Илья Беляев. Острие кунты. Путь русского мистика.

Страница 16 из 51

ГЛАВА 13

Размышляя «как», ты ничего не сделаешь. Просто делай.

Тоша не любил рассказывать о своей жизни. То немногое, что мне удалось узнать, может дать лишь приблизительную картину того, что произошло с ним до его приезда в Ленинград.

Тоша родился 21 января 1957 года в Сыктывкаре, простой семье. Отец его был коми, мать — русской, у него был старший брат, человек, судя по всему, самый обыкновенный. В школьные годы Тоша отличался сдержанностью, замкнутостью и держался особняком. Впервые его необычные способности проявились, когда ему исполнилось 12 лет.

Однажды он шел по берегу реки и нашел утонувшего голубя. Каким образом голубь мог утонуть, было непонятно. Скорее всего, из воды его вытащили игравшие поблизости ребятишки, поскольку он был мокрый. Повинуясь безотчетному импульсу, Тоша взял голубя в руки и просидел так неподвижно около часа, пытаясь вернуть жизнь в неподвижное тельце. Когда он собирался уже сдаться, голубь открыл глаза и встрепенулся. Тоша бережно положил его на песок и какое-то время продолжал еще держать руки над постепенно приходившей в себя птицей. Наконец, голубь встал, отряхнулся, расправил крылья и улетел.

Лето Тоша проводил в маленькой северной деревне у бабушки с дедушкой. В этой деревне проживал дурачок со странным именем Евдол. Он был вдовцом и жил один на краю деревни на крохотную пенсию. Поскольку дурак никогда ни с кем не разговаривал, его принимали за немого. В любую погоду Евдол носил застегнутый наглухо, потрепанный синий френч и фуражку. Когда приходил день пенсии, он шел в магазин и покупал себе консервов. Тут же, в магазине, дурак открывал консервы зубами и немедленно поглощал содержимое. Чем Евдол питался в перерыве между пенсиями, непонятно, поскольку ни огорода, ни скотины у него не было.

Дни свои Евдол проводил в более чем странном занятии. Ранним утром на рассвете он брал топор и шел в лес. Там выбирал высокую ель и валил ее. Потом отрубал макушку, очищал ее от веток и делал дубину. С дубиной на плече он возвращался домой и клал ее в поленницу, сложенную из таких же дубин. Поленница с годами превратилась в огромную гору. Зачем Евдол это делал, люди не знали, да никто, впрочем, и не спрашивал его об этом. Односельчане Евдола побаивались, но, как будто, и уважали.

Как-то Тоша пошел на озеро на рыбалку и увидел дурака сидящим на берегу с удочкой. Тоша хотел обойти его, но Евдол замахал рукой, подзывая мальчика к себе. Тоше стало не по себе, и все же он подошел. Улыбаясь в седую бороду, дурак начал говорить. Оказалось, что никакой он не немой. Более того, в процессе разговора выяснилось, что Евдол — вовсе не дурак, а самый мудрый и интересный человек в деревне. С того дня они подружились, и Евдол стал чем-то вроде Тошиного учителя. Чему блаженный научил его, Тоша не рассказывал, но эта встреча была первой на пути его исканий.

Лес отомстил Евдолу — он умер, придавленный срубленным им деревом, причем умер не сразу, поскольку часть ветвей над ним оказалось обрубленной, — он пытался выбраться, но не смог. Тоша говорил, что Евдол был первым встретившимся ему человеком, который жил по Дисе.

В восемнадцать лет, по окончании физико-математической школы, Тошу призвали в армию. Когда на медкомиссии ему велели раздеться, оказалось, что на груди у него был большой нательный крест. Начальник медкомиссии, полковник, пришел в ярость и потребовал, чтобы Тоша немедленно снял крест, но он отказался это сделать. В результате Тоша угодил в сумасшедший дом и впервые узнал, что такое аминазин. Из психушки ему удалось бежать, и он приехал в Ленинград, где поступил на биологический факультет университета. Таким образом, ему удалось избежать армейской службы. Из университета его через год исключили за чтение нелегальной литературы — кто-то стукнул.

