Во всех простых правилах есть свои побочные эффекты. Если делают массовую инструкцию «сними рюкзак», то сантименты вроде «если рюкзак мешает другим», «если он слишком большой» или «если вагон заполнен» пропускают. Тупо: «сними рюкзак». Соответственно, дают разным мелким вурдалакам почву для злоупотреблений, которые не замедлят появиться.
Мне давно еще рассказывали знакомые, имеющие отношение к политтехнологиям, что можно жестко запрограммировать массовое сознание на некоторое время. Как было сделано во время «да-да-нет-да» (вот видите, до сих пор помню). Но это дает неожиданный побочный эффект: увеличение количества самоубийств в стране. Заметное.
Казалось бы, где социальная реклама, а где самоубийства? Но вот.
Потому в те времена к этому способу старались не прибегать, или прибегать в крайнем случае. Но постепенно, смотрю, тупое и жесткое программирование общества начинает применяться всё более запросто. Подумаешь, самоубийства.
Учить людей думать, взвешивать «за» и «против», различать нюансы — затратно. И думать затратно. Куда проще — инструкция из двух слов, которая срубит головы тем, у кого нюансы. Наркотики нельзя. Маски надеть. Сними рюкзак.
В итоге повсеместный абсурд происходит: то кондитеров за мак в пирожках сажают, то маму ребенка-инвалида за микроклизму судят, то ветеринар в тюрьме за анестезию для собаки.
Тупая инструкция. И вот уже не дают гулять одному в парке и зачем-то требуют ношения маски на улице.
И вот уже полицейские штрафуют на огромную сумму человека с депрессией за то, что сидел одиноко на бережке (это было в Израиле, мы не одни такие). И напрасно он объяснял, что у него депрессия, и что без этого он умрет. Подумаешь, самоубийство. Главное — буква тупого правила.

21 июня 2020
Из ЖЖ Ольги Арефьевой

Для меня был бы идеален мир открытых дверей, где не нужны замки и заборы. Где уровень сознания окружающих таков, что никто на тебя не нападет и не злоупотребит доверием. В моем идеальном мире дверь открыта. И тот, кто с тобой общается, может уйти в любой момент, и мир от этого не рухнет. Но не уходит, потому что ему рядом нравится больше. И мне рядом нравится больше. И я тоже могу встать и уйти, но мне такое и в голову не придет.

В идеальном мире можно иметь меньше вещей. Потому что техникой, домами, землей можно пользоваться совместно. Не нужен изматывающий труд, требуется гораздо меньше работать — в смысле тяжелых и не очень интересных занятий, заодно перемалывающих ресурсы планеты в мусор. Зато будет куда больше сил на другой труд — по осознанию мира. Если минимально потреблять и пользоваться многим совместно, то всего нужно меньше. Основное время останется для общения (или, по желанию — уединения) и саморазвития. Не нужны лишнее потребление, бессмысленные предметы престижа и золотые унитазы. Не нужна изматывающая борьба за власть, богатства и статус «царя горы».
Не нужно искусственной гонки, сравнения себя с другими, нереалистичных ожиданий, конкуренции, зависти, борьбы вместо сотрудничества.

Мы по природе склонны быть вместе, мы семейные, общинные существа. Мы не хотим изолироваться, а стремимся к теплу, общению, доверию и совместности. Мы можем и стремимся открывать свои границы. Но не хотим, чтобы их нарушали. Такой парадокс. Открытая дверь хороша, когда в нее не ломятся с плохими намерениями. Или даже без них, но по факту ведут себя на вашей территории разрушительно. Общение хорошо, когда оно равноправное и добровольное.

Наше поколение с детства жило в мире, где на границы ребенка, сотрудника в коллективе, члена большой семьи многим было плевать. На нас орали, нас заставляли ходить строем. Нас наказывали всем классом, если провинился кто-то один. Хотя при чем тут я, если какой-то неприятный хулиган украл журнал? Когда подросли, каждый лез с вопросами «когда замуж?», «когда родишь»? Родственники входили без приглашения, начальники сексуально использовали подчиненных, у подъезда обсуждали длину юбки, за «не ту» сексуальную ориентацию вообще могли убить. Сейчас та эпоха отживает, хотя и цепляется за старые привычки.

