раза в неделю я встречалась со своим педагогом Валерием Борисовичем Гуревичем, и он учил меня петь. Учил очень упорно. Он очень талантливый педагог. И у него много учеников по всему миру многого добившихся — в основном оперные. Но эстраду он тоже учил, и я один из его продуктов. А потом в Гнесинском институте училась на заочном отделении. Вообще, высшего образования по такой особой специальности как эстрадное пение в то время в стране не существовало. Сейчас не знаю — не узнавала. Оно было заочное и это выглядело так: два раза в году — сессия по месяцу. В это время ходишь в институт и раза два встречаешься со своим педагогом. Но когда мы встречались он… Он во-первых, настоящий мужчина, — настоящий джентльмен, очень благородный человек. Он никогда не опаздывал в отличии, кстати, от меня. Т.е. я приезжала на метро в своих джинсах с заплатками, а он приезжал на дорогой машине, со своим директором и ещё кучей помощников. Тем не менее, мы встречались с ним в классе и он занимался со мной и разговаривал. Тут уже какие-то жизненные вопросы решались: какое взять произведение на экзамен, как его исполнить, в целом. Вот так — ля-ля-ля, ми-ми-ми — мы с ним уже не пели. Это скорее было уже общение двух взрослых самостоятельных людей. Тогда мы уже хорошо очень понимали, что мы в разных мирах. Он ещё потом неоднократно делал попытки всё же как-то меня…
Кузьмина: — Склонить?
Ольга: — Даже не склонить, а как-то ввести в тот мир, в котором он есть. Это тоже такой нормальный жизнеспособный мир. Но мой мир ему казался нежизнеспособным. Очень удивлялся тому, как я живу, — в душе, видимо. Но, на самом деле, это два очень даже полноценных мира. И сейчас мы просто относимся друг к другу очень тепло, очень хорошо. Он изо всех сил мне помогал, чем мог. Я считалась работающей в его театре. — Такая вещь как трудовая книжка у эстрадного певца… Это же очень трудно всё вообразить. И такого места особо-то нет, куда ты её положишь. Тем более, когда ты живёшь на вольных хлебах. — Поёшь свои песни со своей группой, даёшь концерты по каким-то… В общем, всё было у нас хорошо, и продолжает быть хорошо. Но мы живём по-разному.
Кузьмина: — Он, кстати говоря, назвал, я уж не знаю когда — тогда или сейчас…
Ольга: — В книге. И неоднократно в своих интервью.
Кузьмина: — Говорит, что: «это мой лучший продукт».
Ольга: — Лучший — не лучший… У него есть несколько продуктов: Марина Хлебникова… — всех я сейчас не назову, но ряд его учеников известен. И вот оказалось, что и я. Хотя в меня не очень верили. — Особенно Кобзон.
Весёлкин: — И Кобзон ещё. Слушайте…
Ольга: — Он был нашим зав. отделением.
Весёлкин: — Ооо! А Аллы Борисовны там не было рядом?
Ольга: — (смеётся) Нет, хотя мы с ней встречались. — Она устраивала неоднократно конкурсы для молодых рок-групп. Ещё в перестроечные времена был какой-то и мы там победили. Потом на Рождественские встречи она меня приглашала.
Кузьмина: — Можно вопрос?
Весёлкин: — Пожалуйста!
Кузьмина: — Через это пройти должен каждый. Поэтому мы прошли через это и ставим точку. Через высшее образование.
Весёлкин: — Под руководством Льва Лещенко.
Кузьмина: — Творчество в любом его проявлении имеет право быть? Есть что-то, что непонятно, или, как вам кажется, не должно существовать?
Ольга: — Это весьма философский вопрос. Его можно очень долго обсуждать. Даже не знаю, в формате ли этой передачи. Осталось выяснить — что такое творчество. Есть какая-то вещь настоящая — есть коммерческие дела, в которых творчества уже, фактически, нет. Грань очень тонка. Потому что, бывает, и в коммерческий продукт человек вкладывает душу как-то случайно. — В этот момент оно — раз, и заиграло вдруг красками. Но есть и нехорошие вещи, которые ведут к деградации человеческой души. А вообще, то, что идёт на пользу душе, то, что развивает её, — это настоящее. Тут вопрос ещё в графомании и — в таком начинающем, в пионерском. Т.е. человек научился рифмовать: походка — улыбка; и страшно этому рад. (смеётся) И эта рифма, она, конечно, постыдная и очень неграмотная, но человек сделал принципиальный шаг от того, что он вообще не понимал красоту слова, и вдруг он её, вот так по-своему, примитивно понял. — Это тоже творчество. И, конечно, оно имеет право на существование. Другое дело, что оно интересно только самому человеку, его маме, папе, сестре, жене.