После этого Тоша отправился путешествовать автостопом по Союзу. Он искал людей, обладавших внутренним знанием. За время своих путешествий Тоша встретил нескольких замечательных людей. Одним из них был деревенский знахарь Матвей Лавочкин, где-то в средней России, который лечил любую болезнь. Метод лечения был так же прост, как и эффективен. Пациент должен был принести с собой бутылку водки. Матвей выставлял на стол закуску, и за приятной беседой незаметно протекало время. Закончив бутылку вместе с хозяином, боль- ной вставал из-за стола совершенно здоровым. Что лечить, лекарю было все равно, да он особо в это и не вникал. Все случаи исцеления были равно успешными. Тоша подружился с Лавочкиным и какое-то время жил у него. Он называл Лавочкина чудом природы.

Уже в Ленинграде Тоша получил письмо от сына Матвея, в котором тот писал, как узнал о смерти своего отца. Сын знахаря проходил службу под Мурманском, и однажды ему зачем-то понадобилось залезть на чердак армейской казармы, где он жил. Чердак был завален каким-то хламом, покрытым густым слоем пыли. Неожиданно он увидел среди этого хлама фигуру человека, это оказался его отец. Остолбенев, он спросил папашу, что тот здесь делает. Матвей сказал, что он умер и пришел проститься. На следующее утро в часть действительно пришла телеграмма о его смерти.

Другим интересным человеком, встретившимся Тоше, был Малхас Горгадзе, художник из Тбилиси.

Малхас был суфием и имел полный пояс посвящения. При вступлении в орден ученику давался кожаный пояс, на который, по мере продвижения по суфийскому пути, навешивались серебряные бляшки. Бляшки были сделаны таким образом, что каждая последующая входила в предыдущую и сцеплялась с ней. Когда весь пояс оказывался заполненным, это означало полное посвящение.

Малхас взял Тошу в горы, чтобы показать ему старинный грузинский обряд исцеления безумия пением. Для этого они приехали в дальнюю деревню, где несколько стариков еще знали, как совершать этот обряд. Действие происходило на рассвете. Больного вывели из деревни и отвели в ущелье, по дну которого бежал горный ручей. Старики, одетые в традиционную горскую одежду, встали в круг на берегу, безумца же поставили в середине. После молитвы они взялись за руки и начали торжественно и протяжно петь древний семиголосный канон. Звуки пения, отдаваясь от стен ущелья, создавали неповторимое эхо. Эхо смешивалось с голосами, и казалось, что горы пели вместе с людьми.

Больного стало трясти, он истошно кричал не своим голосом. Потом он повалился на землю, встал на карачки и стал быстро бегать на четвереньках, стараясь вырваться из круга. Глаза его закатились, на губах показалась пена. Старики же продолжали невозмутимо петь, крепко держась за руки и не выпуская безумца из круга. Наконец, больной затих, распластавшись на земле. Пение прекратилось, несчастного завернули в одеяло и понесли назад в деревню, где он проспал трое суток, после чего проснулся совершенно здоровым.

Вернувшись в Тбилиси, Тоша в доме Горгадзе впервые увидел ауру толпы, Малхас показал ему упражнение на развитие способности видеть каждым глазом по отдельности. Эта способность позволяет увидеть вещи, неразличимые обычным зрением. Само упражнение очень просто: нужно встать возле полураскрытой двери и прижаться к ней лбом так, чтобы одним глазом смотреть внутрь комнаты, а другим — по другую сторону двери. Зрение при этом нужно сфокусировать таким образом, чтобы отчетливо видеть оба пространства одновременно.

Попрактиковавшись таким образом какое-то время, Тоша вышел на балкон. Был вечер выходного дня, и внизу по бульвару прогуливалось много народа. Тоша увидел, что над толпой висит радуга. Это было разноцветное сияние, состоявшее из всех мыслимых и немыслимых цветов, — постоянно переливающихся, смешивающихся и переходящих один в другой. Зрелище было завораживающее. Радугу эту составляли ауры множества людей, но она казалась одним огромным многоцветным живым существом, живущим своей независимой жизнью. Жизнь эта словно бы не знала смерти.

Вернувшись после своих странствий в Ленинград, Тоша нашел своих бывших приятелей по университету, Сережу и Джона, которые стали его первыми учениками. Тоша был необычайно одаренным человеком и как-то сразу, без усилий, становился мастером во всем, за что бы ни брался. Взяв впервые в руки краски, он уже знал, что с ними делать. Он был интересным художником, знал медицину, писал стихи. Мог идеально насвистать самую сложную мелодию, единожды ее прослушав. Тоша был хорошо образован и легко мог поддерживать беседу с профессионалами самых разных профессий, включая ученых. Он обладал феноменальной памятью и владел техникой скорочтения. Однажды я дал ему роман Набокова «Камера обскура». Тоша пролистал его и через пятнадцать минут вернул мне, после чего подробным образом пересказал содержание романа.

