Сегодня день музыки. А что это такое и что о ней скажешь? Если она то вытягивается в струну, то сворачивается валторной, то лезет в уши и их коробит, то расплавляет душу до духа, а тело до костей, то убегает и хочет остаться непонятной, сухой, неразгрызаемой и высокомерной.

Люди без слуха, но щедро наделенные запахом и громкостью, шероховатые и уверенные в своем праве громко топать в ваших хрупких органах чувств, день и ночь перетаскивают по лестницам бытия свои представления о прекрасном. Оно ядреное, вонючее, наглое и с матом. И это тоже музыка.
Сыграйте нам что-нибудь из музыки, музыкант! Ага, щя. Так взлабну, что мало не покажется.
А кто этот бледный человек в потертой одежде? Композитор? Ну и кому он нужен со своими хрупкими и вечно требующими дорогостоящего ремонта инструментами? С этими мятыми-непонятными нотами-закорючками? Их даже некому исполнить. Только одна репетиция оркестра стоит 200 тысяч денег. А их надо три. Ну, две. И за студию и запись. Он никогда не услышит свою симфонию сыгранной живыми, недовольными, пахнущими беляшами из-за угла, слегка нестроящими и не успевающими в такт музыкантами. Которые учились всю жизнь и теперь ненавидят то, что им приходится играть.
Пусть этот композитор идет вон, в Пятерочку кассиром работать. Хоть польза будет. И день-деньской слушает одну и ту же замкнутую по кругу кассету про шальную императрицу. Ее наша товаровед Мария Петросановна очень любит. Музыка!

Пусть будет странный текст, у него есть предыстория. Мне долго писал человек, задавая вопросы по пению. Так как он когда-то купил лот «урок» в краудфандинге, и вообще поддерживал начинания нашей группы, разговор, однажды начавшись, потихоньку продолжался. Еще меня подкупала страсть, с которой он хотел понять что-то в пении и никак не мог. Он пересмотрел множество видеоуроков в интернете и прочел кучу литературы. Это привело к горю от ума — он ничего не понял, но нахватался терминов и ощущения, что чего-то знает. Но не хватало самого главного — он никак не мог ощутить музыку как музыку. Мелодию как мелодию. Он не мог поймать логику сочетания звуков и мучительно пытался запоминать положения гортани, резонансы в разных местах и что-то еще такое. Разговор в какой-то момент стал мне прямо интересен. Я подумала об инопланетной жизни, которая рядом с нами. Напрасно вы думаете, что не видели инопланетян. Возможно, и вы сами — они, и я тоже. Планет и социумов во вселенной много, и многие люди — люди только по форме тел, в которые воплотились. Кто там внутри? Часто это совершенно разные типы сознания, с несовместимым опытом и неописуемо разными взглядом и логикой.

Кстати, как это согласуется с моим же прежним тезисом о том, что мы сделаны по одной выкройке и многие наши реакции параллельны, что мы по сути являемся одним над-человеком? Как птицы на каком-то уровне являются одной птицей, как деревья являются одним деревом.
А вот согласуется. Человеческое тело выдается нам с набором базовых функций, реакций и координаций. А также человеческие сознания на каком-то уровне соединяются и смешиваются в одно информационное облако. А на каком-то — расходятся: сначала на слои общества, потом на индивидуальности, которые, тем не менее, похожи. Хоть часто и ссорятся и борются — как раз потому, что толкутся в одной нише мира.
Зато если среди птиц есть дрон, внешний взгляд может этого и не заметить. И такие вкрапления среди нас тоже есть. Вообще, человечество — это невероятная смесь, и некоторые правила и обобщения распространяются не на всех. Ибо простая схема на то и проста, что отбрасывает сложности. То одни, то другие. Потому схемы получаются разные, и даже противоречивые — если выделяют разные признаки как главное. Но относятся к одному непостижимому или сложнопостижимому явлению — миру.
Такое предисловие.