Наше отечество — земля, наш народ — человечество. Мы — духовные существа в скафандрах разного размера и цвета. Мы рождаемся множество раз. И если мы сегодня в одной стране и расе, завтра — в другой. Нам дороги наши родные и любимые, наш язык, но другим людям дороги их родные и их язык. И это не повод для убийства одних другими. Наша настоящая война — не между странами, а между добром и злом, людским и нелюдью в людях. И граница проходит не по географическим зонам, а внутри человека, по уровню ума, любви, альтруизма, щедрости, понимания, эмпатии. По уровню развития человеческого, гуманистического, а потом и божественного. И по уровню контроля над зверским, обезьяньим, темным и неосознанным (простите, обезьяны, вы хорошие).

Так вот, день защитника отечества — это милитаризованный праздник, призванный вложить в наши головы связку «мужчина=солдат», «солдат=хорошо», «убийство=хорошо, если это убийство чужого», «чужой=плохо», «чужой=любой за нарисованной линией на карте или любой не твоего языка и цвета». За границей живут такие же духовные существа, просто чуть в других скафандрах. Среди них наши любимые, родители и братья из других жизней. Солдаты должны, не раздумывая, убивать их, пытать, сжигать, насиловать, потому что кому-то наверху всегда нужны территории, влияние, нефть, ресурсы, рынки сбыта, дополнительная власть.
Притом, сами дирижеры и выгодополучатели войн не пойдут на фронт. Они пошлют вас и ваших детей — становиться убийцами, калеками и умирать. Они совершают преступления против человечности, но хотят это делать вашими руками. А чтобы вы не сопротивлялись и бездумно шли делать то, что человеческой природе противно и отвратительно, вас обрабатывают с пеленок. И на эти подмены ведутся те, кто искренне думает, что эти милитаристские торжества с танками и пушками — милые семейные праздники, где надо преподносить носки и одеколоны мужчинам вокруг.

Я в жизни была однажды человеком, которого некто шантажирует своим суицидом. И, знаете, больше не хочу. Ощущение непередаваемое. Мой бывший бойфренд хотел того, что ему не полагалось ни по каким правам. Он требовал, чтобы я вернулась, иначе посуцидится. А я не хотела с ним больше иметь ничего общего. Мало того, я тупо его боялась: он преследовал, оскорблял меня, обзвонил с жуткими (конечно истерически накрученными и лживыми) звонками всех общих знакомых. Так кстати я незадолго до расставания сдуру переписала ему на всякий случай многочисленные телефоны. Он угрожал мне убийством и держал в углу, приставив нож, когда смог «накрыть» в общежитии в другом городе. Когда я сбежала, и это отдельная страшноватая история, он обрушил на меня через общих знакомых угрозы суицида.
И да, он не имел ни малейшего права на мою жизнь и мои решения — по глубокому моему убеждению и на тот момент, и сейчас. И вообще это история не про любовь, а про власть, надеюсь, вы догадываетесь. Я отняла у него власть над собой, этого он не готов был принять, так как искренне считал меня своей собственностью. И тут собственность взяла и ушла. Это как квартира бы из-под ног ушла. С мебелью и прислугой вместе.
Но суицид — это страшная угроза. И я реально консультировалась с кем могла, чтобы понять, что делать. Разговор был такой: истерик? На публику работает? Значит ничего он себе не сделает. Это просто шантаж.

Давайте вообразим такую умозрительную схему: лестницу идеальности. Мы все находимся в ней на каком-то уровне. Каждый на своей ступеньке: выше, ниже – но она есть, и с этим ничего нельзя поделать. Можно сменить свое место, но факт его наличия у каждого — останется. Бесконечность вверху, бесконечность внизу. Ну, или конечность, отсюда не видать. И вот всё, что ниже нас, кажется (или является в нашей субъективной реальности) низким, грубым и отвратительным. Всё, что выше – желательным, тонким и восхитительным.

И вот мы хотим высказать мнение по какому-то вопросу. Например, указываем на ужасное и говорим «фу!».
И тут же происходит типичная ситуация: на крыльях фетра прилетает белое пальто и указывает нам на наше место в пирамиде идеальности. А оно, мдя… не на самой вершине. Из этого следует вывод: а значит мы не имеем права на своё мнение. Но почему?