Любовь к комфорту удивительным образом сочеталась в нем с абсолютной неприхотливостью — Тоша мог обходиться самым малым, ему ничего не было нужно. Он одинаково спокойно переносил жару, холод и отсутствие еды. Не могу вспомнить ни одного случая, когда бы он вообще из-за чего-нибудь переживал. Однажды Тоша сказал Джону, что терпение у него сатанинское. И это действительно было так. Самым его лаконичным советом каждому из нас было: «Не тусуйся».

На жизнь Тоша зарабатывал лечением руками и благодаря этому познакомился с Наной, которая стала его пациенткой. Тоша вылечил ее от тяжелой болезни. Нана обладала большими связями и все время пыталась куда-нибудь Тошу пристроить. Но пристроить его куда-либо было невозможно, поскольку Диса делала Тошину жизнь абсолютно непредсказуемой.

Однажды я спросил Тошу, как он открыл Дису. Он сказал, что, прожив какое-то время у Малхаса, отправился в горы и провел там около месяца, кочуя с пастухами. Однажды он шел по узкой горной тропе, с одной стороны которой была пропасть, а с другой — отвесная скала. Неожиданно из-за поворота показалось стадо горных козлов архаров, впереди которого прямо на Тошу несся мощный вожак с огромными, загнутыми назад рогами. Разойтись на этой тропе было невозможно, и гибель казалась неизбежной.

Дело решали секунды. И Тоша, а вернее, его тело, сделало то, что оказалось в этой ситуации единственным выходом. Он застыл, выбросил вверх руки и дико, нечеловеческим голосом заревел. Тоша говорил, что повторить этот крик он бы не смог.

То, что произошло после этого, его потрясло. Вожак прыгнул в сторону и исчез в пропасти. За ним начало прыгать все стадо, включая ягнят, и вскоре тропа опустела. Тоша сделал несколько шагов вперед, еще не веря своему избавлению, потом снял рюкзак, лег у края пропасти и, перегнувшись, посмотрел вниз. К своему изумлению, он увидел, что стадо, целое и невредимое, карабкается по скалам где-то далеко внизу, спускаясь в долину.

Тошу спасло то, что он молниеносно, без тени колебаний и сомнений, последовал импульсу тела. Размышляя об этом случае позже, он задался вопросом: а нельзя ли следовать этому интуитивному импульсу всегда и во всем? Естественным ответом, казалось бы, было «да», но тогда почему же в таком случае люди этого не делают, а выходят на уровень следования глубинной интуиции разве что в критических ситуациях? Проблема заключается в том, что глубинное интуитивное знание является скрытым резервом, позволяющим человеку выживать в экстремальных условиях легко — обычно он надёжно укрыт ментальными и эмоциональными блокировками.

Ключ к открытию этой двери Тоша нашел в желании. Желание никогда ничем не забито, а напротив, является самой очевидной и вопиющей реалией нашей психической жизни. Пока мы живы, мы всегда чего-нибудь да хотим. И, что самое главное, в своем желании мы всегда уверены. Для того, чтобы научить нас хотеть, никакой учитель нам не нужен. Желание — это чистое проявление протекающего через нас потока жизненной силы, оно доступно нам всегда и везде. Неважно, какую форму принимает желание — хотим ли мы разбогатеть, спастись или просто почесаться, — за всем этим стоит один жизненный принцип, стремящийся максимально полно проявить себя. Поэтому работать со своими желаниями можно всегда и везде. Вопрос только в том, что и как нужно делать.

Отвечая на этот вопрос, Тоша пришел к Дисе. Полное доверие к себе, выражающееся в следовании своему желанию, оказалось для Тоши пробным камнем его внутренней работы. Он обнаружил, что в любом из наших, пусть даже самых незначительных желаний, скрыта возможность проследить это желание до его истока, и исток этот находится в основе всех желаний человека — в играющем с самим собой Творце, желающем вернуться к себе и познать себя через свои создания.