Кузьмина: — Он сам в нём «варится» и развивается. Как ему кажется.
Ольга: — Да, это развивает. И не «кажется», а на самом деле. Вот надо понять о каком творчестве речь. Если то, что выносить на публику, тут я, конечно, была бы аккуратнее. И советовала всем и всегда.
Кузьмина: — Вы в ответе за то, что вы выносите на публику?
Ольга: — Я — да.
Кузьмина: — Вопрос с нашего СМС-портала. Я прошу прощения, что мы ближе к концу уже глянули в наши средства связи.
Ольга: — Заболтались.
Кузьмина: — Да. Во-первых: (читает) «Ольга влюблён не в вас, простите, а в ваши стихи». — Из республики Коми пришло сообщение.
Ольга: — Спасибо.
Кузьмина: — Из Питера пришло: «Кто из современных поэтов вам любим?». Вы вообще следите за творчеством поэтов?
Ольга: — Вот, кстати, да. Чукча не читатель… Тем не менее, я читаю какие-то вещи. И иногда встречается что-то трогающее. Скажем, Быкова стихотворение буквально недавно перечитала про Гумилёва и львов. Бывают очень редкие случаи, когда ты начинаешь читать стихи и в конце ты плачешь. — Полминуты действия и ты уже полностью вовлечён. Это очень редкая удача. И у хороших поэтов редкие удачи.
Кузьмина: — А вас соратники находят? Как звёздочки люди…
Ольга: — Звезда со звездой не встречаются. — Звезда встречается с планетой.
Кузьмина: — Я имею ввиду, что звёздочки разбросаны — те, кому близко ваше творчество или те, кто что-то пишет, но ему кажется, что оно совершенно нигде не формат, — никому не нравится, может, но нравится этому человеку. А потом он делится, — вы оцениваете, и он понимает — вот, я успокоился, я нашёл своё.
Ольга: — Это мой крест. Мне годами люди присылают то, что они пишут. И, в основном, это, конечно, ниже всякой планки, о чём можно говорить. И мне даже не хочется это читать, потому что я вижу это с одного взгляда. С другой стороны, мне очень не хочется человека огорчать. Потому, что я уже рассказывала, что для него это — событие. И всегда я не знаю прям, что мне делать, как ему ответить. Иногда я не отвечаю. Крайне редко присылают что-то действительно хорошее. Это «действительно хорошее» бывает гораздо чаще, когда не сам человек присылает, а кто-то. Присылает то, что ему очень нравится. А в оценке своего творчества люди, как правило, очень неадекватны. А уж то, что мне действительно нравится, я нахожу где-то совсем в других местах. Видимо, это определённый закон жизни, что те, кому интересны мы, далеко не всегда интересны нам, и даже, как правило, не интересны нам. Но те, кто интересен нам, — тем не интересны мы. Есть такая иерархия, такая лестница — все тянутся за всеми. И те, кто за тобой тянутся — они идут за тобой, ты за них отвечаешь, ты им помогаешь, может быть, даже самим своим существованием. Но ты не можешь всё время идти назад. — Ты должен идти вперёд. У тебя лицо обращено в другую сторону, — к тем, что лучше тебя, кто выше тебя — таких на земле очень много.
Весёлкин: — Дорогие творческие работники, я вынужден вас сейчас прервать. Я выслушал вас. Я удовлетворён. Я должен…
Кузьмина: — Да, мы увлеклись, извини нас, пожалуйста.
Ольга: — Поставим песню или что?
Весёлкин: — Нет-нет-нет-нет. — Хуже.
(реклама)
Кузьмина: — Взгляд мой пал на форум. Очень быстро, пока Лёша не очухался, я буду задавать вопросы с форума.
Вайпер спрашивает: «Ольга, можете ли вы охарактеризовать себя в трёх словах?»
Ольга: — Хм… Не могу. — Вот и три слова. (смеётся)
Кузьмина: — «Музыка, которую вы исполняете, — для кого она?» — Он же спрашивает.
Ольга: — Для таких, как я.
Кузьмина: — О которых мы говорили несколько минут назад, как раз.
Кузьмина: — Виктория спрашивает: «Очень хотелось бы узнать, музыка каких стран вам нравится или ближе всего?»
Ольга: — Я космополит безродный в этом смысле. Я не делю по странам. Язык русский, разумеется, мне близок. А музыка, — она без языка.