Свою глупость можно показать многими различными способами, в том числе долгими умными словами.
По интернетам бродят толпы людей, с которыми никто не хочет общаться.
Всё спокойно, пока они молчат и только лайкают. Но стоит им раскрыть перо, сразу становится видна внутренняя кухня бедных голов. А она захламлена, бедна и населена монстрами.
То они спамят в личку фейками-боянами, то лезут к вам в трусы наглыми вопросами. То в командно-навязчивой форме требуют, чтобы вы соответствовали их единственно верным представлениям о том, как надо жить, одеваться, думать, и что любить.
Еще очень любят давать непрошенные советы.
А уж на любой, даже померещившийся им, намек на политику кидаются аж с кипящей слюной — и во мгновение всецело растворяются в упоении битвы неведомо за что, с кем попало, но зато хрясь-хрясь-хрясь! Лексика ненависти, о это сладкое говно!
А потом удивляются, что их быстро банят.

Прочитала у одного заочно знакомого йога о высоковибрационной пище.
У него там был совет утром натощак выпить сок лимона. Самое главное – без сахара. Тогда не будет никакого повышения кислотности. И вообще это типа очень полезно и безвредно, если желудок здоровый. В результате всякие прекрасные плюшки: повышение энергии и чувствительности.
Вдохновилась я этим. И купила на рынке шесть лимонов. Стоили они очень дёшево, и были отличные. (Спойлер: четыре до сих пор лежат). А у меня как раз появилась специальная лимоно-апельсино-выжималка. И желудок ну вообще не беспокоит.
И вот утром я выжала лимон и выпила сок. И ничего мне за это не было. На второй день я повторила удачный опыт. Вроде тоже норм. Но позже, после обеда, началась у меня отрыжка воздухом. Изматывающая, долгая и объемная. Я решила, что это из-за соевого фарша, который как раз купила и приготовила (спойлер: нет).
Больше лимон на всякий случай не пила.

Сегодня день музыки. А что это такое и что о ней скажешь? Если она то вытягивается в струну, то сворачивается валторной, то лезет в уши и их коробит, то расплавляет душу до духа, а тело до костей, то убегает и хочет остаться непонятной, сухой, неразгрызаемой и высокомерной.

Люди без слуха, но щедро наделенные запахом и громкостью, шероховатые и уверенные в своем праве громко топать в ваших хрупких органах чувств, день и ночь перетаскивают по лестницам бытия свои представления о прекрасном. Оно ядреное, вонючее, наглое и с матом. И это тоже музыка.
Сыграйте нам что-нибудь из музыки, музыкант! Ага, щя. Так взлабну, что мало не покажется.
А кто этот бледный человек в потертой одежде? Композитор? Ну и кому он нужен со своими хрупкими и вечно требующими дорогостоящего ремонта инструментами? С этими мятыми-непонятными нотами-закорючками? Их даже некому исполнить. Только одна репетиция оркестра стоит 200 тысяч денег. А их надо три. Ну, две. И за студию и запись. Он никогда не услышит свою симфонию сыгранной живыми, недовольными, пахнущими беляшами из-за угла, слегка нестроящими и не успевающими в такт музыкантами. Которые учились всю жизнь и теперь ненавидят то, что им приходится играть.
Пусть этот композитор идет вон, в Пятерочку кассиром работать. Хоть польза будет. И день-деньской слушает одну и ту же замкнутую по кругу кассету про шальную императрицу. Ее наша товаровед Мария Петросановна очень любит. Музыка!

Пусть будет странный текст, у него есть предыстория. Мне долго писал человек, задавая вопросы по пению. Так как он когда-то купил лот «урок» в краудфандинге, и вообще поддерживал начинания нашей группы, разговор, однажды начавшись, потихоньку продолжался. Еще меня подкупала страсть, с которой он хотел понять что-то в пении и никак не мог. Он пересмотрел множество видеоуроков в интернете и прочел кучу литературы. Это привело к горю от ума — он ничего не понял, но нахватался терминов и ощущения, что чего-то знает. Но не хватало самого главного — он никак не мог ощутить музыку как музыку. Мелодию как мелодию. Он не мог поймать логику сочетания звуков и мучительно пытался запоминать положения гортани, резонансы в разных местах и что-то еще такое. Разговор в какой-то момент стал мне прямо интересен. Я подумала об инопланетной жизни, которая рядом с нами. Напрасно вы думаете, что не видели инопланетян. Возможно, и вы сами — они, и я тоже. Планет и социумов во вселенной много, и многие люди — люди только по форме тел, в которые воплотились. Кто там внутри? Часто это совершенно разные типы сознания, с несовместимым опытом и неописуемо разными взглядом и логикой.