С бардами у меня сложные отношения. Когда я еще была молодая, не знала, кто я и что я, когда никто в меня не верил, никто не поддерживал, родители в шоке отговаривали от проявления интереса к сцене… Вот тогда я писала свои первые песни и безуспешно пыталась найти себе подобных. Стилей не знала, музыкального образования не получила, аккорды выучила и научилась применять самостоятельно. И плохо понимала хитросплетения отношений в обществе. Что все разделены на тусовки и кланы. На своих и чужих.
Я тыкалась и в конкурсы самодеятельности, и к бардам, и, когда появились, к рокерам. Я одновременно слушала Пугачеву и Градского, Окуджаву и песни из советских фильмов. Так как моим первым инструментом была гитара, то клуб самодеятельной песни среди улиц железных занавесов, разумеется, был местом, куда я, как минимум, должна была сунуться.
Тогда я не знала слова «сонграйтер», не верила в свой мелодический и поэтический дар, не представляла себе, являюсь я кем-то — или никем. Но, чего у меня не отнимешь, — я пела! И это, по крайней мере, всем сразу нравилось. Неважно, что я пела, главное — поющая девочка — это же приятно. Чужие песни шли на ура. Мои собственные первые песни были, кстати, тоже неплохими. Но оценки от общества не получили никакой. Ведь даже если ты пишешь свою первую песню, тебя всегда сравнивают с мировыми шедеврами. И на их фоне ты неминуемо проигрываешь. Всё же однажды я не поленюсь, хоть на диктофон запишу то, что помню с тех пор. А может и нет, ибо незаписанного — невидимый вагон и маленькая тележка. И я их тащу за собой, пытаясь материализовать и довезти до людей раньше, чем настанет станция «смерть».
Тогда же это были первые волшебные сочетания слов и звуков — и огромное будоражащее желание неизвестно чего. Не славы, не денег. А поддержки, нужности, участия в потоке мира со своим словом и звуком.

И вот в это время я выступила на паре бардовских слетов.

Лонгрид. Скоро мы споем то, что каждый день репетируем. Свою песню написать спеть проще. И она будет даже хороша. Но будет ли она вечна? Народная песня дает приобщение к чему-то значительно большему, чем мы сами и окружающая нас бытовая реальность.
Русские песни, которые дошли до нас — это гениальные произведения, просеянные миром и отобранные временем. И они, в отличие от многого, сейчас как бы модного и актуального, долговечны. Их обаяние не исчезает с годами и даже веками. Они сводят меня — нет, не с ума, но выводят от бытового состояния в космическое уже много лет. Наш концерт точно не будет скучным или пресным. Он будет очень ярким и фееричным, но не на внешнем плане. Мы не будем плясать в павлиньих перьях и орать дурными голосами. Но мы уведем вас в космос, по которому все тайно тоскуют. Если у вас отросла воспринималка (а она есть уже очень у многих, кто в жизни занят тем, что думает, чувствует и растет) — вы услышите это. Вы срезонируете. Вы услышите зов. Надо только собраться и прийти — и уже никогда не разлюбите народную песню. Забудьте старые кошмарные клише и стереотипы в виде нагло орущих румяных баб в матрешечных костюмах с люрексом. Народное искусство принижали и профанировали, имитировали и подделывали столько лет, что вызывали отвращение у целых поколений. Настало время узнать, что вас обманывали.
Народная песня — это очень крутая энергия и потрясающая красотой информационная структура. Она — очень мощная пища для души и лестница в небо. Многие говорят, что годами не могут забыть раз услышанные правильные концерты (в том числе наши). И дело не в нас, хотя мы тоже очень крутые и честно делаем то, что делаем: не портим и не опошляем, не украшаем слишком и не делаем непонятно и сложно. Мы перевозчики на другой берег — вас к песням, а песен к вам. Все дело в том, что это волшебные, магические и незабываемые мелодии. Которые можно познавать очень долго и глубоко, и всё находить в них очень новую и сильную красоту. Вы их тоже начнете любить и петь, и вы тоже испытаете мороз по коже.
А сейчас вы просто должны прийти к нам на концерт. Ибо концертов мало, а подготовка к ним грандиозная. Это событие.