Кузьмина: — Лёш, а теперь ваша очередь.
Весёлкин: — У меня вопрос такой. В силу того, что вы не просто уже музыкальный дуэт, а лицедеи, существует момент, когда нужно найти контакт с публикой. Вы в ваших экзерсисах уже чувствуете актёрский контакт? Потому, что без этой дуги не бывает полнокровного общения.
Ольга: — Да, конечно. Много лет на сцене — это серьёзный опыт того, как общаться с публикой и, в первую очередь, с самим собой. Потому, что надо умудриться открыться в достаточно сложной стрессовой ситуации, при этом — по-настоящему открыться. Это непросто. Но зато это очень ценно. И потом от этого большая отдача.
Весёлкин: — Конечно. Это самое главное. Но, вы чувствуете этот момент, — когда проходит время и контакт налаживается? Он же ощутим?
Ольга: — Когда концерт твой, и люди пришли на тебя, — они уже заранее отдали тебе своё сердце. А бывает ситуация какая-то чуждая, когда ты не знаешь куда попал, уж не знаю каким образом, — какие-то сборные концерты, например. Люди, которые говорят: а хто это такая? А оно шо, ещё и поёт? Недавно у меня была ситуация, — я выступала в сборном концерте. Мы даже потом обсуждали — стоит ли выступать в этих сборных концертах.
Весёлкин: — Когда плохо — не стоит. А когда хорошо получается — стоит.
Ольга: — А ты никогда не знаешь чем кончится: какой тебе сделают звук, в какой ситуации тебя выпустят, какой будет свет…
Кузьмина: — Мне кажется пришло время разобрать Ольгу Арефьеву теперь на части. Сейчас объясню. — Одна часть, это концерты. Вторая , это тренинги творческие.
Ольга: — Да. Много лет уже я веду тренинги по движению, по речи, по перфомансу, по танцу, по пению. И сама занимаюсь этим же самым постоянно. Узнаю много нового. Это один из моих путей развития.
Кузьмина: — 31-го концерт столица увидит в ЦДХ. А также…
Ольга: — 10 июня будет Новокузнецк. 11-го — в Новосибирске. Я знаю по интернету, что там нас очень ждут, что все билеты проданы.
Кузьмина: — Где можно ещё, кроме того, что у вас 12 дисков, вас можно почитать? У вас же несколько книжек вышло?
Ольга: — Вышло две книги. Одна — это книга прозы «Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной». — Любимое моё детище, которым я больше всего сейчас горжусь, это самая любимая вещь из тех, которые я сделала, тем более, недавно. А вторая — книга Одностиший. — Для меня это была игра, такое развлечение. И когда их накопилось больше тысячи — мы их выпустили. Оказалось, что простому народу это ближе. Это бесконечно цитируется в интернете, пересылается. И эта книга уже выдержала переиздание.
Весёлкин: — Ольга, скажите мне, пожалуйста. Такой вопрос, может быть, странный. Вы сами говорите, что книги «поедаете» — это ваше же выражение. Вам повезло в этом смысле — что у вас жажда к этому. А как вам кажется, при таком обилии телевизионных программ и всякой другой информации как склонить аудиторию сейчас к «поеданию», как у вас? — Вот до такой степени что «хочется есть!»
Ольга: — Вообще, я как раз не так уж много читаю, есть гораздо более крутые маньяки этого дела, которые приходят на книжные выставки с огромными чемоданами на колёсиках и увозят их полными книг. У нас в группе Калимба есть девочка Маша Деева. — Она читает книги за полчаса толстенные. Берёт их и перелистывает. И полностью запоминает. Есть люди такие. Я же довольно долго их переживаю.
Весёлкин: — А как нормального человека заставить?
Ольга: — Что значит заставить? Я, например, телевизор не смотрю много лет, и радио, извините конечно, тоже не слушаю. Вот я сейчас послушала и мне стало грустно, потому что новости все плохие. Правда у меня есть другой наркотик — это интернет. Я очень много читаю в интернете, и текстов и статей. В общем, надо любить литературу. Кому уж дано это счастье и этот крест, тот её и любит.
Кузьмина: — У нас завершающий аккорд, и завершающая игра слов. — «Комедия дель арте» она называется. Ольга, мы с вами прощаемся. Мы рады, что, может быть, вы не очень слушаете радио, но радио слушает вас.
Ольга: — Спасибо.
Кузьмина: — Спасибо. Пока.
Весёлкин: — Спасибо вам огромное!
[Звучит песня «Комедия дель арте»]