Кстати, как это согласуется с моим же прежним тезисом о том, что мы сделаны по одной выкройке и многие наши реакции параллельны, что мы по сути являемся одним над-человеком? Как птицы на каком-то уровне являются одной птицей, как деревья являются одним деревом.
А вот согласуется. Человеческое тело выдается нам с набором базовых функций, реакций и координаций. А также человеческие сознания на каком-то уровне соединяются и смешиваются в одно информационное облако. А на каком-то — расходятся: сначала на слои общества, потом на индивидуальности, которые, тем не менее, похожи. Хоть часто и ссорятся и борются — как раз потому, что толкутся в одной нише мира.
Зато если среди птиц есть дрон, внешний взгляд может этого и не заметить. И такие вкрапления среди нас тоже есть. Вообще, человечество — это невероятная смесь, и некоторые правила и обобщения распространяются не на всех. Ибо простая схема на то и проста, что отбрасывает сложности. То одни, то другие. Потому схемы получаются разные, и даже противоречивые — если выделяют разные признаки как главное. Но относятся к одному непостижимому или сложнопостижимому явлению — миру.
Такое предисловие.

С бардами у меня сложные отношения. Когда я еще была молодая, не знала, кто я и что я, когда никто в меня не верил, никто не поддерживал, родители в шоке отговаривали от проявления интереса к сцене… Вот тогда я писала свои первые песни и безуспешно пыталась найти себе подобных. Стилей не знала, музыкального образования не получила, аккорды выучила и научилась применять самостоятельно. И плохо понимала хитросплетения отношений в обществе. Что все разделены на тусовки и кланы. На своих и чужих.
Я тыкалась и в конкурсы самодеятельности, и к бардам, и, когда появились, к рокерам. Я одновременно слушала Пугачеву и Градского, Окуджаву и песни из советских фильмов. Так как моим первым инструментом была гитара, то клуб самодеятельной песни среди улиц железных занавесов, разумеется, был местом, куда я, как минимум, должна была сунуться.
Тогда я не знала слова «сонграйтер», не верила в свой мелодический и поэтический дар, не представляла себе, являюсь я кем-то — или никем. Но, чего у меня не отнимешь, — я пела! И это, по крайней мере, всем сразу нравилось. Неважно, что я пела, главное — поющая девочка — это же приятно. Чужие песни шли на ура. Мои собственные первые песни были, кстати, тоже неплохими. Но оценки от общества не получили никакой. Ведь даже если ты пишешь свою первую песню, тебя всегда сравнивают с мировыми шедеврами. И на их фоне ты неминуемо проигрываешь. Всё же однажды я не поленюсь, хоть на диктофон запишу то, что помню с тех пор. А может и нет, ибо незаписанного — невидимый вагон и маленькая тележка. И я их тащу за собой, пытаясь материализовать и довезти до людей раньше, чем настанет станция «смерть».
Тогда же это были первые волшебные сочетания слов и звуков — и огромное будоражащее желание неизвестно чего. Не славы, не денег. А поддержки, нужности, участия в потоке мира со своим словом и звуком.

И вот в это время я выступила на паре бардовских слетов.