Про узнаваемость. Ощущение от песни можно запомнить сразу, но потом обнаружить, что повторить ее невозможно. Что надо с микроскопом копаться и скрипеть мозгами несколько лет, чтобы только начать с ней сближаться. Притом, я замечала: ищешь какую-то песню, давно слышанную, находишь с ней сотню записей — и все не те. Хорошие, но чуть грубее, упрощеннее, эмоционально и энергетически ниже. Хотя, казалось бы, то же. А потом всё же находишь именно ту запись, и её не спутаешь ни с чем. И тут понимаешь, что исполняешь ее тоже схематично, потеряв тысячу нюансов. Что память выпустила их, что нужно вообще измениться всей своей структурой и заново изучать новой собой все ту же давно знакомую песню. Чтобы подняться до уровня, когда её не портишь, а с ней наравне. Такой парадокс — мы одновременно не можем полностью познать волшебное произведение, как оно сделано и как работает, но узнаем его из тысячи клонов.

6 июля 2019
Из ЖЖ Ольги Арефьевой

Одна девушка сходила на тренинг и у нее случилась депрессия, а может даже дебют психического заболевания.
Хотя на тренинге, по ее словам, плюгавый мужичонка-руководитель лишь рассказывал старые анекдоты, говорил явные глупости и плоско шутил.
А еще одна бабушка сходила в магазин и у нее случился инсульт.
А еще одна школьница сидела в контакте, а потом выбросилась из окна.
А еще один школьник купил жвачку и стал наркоманом.

Не надо разбираться в сложных и скучных причинах.
Надо срочно найти козла отпущения и на него вывалить лавину своих страхов, истерик и всю вину мира.
Черная рука ползет за вами и вашими детьми.
И сейчас взрослые люди активно пересылают историю, где накручено много-много эмоций, названо мало-мало фактов и совсем нет логических связей.

Я поняла, что мне очень мешает общаться склонность к неуместной и никому ненужной правде.
Например, рассказывает мне человек анекдот. Если бы я искренне рассмеялась — мы сразу друзья. А я морщусь и говорю «боян». Шлет в личку картинку со звездочками и домовенком Кузей — надо в ответ водопад сердечек! А я молчу как бука и ищу, где перекрыть переписку.
Присылает мне человек самонаписанный стих — я бегу от него по стенке, потом отвечаю «пожалуйста не шлите мне стихов» или снова ищу, где перекрыть переписку.
Шлет человек кино или танец — говорю: я это видела в 1999, и мне не понравилось. Блин, это совсем запредел. Сама же просила. Оля, нельзя же так.
Щьорд.
Я невыносимый человек.

После каждых гастролей в нашем полку прибывает буйно влюблённых. Это пылкие люди, которые не знают, куда девать свою атомную энергию. Я хочу рассказать, какие способы применения этой энергии считаю конструктивными, а какие — нет.
Мне очень интересно общаться с людьми, в том числе, новыми, иначе бы меня не было в сетях. Я могу позволить себе развлечения и отвлечения, иначе я бы не участвовала во многих событиях реальной жизни. Но до определённых пределов. Все эти прекрасные занятия не должны мешать делу и нарушать мои границы.

Вот что я считаю неконструктивным.

Сегодня день музыки. А что это такое и что о ней скажешь? Если она то вытягивается в струну, то сворачивается валторной, то лезет в уши и их коробит, то расплавляет душу до духа, а тело до костей, то убегает и хочет остаться непонятной, сухой, неразгрызаемой и высокомерной.
Люди без слуха, но щедро наделённые запахом и громкостью, шероховатые и уверенные в своём праве громко топать в ваших хрупких органах чувств, день и ночь перетаскивают по лестницам бытия свои представления о прекрасном. Оно ядрёное, вонючее, наглое и с матом. И это тоже музыка.
Сыграйте нам что-нибудь из музыки, музыкант! Ага, щя. Так взлабну, что мало не покажется.
А кто этот бледный человек в потёртой одежде? Композитор? Ну и кому он нужен со своими хрупкими и вечно требующими дорогостоящего ремонта инструментами? С этими мятыми-непонятными нотами-закорючками? Их даже некому исполнить. Только одна репетиция оркестра стоит 200 тысяч денег. А их надо три. Ну, две. И за студию и запись. Он никогда не услышит свою симфонию сыгранной живыми, недовольными, пахнущими беляшами из-за угла, слегка нестроящими и не успевающими в такт музыкантами. Которые учились всю жизнь и теперь ненавидят то, что им приходится играть.
Пусть этот композитор идёт вон, в Пятёрочку кассиром работать. Хоть польза будет. И день-деньской слушает одну и ту же замкнутую по кругу кассету про шальную императрицу. Её наша товаровед Мария Петросановна очень любит. Музыка!