Диса не означает удовлетворение своих абсурдных фантазий, которые, на самом деле, вовсе не являются нашими желаниями, а всего лишь тем, что они на самом деле и есть, — фантазиями. Подлинные желания просты, естественны и проистекают из самого хода жизни. Они всегда соответствуют ситуации, а не противостоят ей.

Ключом к практике Дисы является искренность. Только искреннее постоянное делание того и только того, чего ты на самом деле хочешь, приводит к самопознанию. Но это путь не для слабых. Диса требует немалого мужества, поскольку ее практика приводит к немедленному противостоянию с правилами человеческого общежития, построенному на прямо противоположных принципах, и, как результат, к неизбежному конфликту с ним. В этом конфликте человек остается один на один со своей Дисой и, соответственно, с самим собой. В этом смысле Диса — абсолютно индивидуальнаяпрактика.

Много лет спустя я обнаружил, что подобные практики были разработаны в индийских тантрических школах и в Дзогчене. Например, Вирупа, Владыка йогинов, в своих дохах говорит, что, если не отрекаться, не достигать и ни за что не держаться, а делать без ограничений всё, что нравится, — это и есть наивысшее, самое благое поведение. Но, как оказалось, каждый из нас должен изобрести велосипед самостоятельно.

Как-то я спросил Тошу, что делать, если ничего не хочешь. «Тогда ничего и не делай», — был ответ. Я попробовал, но вскоре убедился, что это невозможно. Как бы мы этого ни хотели, мы не в силах отрешиться от действия, которое составляет основу нашего существования. А основа действия — желание. Из чего же происходит желание? В ответе на этот вопрос и заключается секрет Дисы.

Посвятив этой практике много лет, в какой-то момент я вдруг обнаружил, что Диса перестала для меня работать. Она прокручивалась, как колесо, буксующее на одном месте. Видимо, идеальных практик не существует, и приходит время, когда все, что ты узнал, следует оставить позади. Размышляя об этом, я пришел к выводу, что, какой бы замечательной ни была практика Дисы, это практика дуалистическая. Для начала пути это неплохо, но нужно было двигаться дальше. У Дисы есть один существенный недостаток, а именно то, что весь мир для практикующего распадается надвое: на то, что ему желанно, и на то, что нет. Дисе не хватает тотальности восприятия. Научиться отслеживать свои подлинные желания и с открытым сердцем следовать им, снимая таким образом различие между желанием и действием, — значит стать искренним в своих действиях. Это огромное достижение, но, как выяснилось, лишь половина дела.

Следующий шаг — научиться принимать мир таким, какой он есть в своей тотальности, без различения на желанное и нежеланное, приятное и неприятное, поскольку источник и боли, и наслаждения — один. Зажатые в тисках различения, мы неизбежно вступаем в войну с самими собой и с миром в поисках желанного нам и в этой борьбе противостоим Творцу, вместо того чтобы объединиться с Его волей и позволить ей беспрепятственно проявляться через нас. Сражаясь с творением, мы не только теряем силу, но и отрезаем себя от источника бесконечного могущества, который, на самом деле, гораздо ближе к нам, чем кажется.

Подлинное принятие — это не одноразовый акт, а непрерывный процесс тотального принятия действительности в ее данности. В этом и заключается вся сложность. Нетрудно смириться с судьбой на минуту, трудно смириться в динамике непрерывно меняющихся обстоятельств. Тем не менее, именно принятие ситуации в ее развитии высвобождает движущие этой ситуацией энергии и позволяет практикующему их усвоить.

Принятие мира в его таковости вовсе не означает пассивности. Скорее, это революция активного смирения, и оно дает силу. Действовать из состояния наполненности означает быть естественно щедрым, в то время как в большинстве случаев мы действуем из недостатка или нужды, поскольку нам всегда чего-то не хватает. Это постоянное ощущение недостатка или нехватки не позволяет нам чувствовать себя детьми Божьими, наследниками сокровищницы Отца.

Когда чаша переполнена, она переливается. Подлинное действие спонтанно выливается в мир. Оно происходит от переполненности, а не от недостатка, и естественно направлено на отдачу. Поэтому для того, чтобы быть в состоянии отдавать, нужно сначала научиться принимать — принимать мир таким, каков он есть. И тогда мир наполнит нас своими плодами — яблоки падают на землю осенью, не в силах более удержаться на ветке.