Лонгрид. Скоро мы споем то, что каждый день репетируем. Свою песню написать спеть проще. И она будет даже хороша. Но будет ли она вечна? Народная песня дает приобщение к чему-то значительно большему, чем мы сами и окружающая нас бытовая реальность.
Русские песни, которые дошли до нас — это гениальные произведения, просеянные миром и отобранные временем. И они, в отличие от многого, сейчас как бы модного и актуального, долговечны. Их обаяние не исчезает с годами и даже веками. Они сводят меня — нет, не с ума, но выводят от бытового состояния в космическое уже много лет. Наш концерт точно не будет скучным или пресным. Он будет очень ярким и фееричным, но не на внешнем плане. Мы не будем плясать в павлиньих перьях и орать дурными голосами. Но мы уведем вас в космос, по которому все тайно тоскуют. Если у вас отросла воспринималка (а она есть уже очень у многих, кто в жизни занят тем, что думает, чувствует и растет) — вы услышите это. Вы срезонируете. Вы услышите зов. Надо только собраться и прийти — и уже никогда не разлюбите народную песню. Забудьте старые кошмарные клише и стереотипы в виде нагло орущих румяных баб в матрешечных костюмах с люрексом. Народное искусство принижали и профанировали, имитировали и подделывали столько лет, что вызывали отвращение у целых поколений. Настало время узнать, что вас обманывали.
Народная песня — это очень крутая энергия и потрясающая красотой информационная структура. Она — очень мощная пища для души и лестница в небо. Многие говорят, что годами не могут забыть раз услышанные правильные концерты (в том числе наши). И дело не в нас, хотя мы тоже очень крутые и честно делаем то, что делаем: не портим и не опошляем, не украшаем слишком и не делаем непонятно и сложно. Мы перевозчики на другой берег — вас к песням, а песен к вам. Все дело в том, что это волшебные, магические и незабываемые мелодии. Которые можно познавать очень долго и глубоко, и всё находить в них очень новую и сильную красоту. Вы их тоже начнете любить и петь, и вы тоже испытаете мороз по коже.
А сейчас вы просто должны прийти к нам на концерт. Ибо концертов мало, а подготовка к ним грандиозная. Это событие.

Про узнаваемость. Ощущение от песни можно запомнить сразу, но потом обнаружить, что повторить ее невозможно. Что надо с микроскопом копаться и скрипеть мозгами несколько лет, чтобы только начать с ней сближаться. Притом, я замечала: ищешь какую-то песню, давно слышанную, находишь с ней сотню записей — и все не те. Хорошие, но чуть грубее, упрощеннее, эмоционально и энергетически ниже. Хотя, казалось бы, то же. А потом всё же находишь именно ту запись, и её не спутаешь ни с чем. И тут понимаешь, что исполняешь ее тоже схематично, потеряв тысячу нюансов. Что память выпустила их, что нужно вообще измениться всей своей структурой и заново изучать новой собой все ту же давно знакомую песню. Чтобы подняться до уровня, когда её не портишь, а с ней наравне. Такой парадокс — мы одновременно не можем полностью познать волшебное произведение, как оно сделано и как работает, но узнаем его из тысячи клонов.

6 июля 2019
Из ЖЖ Ольги Арефьевой

Одна девушка сходила на тренинг и у нее случилась депрессия, а может даже дебют психического заболевания.
Хотя на тренинге, по ее словам, плюгавый мужичонка-руководитель лишь рассказывал старые анекдоты, говорил явные глупости и плоско шутил.
А еще одна бабушка сходила в магазин и у нее случился инсульт.
А еще одна школьница сидела в контакте, а потом выбросилась из окна.
А еще один школьник купил жвачку и стал наркоманом.

Не надо разбираться в сложных и скучных причинах.
Надо срочно найти козла отпущения и на него вывалить лавину своих страхов, истерик и всю вину мира.
Черная рука ползет за вами и вашими детьми.
И сейчас взрослые люди активно пересылают историю, где накручено много-много эмоций, названо мало-мало фактов и совсем нет логических связей.

Я поняла, что мне очень мешает общаться склонность к неуместной и никому ненужной правде.
Например, рассказывает мне человек анекдот. Если бы я искренне рассмеялась — мы сразу друзья. А я морщусь и говорю «боян». Шлет в личку картинку со звездочками и домовенком Кузей — надо в ответ водопад сердечек! А я молчу как бука и ищу, где перекрыть переписку.
Присылает мне человек самонаписанный стих — я бегу от него по стенке, потом отвечаю «пожалуйста не шлите мне стихов» или снова ищу, где перекрыть переписку.
Шлет человек кино или танец — говорю: я это видела в 1999, и мне не понравилось. Блин, это совсем запредел. Сама же просила. Оля, нельзя же так.
Щьорд.
Я невыносимый человек.

После каждых гастролей в нашем полку прибывает буйно влюблённых. Это пылкие люди, которые не знают, куда девать свою атомную энергию. Я хочу рассказать, какие способы применения этой энергии считаю конструктивными, а какие — нет.
Мне очень интересно общаться с людьми, в том числе, новыми, иначе бы меня не было в сетях. Я могу позволить себе развлечения и отвлечения, иначе я бы не участвовала во многих событиях реальной жизни. Но до определённых пределов. Все эти прекрасные занятия не должны мешать делу и нарушать мои границы.

Вот что я считаю неконструктивным.