Если вы хотите светски пообщаться с человеком, а он не обращает на вас внимания, просто подойдите и суньте руку ему в трусы.
И, нахмурив брови в положение «вахтёр», объявите: «я подозреваю, что там у этого гражданина нечто неправильное, недозволенное, нескрепное!»
И по этому прекрасному плану сразу человек должен начать срочно доказывать, что нет, он мылся, трусы без дырок, и размер писи у него неплохой, и мораль он соблюдает, ну почти.
И вот атакуемый, кто ещё недавно с самозваным инспектором и разговаривать не стремился, и замечать отказывался, начнёт краснеть, распинаться, показывать трусы и жопу. А напавший будет хмуриться и говорить: «Да ну? А по вам не скажешь! Ну-ка, ну-ка, а что это у вас вон там?»
Таковы, кажется, влажные фантазии людей, которые заявляются неведомо откуда и вдруг залепляют тебе: «А такой-то — ваш любовник?» «А такая-то — твой бойфренд?» «Вы с ним спите?» «Ну-ну, мы-то знаем!»

Это и правда нужно, только надо быть хитрым как змея и толстокожим как слон, чувствительным как бабочка и зубастым как волк. Еще ловким как кошка и добрым как Иисус Христос. И еще уметь подавлять зевоту и выполнять много грязной работы забесплатно. Еще ходить в каске, бронежилете и улыбаться.
В свете свежего предложения аж купить какой-то чужой, да еще и не того, кто предлагает, текст некой рок-песни (текста самого не прилагалось, наверное, чтоб не украли), перечитала собственный пост на близкую тему. А потом зачиталась комментариями.
Я раньше такие предложения сравнивала с тем, как питомнику породистых животных предлагают взять в «подарок», а то и купить грязное, беспородное, больное, блохастое, к тому же, чужое, животное. 

Иду на днях к Дредноуту в районе Таганской. Жара. У одного из зданий, в тенёчке, полусидит, привалившись ко входу, мужчина. И таким очень уверенным, властным голосом окликает: «Девушка! А девушка-а! Минуточку! Да-да, вы! Подойдите-ка сюда!»

Вот какая у вас реакция?

Моя: если человеку что-то надо — он подходит, а не подзывает. С чего это: ему надо, а я буду подходить.
Если ему что-то надо конкретное и простое — он говорит это сразу. А не «минуточку!»
А такие дела я называю «цыганскими подкатами». Вотэтивсе «девушка, можно спросить?» с отведением в сторонку.
Ничего хорошего вас там не ждёт, дорогие прохожие.
Поэтому мой ответ на такие подкаты всегда один: на три буквы. В сад.
Так что негромко отвечаю себе под нос «пошел-ка ты подальше» и иду своей дорогой. По иронии судьбы — записывать цыганские песни.

На следующий день ровно в том же месте фигурирует тётенька. И тоже командным голосом училки: «Девушка! Минуточку! Ну-ка подойдите сюда!»

Вчера почему-то многих на концерте и после него интересовал вопрос: как я пишу песни? Как я их сочиняю? Вопрос был не абстрактный, а очень настойчивый такой, активный и конкретный.
Так вот, запишу свои мысли.
Я не занимаюсь песнями и стихами как волевым усилием, как каким-то делом. Я не ковыряю в носу и не высасываю из пальца, я не гонима некоей земной выгодой, необходимостью или самоутверждением. Я не сижу с мыслью «надо написать песню!»
Я нахожусь в контакте с миром идей. Там существует в большом количестве энергия, активно желающая проявиться. У неё есть своя воля, своё требование и намерение. И она постоянно (вернее, событийно, волново) ищет сознание, готовое её принять и провести через себя. Ну как молния ищет, куда ударить. Как вода ищет, через какую дырочку вытечь. И если находится сознание, готовое её принять и пропустить через себя, если находится человек, готовый служить всеми своими силами, умениями, временем, деньгами, энергией, голосом, эмоциями, интеллектом — эта энергия устремляется к нему. Но при этом невозможно поймать её, зажать в себе, как-то самому съесть, а другим не дать. Энергия — это поток. Ты проводишь поток только когда умеешь одновременно (ну или в меру последовательно) принимать и отдавать. Ёмкость человека не так велика: он может накапливать относительно немного энергии. Ну кто больше, кто меньше — но всё равно это мало по сравнению с энергией мира. Удерживать в себе энергию — бессмысленное занятие, ну как удерживать песню и не петь, чтобы силы сэкономить. Смешно и нелепо.

Для меня концерт — всегда мистерия. Всегда праздник. Иначе бы это занятие не имело смысла.
Есть большое количество текущей суеты и непредсказуемых внешних обстоятельств: уютным ли будет зал, сложатся ли свет и звук, какие я на этот раз выберу или напишу новые песни, насколько они лягут на руку и на голос, на состояние и вибрации мира.
Как прошли репетиции, как налажено партнерство с музыкантами или внутри дуэта, в каком состоянии и настроении партнеры.
Ощущение повышается от минуты к минуте, проходя через череду маленьких ритуалов, довольно громоздких сборов и раскладывания множества бытовых мелочей.
Какой выбран костюм, каков сегодня состав инструментов.
Шнуры, пюпитр, стул, технические мелочи.
Частоты в звуке каждого инструмента.
Много подготовительных процессов и мелких беспокойств.

Когда я встретила этот текст, рука потянулась перепостить. Но что-то меня остановило. Невозможно это сделать без уточнений. Только сейчас собралась с мыслями, чтобы их записать. Я очень во многом согласна с автором, а кое-какие вещи для меня сформулированы впервые так четко, и я благодарна за это. Но есть один важный пункт, в котором мы расходимся. Автор утверждает, что тело человека принадлежит лично ему, и он может делать с ним что угодно, имеет полное право. А общественные институции, государство, власть, традиции насильственным образом разлучают человека со своим телом и захватывают на него права, порабощая нас, и женщин, и мужчин. Со всем этим я согласна, кроме утверждения, что «тело моё, что хочу — то и делаю». Все мы не можем смотреть на кровь, боль, насилие, изнасилование, убийство, пытки — если мы не маньяки-психопаты и не надсмотрщики концлагеря. Если у нас в голове не сломаны естественные механизмы, мы не можем смотреть на издевательства над живыми существами. Нормальный человек испытывает ужас, негодование, отвращение, возмущение перед сценами насилия.Норма — сочувствие жертве, желание спасти и уменьшить боль живого существа. Это не просто психический механизм. Это наше общечеловеческое, нечто над индивидуальным сознанием. Назовите это богом, инстинктом, душой, природой, сознанием или бессознательным, я не знаю. Но мы явно созданы силой более высокой, чем можем вообразить. И вот это сила в нас против издевательства над живой материей. Поэтому наше тело не только наше. Оно принадлежит вот этой создающие силе, мы в долгу перед ней, и она владеет нами не в меньшей степени, чем мы сами собой. Не общество, не власть, не гендерные стереотипы, не один или другой пол, не семья, не государство и не община. Мы не только свои — мы боговы, так говорится в библии, и тут я присоединяюсь. Это не разговор о религии, она как раз часто на стороне семейного насилия, репродуктивного насилия, отчуждения тела от его владельца. И что бы мы ни понимали под словом «бог» — я его употребляю сейчас не в контексте конкретных культов. Если оно неточно выражает мысль или не вписывается в вашу систему описания — найдите и подставьте свое.

За последние дни я не раз встречала такое явление: человек вроде рассуждает, вроде вменяемо и со многим я соглашаюсь. И вдруг проскакивает слово-жупел: либералы. Как бы между делом.
Слово не было ругательным и вообще имело какой-то разборчивый смысл давно. Сейчас это ярлык, дающий удобство манипулирования вам и вами. На него навешаны оттенки презрения, насмешки, недоверия, оно дает возможность смотреть с высокомерием, держать в уме обвинение в «предательстве», печеньках госдепа, глупости, прекраснодушии, назойливости и так далее. Машина долго работала, чтобы стало так.